Леонид Балашевич, директор клиники микрохирургии глаза имени Святослава Фёдорова

 

Как-то знакомый фотограф Альфред Паулаускас стал настойчиво меня приглашать на выставку фотоклуба «Дружба». Выставка проходила в необычном месте- в рекреационном зале клиники микрохирургии глаза имени Святослава Фёдорова. На стенах висели пронзительные фотоработы высокого художественного и технического качества, а в зале восторженно переговаривались, обнимались, вспоминали прошлое и обсуждали настоящие немолодые люди, среди которых я увидела множество знаменитых мэтров петербургской фотографии. Меня подвели к Леониду Балашевичу, директору фотоклуба, который возник 30 лет назад. Он же оказался и директором клиники. 

 

-Леонид Иосифович, вот вы врач и фотограф,  дважды директор. Расскажите, как так получилось, что вы возглавили ещё и фотоклуб «Дружба»?

-Я врач с 23 лет, я тогда был врачом и офицером, я служил в Военно-медицинской академии, был в звании полковника. Выборгский дворец культуры, где мы собирались, так получилось, закрывался на реконструкцию. Ребята остались без клуба, и мы тогда обосновались в Доме дружбы с народами зарубежных стран на Фонтанке, в Шереметьевском дворце. Тогда там было очень толковое руководство у Дома дружбы, и они поощряли такую работу. И я работу с фотоклубом возглавил тогда, ребята меня выбрали. «Дружба»  просуществовала лет 5. Потом КГБ закрыл этот клуб.

-За что?

-Ребята отправили фотовыставку за границу в Габрово, на выставку юмора, но идеологические требования были тогда очень строгими, и выставку задержали на границе, а нас закрыли. Там ничего особенного не было.  Дури тогда хватало. Но ребята, которые тогда занимались в клубе- сейчас это всё профессионалы. Они этим зарабатывают на хлеб.  Я- исключение, для меня фотография- это отдых после напряжённой работы. Для врача это важно, мы работаем в  минусовом эмоциональном поле.

-Вы в детстве увлеклись фотографией?

-Я проявлял интерес к рисованию ещё в школе. Но так сложилось, что я не мог заниматься образованием в области искусства и переключился. Я рос в послевоенной Белоруссии. Разруха тогда была ужасная. У меня  был трофейный маленький аппаратик в 10 классе, «кодак»,  контактные отпечатки мы делали 4,5 на 6 сантиметров. А  первый мой  фотоаппарат ФЭД я купил в Военно-медицинской академии на сталинскую стипендию.

-Ой, расскажите про сталинскую стипендию! Кому её давали, сколько это было денег?

- Надо было 2 года учиться только на пятёрки. Это была большая стипендия, она равнялась зарплате врача с десятилетним стажем. При полном государственном обеспечении, на котором мы находились, это были большие деньги.

-Учителя в фотоискусстве у вас были?

-Учителей не было. Практически я постигал всё сам. Начинал я  более серьёзно участвовать в фотоделе в 1967 году. Я служил на Камчатке в дивизии подводных лодок, и у нас была  областная выставка художественной фотографии, посвящённая 50-летию Советской власти. Я выставил очень красивый снимок Камчатки. У меня очень хорошие негативы вышли, они сохранились до сих пор. И я получил первую премию. Меня это очень стимулировало. Когда я вернулся в Ленинград в Академию сначала как слушатель курсов повышения, я сразу пошёл в Выборгский дворец культуры  и стал участвовать в работе клуба «Дружба».

- Что вас влекло к фотографии?

-Два аспекта. Первый- чисто деловой. Сегодня это не столь важно при компьютерных технологиях. Но тогда- я занимался наукой, и тогда нужно было уметь печатать на машинке и фотографировать, потому что, чтобы  оформить свою диссертацию и научные статьи, нужны были фотографии. Я даже иллюстрировал книги, которые выходили на кафедре. Я проиллюстрировал «Учебник общей военной офтальмологии»,  400 моих фотографий вошло в учебник. Второй аспект- чисто художественный. Меня привлекала портретная съёмка, пейзаж, натюрморт. Я до сих пор занимаюсь этим.

- Портреты- это красивые девушки?

