Гунар Бинде

Если кто-то пробегал в октябре по Казанской улице, то не мог не обратить внимание на большой фотографический постер на отеле «Рахманинов», что расположен в доме № 5. На нём была изображена фривольная, но почему то совершенно не пошлая картинка- голая девушка со спины ниже талии, с пальчиками в виде фиги.  Эта изящная девичья гузка и это скромное движение руки, запечатлённые классиком латышской фотографии Гунаром Бинде почему то отводили в сторону от всякой брутальной скабрезности и вызывали сложные тонкие чувства- ощущение хрупкости девичества, грусти и эпатажного юмора в сторону озабоченных мужчин со стороны одухотворённых и натуральных девушек.

Латышский фотограф Гунар Бинде, звезда мирового масштаба, был приглашён в Петербург куратором галереи «Рахманинов дворик» Оксаной Куренбиной для участия  в  её выставочном долгоиграющем проекте «Звёзды мировой фотографии». Маэстро привёз в Петербург 150 своих работ, большая часть из них была выставлена в галерее «Рахманинов дворик», а остальное- в коридорах отеля «Рахманинов».

Гостей отеля ждал сюрприз. Стены одного из номеров были увешены предельно откровенными фотографиями. Если порнографией называть изображение половых органов, то это было почти  оно самое. Почти, но никогда- совсем. Скорее всего это была предельно искренняя философия, размышление человека об отношениях между полами, о непреодолимом трагизме раскола некоего райского андрогинна на влекущиеся друг к другу половины.   

Когда Оксана Куренбина пригласила меня в ресторан «Ёлки -палки», где Гунар Бинде пробовал закуски с «телеги» и запивал их маленькими стопочками водки, в голове у меня стояла пронзительно цепляющая фотография из серии в отдельном зале. Она называлась «Мужское достоинство» и являла собой изобразительное подтверждение  солдатских баек о способах  улучшения имиджа «достоинства» путём вживления пластмассовых шариков, вырезанных из ручек зубных щёток.

-Гунар! А кто вам позировал для этого желудя, если не секрет?

            -Мой друг, режиссёр. Ему казалось, что при помощи стеклянных шариков женщины его будут больше любить.

            -Ну и каков результат?

            -Он был ужасный что называется бабник. А любить надо ведь не так, любить надо по другому.

            -А как надо любить? Какую роль играла любовь в вашей жизни?

            -У меня третья жена, четыре дочери.

            -И все они были вашими натурщицами?

            -Вовсе нет. С первой мы познакомились, когда были юными и целомудренными. Третья жена – она актриса. Она приехала с гастролями из Минска, и я в нё влюбился. Нашей дочке уже 14 лет, а мне на днях – 75.

-Она тоже фотографирует?

              -Да, что-то такое она любит. Она любит фотографировать саму себя. Она знает 4 языка, учится в колледже искусств.

-Но всё же кого вы предпочитаете использовать в эротических фотографиях?

- Иногда это мои знакомые, иногда- модели, иногда- жена. Я не люблю снимать моделей, они слишком искусственны и холодны.  И вообще искусство нельзя путать с жизненной правдой. Если я буду заниматься сексом- это будет одно, если я фотографирую- то фотографирую, не надо путать одно с другим. Если спутывать всё  вместе- то получается журналистика.

-Но всё же в ваших откровенных фотографиях,  где вы занимаетесь сексом с моделью, она страстна, а вы холодны- в них вы снимались с моделью?

-Да , это модель, она хорошая модель. А я плохая модель в этом кадре. По глазам видно, что ничего между нами нет.

            Оксана Куренбина-А вот и нет!

И.Д.- Нет-нет, как раз философское обаяние этого кадра- в этом противоречии» Девушка теплая и страстная, а художник даже в момент акта рефлексирует, сумрачен.  Это вы на  автоспуске снимали?

