Марина Азизян, художник

ТРЯПИЧНАЯ ЖИЗНЬ СЛОВА

Заметки с выставки Марины Азизян (музей Ахматовой, 3-30 сентября 1990 г.)

 

            Можно ли Слово сотворить, дать ему плоть, развернуть на плоскости, сделать цветным, осязаемым- главным персонажем изображения?

            В недалёком прошлом красно-белые транспаранты изумляли мощным представительством реальности сказанного. «Миру-мир!», «Ленин жив!». Слово реально развевалось на ветру, слово пеклось на солнце, слово до ниточки промокало от дождя. У слова была своя публичная трогательная (от «потрогать руками») жизнь. Впрочем, в недалёком прошлом,миру слов вообще придавалось особое значение,мир слов был реальностью, мир вещей- ирреальностью, зазеркальем. Практиковалась жизнь в мире слов. Слова созидались из ткани, цемента, металла, слова украшали здания, подобно завиткам в барокко.

            Работы Марины Азизян- из ткани. «В начале было слово»- называется одна из работ художницы. И, действительно, большая часть работ представляет собой буквыв, слова, азбуку- из ткани, на ткани... Рай, Мария, Пушкин... Тряпичная жизнь слова- всё же удивительно отличается – от жизни слова бумажной, виртуальной, звуковой, телевизионной. Жизнь в ткани намекает на смертность слова, на его тленность, рукотворность, сотканность. Слово в руках женщины с иглой- всегда мягкое. И чуть пыльное (обнажается бег и пыль времён).

            Между коврами на выставке- многочисленные «композиции из зеркал», «памятники», скорее похожие на каменные восточные надгробия- часто с маленькими фотопортретиками (Бродский,Параджанов). Бренные слова- и более прочные, вечные- изображения (зеркало отражает вечно-сиюминутное). Душа и ткань мира. То, что сейчас- и то, что всегда.

            Чистая стихия живописи- который раз- оказывается коленопреклонённой перед строкой Евангелия, перед Словом. Живопись- служанка богословия, так сказать. Живопись настаивает на единоутробном братстве с литературой. Жизнерадостная вакханка, опьянённая стихией цвета, к концу столетия уступает место иллюстратору, скромно прислуживающему с кисточкой в руках (с иголкой) миру слов.

            Слово- так же интернационально, как и изображение. Отсюда работы, посвящённые Параджанову и Бродскому, преодолевшим языковые и национальные барьеры. Полотно «Эмиграция» изображает мёртвую царевну, плывущую на лодке, везущую в чреве Церковь- духовное, то, что вне языковых преград. Слово, которое было в начале- понятно всем, даже цветам и птицам («Проповедь Франциска Ассизского»).

            «Роза при имени прежнем»- хочется процитировать Умберто Эко.