-Понятно, девушки всех интересуют. Но гламурная съёмка меня совсем не интересует. Сделать красивую картинку -это всегда приятно. У меня пациенты- в основном пожилые люди, и у них, на мой взгляд, очень  интересные лица. На них печать прожитого, мысль. Девушки- это оболочка. А человек,  независимо от возраста, может быть очень интересным объектом для съёмки. Я уж не говорю о пейзаже. Я никогда не считал себя сильным фотографом, я принципиально не помещаю свои фотографии на сайтах, не участвую в тусовках. Для меня это выражение моей внутренних потребностей

 Я получал награды за свои фотоработы, но это не было главным. Главное- это предмет.

Я начал собирать коллекцию фотоаппаратуры, у меня большая коллекция фотоаппаратов. Я до сих пор их изучаю. Фотография мне интересна потому, что я офтальмолог. Глаз и фотоаппарат- это одно и тоже, только фотоаппарат квадратный, а глаз круглый. Компьютерная обработка информации- это тоже самое. Орган зрения и цифровой фотоаппарат с компьютером и фотошопом- это тоже самое, что глаз.

-Какой интересный поворот! То есть изучение конструкции фотоаппаратов помогало вам изучать конструкцию глаза…

-Так получилось, что в то время, когда я начинал заниматься фотоаппаратурой, был только один музей в СССР в Шауляе. Там была очень интересная коллекция. В Москве в Политехническом музее был небольшой отдел. Мне было больно смотреть, как всё пропадает. Когда рухнул СССР, ЛОМО, отдел фотографический в нём- всё выбрасывалось. А я собирал. Когда им понадобилось отмечать 50-летний юбилей «Смены», 75-летие «Фотокора»- то ко мне обращались. У них ничего нет. Я им статьи писал в их малотиражки. Это всё очень плохо. Мы не помним своего прошлого. Особенно  памятники материальной культуры. Вот на Западе, приезжаешь в Штутгарт- а там музей автомобилей- это потрясающе! Или  политехнический музей в Мюнхене! У нас же ничего нет!

-А у нас были свои  достижения в деле создания фотоаппаратуры?

- У нас были достижения. Я собрал почти всё, у меня нет нескольких редких экземпляров, это сейчас  очень интересная экспозиция. В 1958 году в Брюсселе мы получали золотые медали! Фотоаппарат «Ленинград» получил золотую медаль, наша оптика ни в чём не уступала западной. Обидно, что у нас прекратил существование последний завод Красногорский. У нас даже «зенит» уже не выпускают. К сожалению, когда начали внедряться цифровые технологии, мы начали отставать. Мы тут проиграли японцам. Это особенности тоталитарной системы, при которой ничего развиваться не будет . Нет конкуренции -нет продукции. Сейчас похожая ситуация складывается. И это очень опасно. Сначала мы копировали западные образцы, но, начиная с 40 годов, у нас были и свои интересные образцы. Энгельгардт сделал первый зеркальный фотоаппарат на узкую плёнку. Он появился в свет вместе с знаменитой «эрзатой».

-Но вернёмся к «Дружбе».

-Так получилось – на протяжении 30 мы сохраняем контакты. Когда я стал директором клиники Фёдорова, нам нужен был очень хороший фотограф. Тут и наука и контроль за больными, нам нужна очень хорошая фотография, и я пригласил друга Валерия Дегтярёва, лауреата многих международных выставок, талантливого фотографа. Он стал моим помощником и связующим звеном с другими ребятами. Мы стали контактировать. Во время моего юбилея здесь сделали в клинике мою фотовыставку.

-Очень удачная идея! И как больные глазами люди прореагировали на демонстрацию фотовидения?

-Искусство- это один из видов терапии, терапии души. Мы проводили здесь разные выставки. Неожиданно эта фотовыставка получила очень хороший приём, я пригласил ребят из фотоклуба, родилась идея сделать нашу общую выставку. В сентябре в музее фотографа  Буллы на Невском мы хотим её повторить. Среди 30 авторов  такие киты фотографии, как Светлана Тимофеева, лучший пейзажист  России. Китаев- классик уже. Это всё наши ребята. Колбасов, другие авторы…

- А можно у вас теперь как у врача спросить. Что сейчас со зрением в стране происходит?