-Да, я поставил на автомат, 10-15 дублей надо было сделать, чтобы мой замысел воплотился..

Оксана Куренбина- Однако, фотография  трогает, даже больше – цепляет какой-то безумной эротической энергией.

-Когда я работал над снимком, было видно, что она, как женщина,  заразилась чувствами. Может быть поэтому от снимка идёт тепло. Всегда обычно бывает  видно- игра это или нет. В этом плане у меня никогда не было репортажей.

-Никогда?

-Никогда! Только тогда, когда что-то надо быстро схватить. Я признаю репортажную съёмку только тогда, когда инсценировка уже готова, когда все модели  знают, что должны делать- мужчина голый идёт вниз, женщина бежит по дороге и т.д.. И тогда я делаю репортаж. Модели  исполняют свою роль, а я их снимаю. Репортаж- это значит снимать так,  как происходит. А происходит так, как я задумал.

- У вас получаются режиссёрские снимки!

-Бывает, что в жизни я что-то наблюдаю, но потом я это инсценирую. Вот у меня есть фотография, где изображена  девочка с облезлой куклой. Это была моя дочка. Мы жили в помещении театра в одной комнатке, и она нашла эту куклу, выброшенную из театральных вещей. И она всё время одевала и носила с собой эту куклу. Один раз приехала родственница жены, довольно ехидная,  и она говорит моей дочери: «Ну что, твой папа не может купить тебе хорошую куклу?». И дочка ответила: «Это моя самая красивая кукла!». А кукла – вы видели какая- вся потрескавшаяся. И я понял, что здесь суть сострадания. Когда любишь эту бедненькую, совсем разбитую куклу. И тогда я сделал этот снимок и назвал его «Сострадание».

-Очень мудрый и добрый снимок!

-Так и надо работать, думать, выверять, а не шлёпать всё подряд, бессмысленно, без понимания- шлёп шлёп. Жизненная правда- она зелёная и цветущая, как жизнь. А искусство- это философия, оно не такое зелёное как жизнь. Если нет философии, то искусство не будет тонким.

-Вам нравятся современные молодые  фотографы?

-Из молодых- многие нравятся. Они часто талантливее нас, они быстрее созревают чем мы созревали . Но только плохо то, что они ленивее, и они не любят учиться.

-А вы любили учиться?

-Я самоучка. Я учился по книгам, по  примерам. У меня были любимые фотографы. Эдуард Вестерн со своим знаменитыми композициями, Билли Брандт -английский фотограф, Ван Луси- французский фотограф. Они- моего возраста. Я учился у них, даже подражал им. Сейчас меняется стилистика фотографии, и вообще в мировом искусстве происходят большие перемены. Искусство меняется, отбрасываются старые принципы, классические направления. Новые фотографы отрицают золотое сечение, они не знают, что это такое. Законов никаких они не принимают.

-Вам это не нравится?

-Не нравится и не не нравится. Всё меняется само собой. Времена проходят, и выясняется, что всё меняется к лучшему. Лучшее видимо придёт. Сейчас в мире все находятся в смятении. Эта глобализация, которая всё перемешивает, когда все давят друг на друга перенасыщенностью фотографической информации.  17 августа объявили днём без фотографии. И это намёк на то, что её слишком много. Слишком много бессмысленных фотографий. Даже трёхлетний мальчик может быть фотографом, техника так далеко пошла, что любой может делать снимки. Стоит только поднять руки и нажать кнопку. Даже  ребёнок  это легко может сделать, но думать то  ещё он не может, думать он начнёт только примерно в 17-18 -25 лет. Я преподавал фотографию в колледже и видел, что подростки, школьники в юном возрасте ещё не могут думать. Нужно иметь философский подход к жизни, и не относится к фотографии как к лёгкому баловству. Самостоятельный подход рождается у человека  только где-то с 18 лет, и длится он короткий период- 10 лет и всё. Потом, после 7 лет, человек  только повторяет найденное. 10 лет творческой работы только и есть у человека. А последующая  вся жизнь- это повторы тех творческих открытий, которые были совершены в юности.

