Пеетер Алик

В МЕЧТЕ О БОЛЬШОМ НАРРАТИВЕ

Мы не так уж и много знаем о том, что творится в культуре соседней Эстонии. Недавно в галерее журнала «Новый мир искусства» прошла выставка графики  эстонского художника Пеетера Аллика «Художник и курица». Пока трио эстонских гитаристов с незапоминающимся названием Weekend guitar trio исполняли нервно-сладко-парадоксальные импровизации, чем-то удивительно стилистически схожие с чёрно-белой волнистостью гигантских увеличенных в цифре гравюр Аллика, сам автор бродил по залам галереи с рюмкой «Ванна Таллинн» как дитя по им же созданному лесу. Кудрявый, большеглазый, в зелёном свитере, он чем-то напоминал хоббита. Меня поймал арткритик Михаил Кузьмин и сказал: «Смотри, не правда ли он как ребёнок! Я знаю очень мало художников,  про которых можно так сказать!». 

Гравюры  Аллика  производили сильное впечатление. Странные аллегории, сотканные из совмещения знакомых знаков, символов и образов. Какая то новая европейская мифология, созданная при сбое в компьютерном мозгу. Вроде всё старые вещи- Пегас, дитя, сова среди цветов («Искусство второго плана»), дама в нижнем ретро-белье, взбудораженная толпа из схожих человеческих единиц на асфальте, напоминающем отпечатки пальце, но что-то где-то замкнуло, и старые толкования буксуют. Вопреки тому, что искусство умерло, автор умер, произведение скончалось, от  работ Аллика веяло чем-то свежим и невиданным, а мозги оживали и закручивались в трубочки от желания увиденное интерпретировать. Ещё более сильное впечатление произвели на меня живописные полотна Аллика, которые он мне показал в виде репродукций в эстонском журнале по искусству.

            «Кстати, а сколько  журналов по искусству выходит  в вашей культурной столице?»,- спросил Аллик. Я задумалась и ответила: «Один, «НОМИ», остальные умерли или еле живы». «А у нас в Эстонии два журнала выходит. Значит больше чем у вас!».

            На огромных живописных полотнах Аллика голые целлюлитные люди разных возрастов куда-то бредут, сидят на танках, старые эстонские Адам и Ева стоят в траве, в руках у одного из персонажей- наша юная зелёно-голубая планета. Голые люди с городскими современными телами офисных служащих, объедающихся нездоровой массовой пищей в супермаркетах, вовлечены в гигантские мировые процессы, это- человечество, которое куда-то движется, ему угрожает Апокалипсис, но весёлые голые женщины облепляют своими телами железный мужской танк...  Пеетер Аллик строит свою визуальную новую мифологию, толкования Алликовских снов неоднозначны, многослойны, в них присутствует тяжеловатый материалистический  прибалтийский юмор.

            -Первый раз я был в Петербурге в 84 году, с группой эстонских старшеклассников. Я был хороший деревенский мальчик, на мне был серый пиджак, рубашка, галстук. Нас сводили днём в Эрмитаж, вечером – на дискотеку. Ленинградские девочки удивлялись моей одежде, говорили- о, какой солидный! У меня был фотоаппарат «Агат», я сделал 74 кадра- снимал Невский проспект. В Петербурге до революции жил и выучился на музыканта один из моих предков- брат прадедушки. Потом он вернулся в Таллин и создал там консерваторию. До первой мировой войны Санкт-Петербург был самым большим эстонским городом.

            -Как это?

            -Ни ва Таллине, ни в Тарту тогда не жило столько эстонцев, как в Петербурге. Моего родственника звали Ян Тамм, моего отца тоже учили на музыканта, но он стал рабочим. Ему нравилось работать на заводе, он хотел, чтобы я тоже был рабочим. Но я поступил в художественную школу в Тарту, изучал живопись и графику в университетах Таллинна и Тарту.

            Из всех российских городов я больше всего люблю Санкт-Петербург, потому что он больше всего меня любит. У меня в Петербурге было уже три выставки. В Москве – ни одной.

             Ещё я служил в Красной Армии в Волгограде. Это был странный город, в нём всё было про войну. Нас часто водили в Волгоградский театр, чтобы мы заполняли зрительный зал. Там тоже ставили спектакли про войну- такие крутые авангардистские спектакли. Артисты направляли оружие в зал и стреляли в нас, будто мы враги. Иногда они делали вид, что бросают в нас гранаты.

            В Красной Армии нас всё время заставляли маршировать по плацу и много бегать. Я однажды что-то не так сделал, мне объявили арест. Полковник был незнакомый, он спросил мою фамилию. Я сказал, что я ванов из второй роты. Потом всё же узнали, что это был я- с таким круглым лицом. Меня забрали в КГБ и дали кипу белой бумаги. Моё наказание состояло в том, что я должен был разлиновать часть листов линейками через каждые 2 миллиметра, а оставшуюся часть- через 9 миллиметров. Наверное, поэтому я так люблю линогравюру.

            А вообще больше всего в Росии мне нравятся книги. У вас вот Павича всего перевели, а в Эстонии вышла только одна его книга. У вас можно всего Сорокина купить, у нас есть только его «Голубое сало». Я очень люблю Сорокина, это мой любимый писатель. Я сам хочу быть Сорокиным в изобразительном искусстве. Мне нравятся его конструктивные нарративы. В 80-е годы процветал постмодернизм, коллаж,  смешанные техники. Сорокин уже тогда, в сторожах, стал писать так, как будто это- 90-е годы. Он стал создавать большие мистификации, конструировать свои большие нарративы- в противовес тем большим нарративам, с которыми он воевал. Я не знаю другого такого писателя.

            У нас в Эстонии Пелевина много перевели, ставят в театрах пьесы по его книгам. А вообще самый большой и уважаемый эстонский писатель- это Довлатов. Подобно тому, как самый большой чешский писатель- это Кафка, который был евреем и писал по-немецки. В 75-76 году Довлатов жил в Эстонии, работал в русской газете, он хотел, чтобы опубликовали его роман «Зона». Этого не сделали, и он уехал в Америку.

            Из современных эстонских писателей мне нравится Андрус Кивирякх- своим юмором, использованием фольклора.

            Ещё знаменитая эстонка- это Анна Вески, которую приглашают в Россию выступать на концертах в День милиции, вручают ей милицейские ордена.

            Недавно сделали фильм про знаменитого эстонца- Алехандра Кесккюлу. Он был учителем Ленина Он работал послом в Швейцарии и научил Ленина, как получить у немцев деньги для коммунистической революции. Потом он привёз Ленина из Финляндии в Петербург. Его убили в Испании в 50-е годы при загадочных обстоятельствах. Это был такой наш эстонский Джеймс Бонд.

            В Эстонии сейчас модно собирать произведения художников 30-х годов. В России большая академическая традиция, в Эстонии академистов почти нет. Недавно открылся арт-холл, там 3 галереи, большой музей Нового искусства, зал в стиле архитектурного функционализма, такого нигде не увидишь. Там представлена    коллекция работ русских академистов 19 века, сюрреалиста Иоганна Кёллера. Из современных русских художников в Эстонии лучше всего знают Олега Кулика и Ольгу Тобрелутс.

            Ешё очень интересный человек в Эстонии Ян Манитсков. Он был менеджером группы АББА, потом, в 90-е он купил в Северной Эстонии на берегу Финского залива бывшее колхозное здание, сделал там приватный музей изобразительного искусства. Он купил у меня три большие картины.

            В Эстонии почему то считают, что я панк. Но я совсем не такой, причёска у меня другая.

 

 

Hosted by uCoz