-В 1930-е- 1940-е года был век радио, информацию мы получали через слуховой анализатор. Сейчас всё изменилось. Мы всю информацию получаем через экран, компьютер, телевизор и т.д.. Это колоссальная нагрузка, это приводит к ряду проблем: синдрому слепого глаза, усталости, нарушению аккомодации. С детского садика дети сидят у компьютера, играют. Игры 100 рублей стоят. Их не оторвать от игр. Это особенности цивилизации. Человек же был создан для того,  чтобы охотиться- бегать за зайцем, антилопой. Читать ему не надо было. Эволюция  привела к тому, что глаз, приспособленный для иной цели, используется для этого. Это ненормально. Человек ещё к этому не готов.

-А медицина?

-Медицина тут не причём. Она нужна для другой цели- тут нужна профилактика, просвещение, строгость родителей. Но это очень непросто. Сунул компьютер- и вот дитя бабахает, агрессию воспитывает в себе. С этим бороться нужно, но трудно.  Мы уже бьём по хвостам- лечим, когда есть проблемы.

-Чего достигнет медицина через 10 лет по вашим прогнозам?

-Это некорректный вопрос. Для России дай бог внедрить то, что уже сделано, в эти ближайшие 10 лет. Вы же видите что происходит. Технологии очень великолепные, но очень дорогие и мало кому доступные. Наша система в этом выделяется, она ничем не уступает зарубежным клиникам. У нас пациенты получают очень современную помощь. Нашей офтальмологии повезло, потому что у нас был Святослав Фёдоров. Был Рыжков Николай Иванович, систему МНТК  изобрёл,  она  на мировой уровень подняла офтальмологию. Правда, это мало кто понимает.

-У нас есть передовые достижения?

- Офтальмология идёт в ногу с мировыми достижениями, и она внесла свои идеи интересные. Работы Фёдорова подхлестнули во всём мире развитие офтальмологии. Это только у нас его имя забыто и ошельмовано. На западе имя Фёдоров чтут, он входит в книгу славы американской офтальмологии. Для американской офтальмологии он сделал очень много. Благодаря открытиям Фёдорова, американские офтальмологи- самые богатые врачи Америки. И они это ценят.

-А у нас как обстоят дела с наследием Фёдорова?

-У нас 12 клиник в стране. Будут ли они дальше развиваться? Это зависит не от нас, а от правительства.

-С Святославом Федоровым вы были друзьями?

-Я не мог быть с ним другом, у нас большая разница в возрасте. Но я с ним работал, с1987 до 2000 года был его прямым подчинённым, много с ним контактировал. Это был мой второй учитель в офтальмологии. Первым был Вениамин Васильевич Волков, ленинградский профессор, у него я учился классической школе офтальмологии, а вот у Федорова научился новаторской. Это было очень удачное сочетание.

-А вы новатор или традиционалист в офтальмологии?

 -Если бы я был традиционалист, а не новатор- я бы не возглавлял эту клинику. Главная задача руководителя - это внедрять все новинки, видеть их, их разрабатывать. Мы не только лечим, мы внедряем новые технологии, пишем книги. Вот только что вышла моя книга по очень интересной теме, новая книга готовится. Это «Учебник клинической корнетопографии и ортометрии».

 –А если перевести на простой язык?

-Офтальмология -очень техническая профессия, то, о чём я пишу, находится на стыке офтальмологии, медицины и оптики, физики, физической и геометрической оптики. Это проблемы хирургии близорукости, дальнозоркости, катаракты, диабета- темы, которые на слуху, и которые надо решать. Это будет настольная книга для врачей.

-А каким был Святослав Фёдоров?

-О Федорове очень много написано, но я  хотел бы подчеркнуть его новаторский дух и способность  реализовывать свои новаторские идеи. Много есть талантливых учёных, но очень мало людей, которые могут добиться реализации своих идей. Федоров был исключением. Он умел добиваться. Это главная его черта. Потом многогранность. Он занимался не только офтальмологией, он занимался бизнесом, политикой, он любил лошадей, любил машины. Он с протезом на ноге гонял на мотоцикле и летал на вертолёте. Он погиб в воздухе. Это уникальный человек.  Третье – это его удивительная способность привлекать к себе людей. Он покорял их. У меня было ощущение, что это большой плюшевый медведь, к которому просто приятно прислониться. Он никого не отталкивал, он был прост в общении, он  называл меня по имени: «Лёня», «Лёня, давай вот это, давай вот так». Он любил  приезжать в петербург, и на номере в нашем медицинском отеле, в котором он любил останавливаться- там табличка мемориальная у нас висит.