-И у вас так было?

            -И у меня так было- я созрел, и после 27 лет ничего нового я уже не открыл. Я понял тогда, что и как я буду снимать – что я буду снимать человека, его внутренний мир, его место среди других людей и т.д., и так я и снимаю и по сей день. У меня есть  цикл фоторабот «Мужчина и Женщина». Начинается она  с серии «Стена». Мужчина прижал женщину к стене- и  теперь стена между ними, уже нет совместного понимания. Если бы он прижал её к себе, а не к стене! Стены, двери, ворота... Ворота- это когда с одной стороны половина мужская- с другой – женская, разные миры. Все циклы работ касаются этого. Последняя работа называется «Игра». Отношения между мужчиной и женщиной-  как в спортивной игре. Если у меня мяч, то я владею инициативой. Иногда эта инициатива у мужчины, иногда у женщины. Если я бросил мяч, то уже теряю инициативу- я лишаюсь её. Женщина ловит- она имеет инициативу. Когда мяч висит в воздухе- это тупиковая ситуация, и это я изобразил в фотографии «Игра».

            -На ваших фотографиях много беременных женщин.

-Когда моя жена Таня забеременела, то я снимал близкий контакт с ней, тогда начиналась эта эротика. Я сделал цикл снимков, начиная от зачатия и до родов. Снимал роды- уже головка моей дочери показалась. Но вдруг показатели ребёнка стали меняться, врач сказала, что это плохо, что нужен консилиум, и врачи решили, что необходимо кесарево сечение. И серия называется «9 месяцев»- до момента, когда врачи думают, что делать. И увезли жену. Роды настоящие снять не удалось. Я снял что-то вроде  ожерелья магического- жемчужина в женских половых органах, как  некий главный пункт. Круг. Где роды –снял жемчужину- показал ценность этого момента. Эта выставка из 40 работ была показана  в Риге и имела интерес в 1994 году.

-Наверное, есть всё же тайны, которые жизнь не хочет доверять глазу фотографа!

-Моя последняя серия, последняя игра из отношений мужчина и женщина- это фотография «Обман». Там запечатлены руки женщины и мужчины. Она с доверим смотрит на него, а его не видно- только его руки, и в форточке видно, что это странный мужик, и цветы, которые он ей подарил- это не цветы, а куст с газона, и он явно её обманывает. Вот такие философские вещи.

-То есть вы предпочитаете постановочные кадры! Даже то, что кажется мигом из жизни людей, как бы пойманным перекрещением их судеб и отношений…

-У меня -всё постановка. Других вещей я не делаю.

-А фотофильмы вы делаете? У нас был фестиваль фотофильмов. Меня потряс этот жанр.

-Да, я знаю, я очень высоко ценю фотофильмы Марке. Я сделал несколько фотофильмов. «Хеллоу Москоу» в 1966 году. Это кадры о Москве. Потом  мне заказали фильм, который назывался «Своими руками», и я сделал фильм своими руками, мы объездили всю Россию, снимали всё, что сделано «своими руками»- революция, развитие и т.д. Это было брежневское время, и уже не надо было показывать, почему это  так, а не этак  сделано руками, нужно было только пропагандировать успехи советского строя. А все мои фильмы без титров. Шумы, музыка и всё. Но нас заставляли тексты писать. Я сказал, что текст не буду писать, ушёл и не появлялся на киностудии. Это было во времена АПН, и  дочка Хрущёва там работала, и она написала текст. Такую показуху устроили! Абсолютную показуху!. Следующий фильм делали в честь победы, назвали фильм «Салют». Он собирался из разных снимков салютов. Частенько я ездил в Москву, кое что доставал из архивов военных. Тогда  в Москве я монтировал киножурнал «Искусство фотографии».