-Может музей Фёдорова сделаете со временем?

- Музей есть в Москве, там, где был его кабинет. Мы постараемся интерьеры поддерживать.

-Но давайте вернёмся к фотографии. Где вы  любите снимать больше всего?

-Я так занят, что у меня есть только выходные, командировки и отпуск. В выходные я снимаю натюрморты, в командировках города, в отпуске- пейзажи. Я 5 лет уже провожу отпуск в Финляндии, и очень люблю там снимать природу. Снимаю всё спонтанно, беру с собой фотоаппарат. Снимаю портреты знакомых, друзей, свою семью. У меня нет студии, я принципиально не снимаю в студии, считаю, что надо снимать людей в естественной среде.

-Ваши дети тоже работают в медицине?

-К сожалению, никто не пошёл по моим стопам, два сына и дочь- они медициной не занимаются. Фотографией- немножко.

 -Петербург любите снимать?

- Петербург я снимал мало. Это город, который примелькался. Хотя некоторые члены нашего клуба «Дружба» очень любят снимать город. У меня нет времени побродить по улицам. В 60-70 годы можно было бродить по Невскому в белые ночи, там было безлюдно, мало машин. У меня есть снимок Фонтанки у гостиницы Советская, 70-е годы. Снимок сделан днём. Там только одна машина. Это запорожец без колёс.

-Вы- трудоголик?

 -Конечно. Без этого не добиться результатов. На работе я полностью  поглощен наукой, больными, административной деятельностью. Дома я доделываю свою работу- диссертации просматриваю, отзывы пишу до 22- 23часов. В 7 встаю. Быть трудоголиком – это хорошо. А чем ещё мужчина должен заниматься? Он должен пахать. Кормить семью. И потом это интересно. Чтобы чего то добиться в жизни, нужно пахать- это аксиома. Это все знают на западе.  У меня жизнь была сложная. 7 лет я плавал на кораблях. Мохнатых лап и протекций в жизни у меня не было. Я везде пробивался в жизни сам, своей головой. Это было трудно. Конкурирующая среда была колоссальная. Пробиться в Академию было почти нереально. Но я сделал это. Из военной профессии пробиться в офтальмологию было очень трудно. Я служил на подводных лодках поначалу, там нужно было пройти курс хирургии- так как на лодках разные могут быть ситуации. Потом я попал на корабли спасатели, потом на берег в военную поликлинику. И только там появилась возможность заняться офтальмологией. Я поздно, в 30 лет пришёл в профессию, написал кандидатскую, докторскую.

-Наверное, когда вы были военным, много опасных ситуаций пришлось пережить?

-Служба был тяжёлая. Я начинал службу на подводной лодке радиоэлектронного дозора. Их было 4 штуки всего, что-то подобное американской «Трэш», но та был атомная, а это были дизельные лодки, несовершенные. На одном из выходов мы просто взорвались в Чёрном море. И у меня был 10 раненых, в том числе обожженные, я всем оказывал помощь. К счастью лодка не тонула, у нас был опытный старпом, он пробил аварийную цистерну. Наверху штормило, 5 баллов, раненых вытаскивали на палубу, я оказывал помощь в качку. Второе приключение было на Камчатке, когда взорвалась аккумуляторная батарея.

-Опасность или  каждодневный труд- что сложнее для вас?

-Никому бы не пожелал опасностей, проверки моральных качеств. Стрессовая ситуация даром не проходит.

-А какими качествами должны обладать те, кого вы берёте к себе на работу в клинику?

- В год мы оперируем до 24 тысяч пациентов. Это колоссальная нагрузка. Те, кто не вливаются в этот изнурительный труд- они от нас уходят, не выдерживают. Здесь работают люди, преданные своей профессии, по-другому не получается.

-Конкурс большой?

-Трудно к нам попасть. Но есть критерии отбора: нужно иметь хорошую голову, руки, уметь координировать себя, знать бегло английский и компьютер.

-А английский зачем?

-Нельзя заниматься, не читая новую литературу. А она на английском. Надо на конференциях выступать. И надо иметь покладистый характер. Мы работаем в команде. И люди, которые инвертированы в себя, они не смогут работать в команде.