-В вашей биографии написано, что на вас повлияли итальянские неореалисты…

-Итальянские неореалисты снимали фильмы в разрушенной студии, они не имели ни декораций, ни света после войны в 50-е годы, они снимали пасмурную погоду, окраины города. И я смотрел эти фильмы, и мне они очень нравились. Их визуальность была мне близка. Я думал, что поеду в Москву учиться на кинооператора. Подал документы во ВГИК после техникума, приехал в Москву, и там констатировали, что я должен проработать после техникума три года в колхозе электриком- был закон тогда такой. И меня прогнали. Пришлось вернуться в Латвию, я работа в колхозе, руководил электростанцией колхоза.

-Наверное вы колхозниц снимали! Это должны быть потрясающие кадры!

-Я колхозниц не снимал. Я тогда ещё не умел снимать, были снимки  документальные, этакие  любительские репортажи. Потом в Доме культуры я работал осветителем сцены. И от министра Латвии я получил награду за отличный спектакль и хорошее освещение сцены. Тогда не хватало профессиональных осветителей, и меня отправили работать в профессиональный театр. Я там отработал полтора года, и меня взяли художником освещения сцены в ТЮЗ  в Ригу.  Там я делал свет на сцене. Это была самая лучшая моя школа фотографии. И я опять  захотел поступать во ВГИК, подал документы. В комиссии были комсорг, парторг, профессор группы.  К тому времени я был уже опытный человек,  я умел рисовать, во время службы в армии в Ленинграде я заочно учился в Мухинском училище. В армии я работал библиотекарем, получал задания и много рисовал, много читал, изучал по репродукциям историю искусства. Меня спросили, кого из русских художников я знаю? Я сказал- передвижников,  но я их не ценю, так как они ставили целью просвещать народ, а это несерьёзно. Я сказал, что искусство Запада мне интересно, импрессионисты, Пикассо. Шёл 1963 год, и уже западное искусство принято было громить. Парторг сказал мне, что я неправильно ориентирован. Я понял, что провалился, и уехал в Прибалтику.  Так я и остался без высшего образования. Но потом я узнал от друга, с которым мы во ВГИК тогда поступали, что меня разыскивал оператор Волчек, он хотел меня принять, но я уже уехал. Через год я уже делал фильмы, и обошёл своего друга, который оставался студентом.

-Когда вы стали снимать эротику в СССР? Это же тогда было под запретом и в диковинку!

- Эротика -это не главный факт моей биографии!. Для фотографа- это не главное. Если вы не фотографируете обнажённое тело человека, вы не можете понимать его движения. Я ходил на футбольное поле и изучал движения футболистов. Репортажи сами по себе мне не так интересны. При постановке надо максимально точно поймать движение человека, по максимуму. Если снял не так, то  уже и идея заглохла. Я не снимаю, чтобы тело было главное. Если я снимаю мужчину- то меня интересуют его мужские принципы. Или благословение им женщины. Я тело не снимаю. Я не люблю мертвую природу, тело человека -это мёртвое природа. Натюрморты прекрасно снимают другие фотографы,  но я этого не делаю. Я иногда снимаю что-то красивенькое, но я потом этого стесняюсь. Я стесняюсь, кода  получилось что-то бессмысленно красивое.

            -То есть для вас только человек- мера всех вещей…

-Меня интересует человек,  его сущность. Если я человек  показываю, то мне хочется о нём сказать весть. Весть- это более широкое понятие, чем рассказ. Рассказывать это не так интересно. Надо больше его раскрыть, чтобы была весть о человеке.

-Наверное, с таким подходом к фотографированию, вы были в СССР почти диссидентом!

- Тогда  не признавалась фотография, которая была образная, которая не пропагандировала  советский образ жизни и преимущества строя. Людей красивых нужно было снимать, рабочих всяких, а я копался в абстрактном гуманизме. Тогда такое ругательство было в сторону таких, как я. Вот моё диссиденство. Но это по тем врменам было ещё полбеды. Но были ещё честные русские фотографы, которые снимали жизненную правду, а их обвиняли в том, что они снимают чернуху. А они снимали самую верную правду, они были совестью своего времени.

-А вы тоже тогда снимали чернуху?

-Я правду не снимал.  

-То есть вы были идеалистом и романтиком?

-Я не был идеалистом. Но я не снимал жизненную правду, я снимал правду искусства. А это разные вещи. Есть правда жизни и правда искусства. Я тогда думал, что хитро выкрутился и не попал в диссиденты. Хотя два раза у меня были  сложные дела.

-Какие?

- Эстонцы и финны делали конкурс фотографий, по 50 работ привозили, а меня пригласили – как человека  из нейтральной страны -судить. Я был председателем жюри, шёл 1967 год. Главная работа у эстонцев была: новые «Жигули», девушка красивая сидит, капельки дождя. А у финнов-  метель, какие-то люди идут, наклонившись. Разница большая. Тут драматургия, правда жизни. И я отдал голос за финнов. Финны мне поставили водки, эстонцы посмеялись. Приезжаю в Ригу, а  мне говорят: «Что ты натворил, ты отдал приз за военщину, милитаризм.». Оказывается, что это шайка людей была  в формах- пожарники или милиционеры. Я уже боялся КГБ. И вдруг юбилейная выставка на ВДНХ. Если я не сделаю что нибудь позитивное, то я пропаду. Я долго думал,ю что снять,  и нашёл в магазине политической книги мраморную головку Ленина в обрамлении цветочков. И я придумал название композиции: «Ленин родился весной»,  и я получил золотую медаль ВДНХ.. Меня пытались шантажировать, что я проявляю порнографию. Но потом отстали. Порнографией тогда была любая эротика.

-А вы помните свой первый фотоаппарат?

-Первый фотоаппарат был ФЭД -2, мне подарили его в техникуме. Я его храню до сих пор. У меня дома большая коллекция фототехники, очень много снимков выдающихся фотографов. Родченко есть.

Оксана Куренбина- Родченко! Да вы - очень богатый человек! На последнем Sotheby’s все работы Родченко ушли по 50 000€, а ведь еще лет 10 назад их можно было приобрести за 500$ – сама в руках держала.

-Да, в 1964-65 году я встретился с Родченко в Москве, и он подарил мне портрет  Маяковского.  В среде фотографов принято меняться фотографиями. Потом мне дарили фотографии Балдерман, Педро Луис Рото. Я ему подарил свою эротику. Тогда было криминалом показывать эротику. Я  снимал исподтишка и никому не показывал. И так несколько раз были моменты. Моими знакомыми были Плотников, Микола Гнисюк покойный, Миханский. В то время это были авангардисты Москвы. Был Брачинский, который в то время готовил выставки для Америки.  У него сейчас выставка в Москве проходит. В то время один литовец взорвал себя на Красной площади. И на следующий день мне принесли фотографию, где было видно, как куски тела валяются на брусчатке. Я не помню, кто снимал, но эта фотография есть в моей коллекции. У меня страсть коллекционера.

-У вас, наверное, уже готовая коллекция для открытия музея фотографии в Риге!

-Музей уже готов, только нет помещения, где можно было бы всё выставить.

-А в мастерской?

-Фотомастерской у меня нет, в 90-х один богатый сосед приватизировал дом вместе с моей мансардой. К тому же в Риге уже есть фотомузей.

Оксана Куренбина- Так давайте сделаем большую выставку фотографий из вашей коллекции у нас в Петербурге! Надо быть человеком мира. Рахманинов таким  был!

-Да, из моей коллекции я хотел бы хотя бы один раз  сделать  выставку. А так работы лежат, и никто особенно ими не интересуется.

В первый же день работы выставки Гунара Бинде была продана его фотография «Сострадание»…