Чежин Андрей, фотограф

Изменение взгляда

            «Детский альбом» в исполнении Андрея Чежина. В нём, как и в «Детском альбоме» П.И.Чайковского, есть «Мама», игрушки, «Нянина (бабушкина) сказка», «Сладкая грёза» и «Хор», весь пронзительный разброд детских чувств, постигающих мир во всём размахе- от любви до смерти.

            Иной материал нужен для построения мелодий, выставку сопровождает музыка Виктора Соболенко. Выставка фотохудожника сделана из вороха старых киноплёнок и фотографий 1940-50 годов. Поцелуй мамы. Игра с бабушкой. Встреча со старшим братом. Мальчик и пистолет. Целующиеся дети. Сентиментальные ситуации, знакомые до оскомины, подобные «врождённым идеям», много раз виденные в чёрно-белом кино, литературе и живописи, растиражированные открытками и картинками. Любовь к ребёнку- некий фундамент коммунистической передовой морали. Затверженная наизусть правильность бытия. Тяжёлое, омрачённое войной и разрухой, но счастливое советское детство.

            Но на наших глазах происходит непредвиденное. Увеличенные мастером до размеров картин, тени чужой жизни, полуразрушенные кадры, со всеми своими стёртостями, прожилками и пятнами тлена, приобретают неожиданное звучание, эпическую глубину и выразительность подлинной жизни.

            В раздельном, преувеличенном, заторможенном состоянии банальные сюжеты  предстают изумлённому взору в новом ракурсе. Поцелуй стандартно- советской мамы пугает своей вампирической ненасытностью. Любящая добрая бабушка, отряхивающая пыль с внучка, в остановившейся разбивке кадров выдаёт свою тайную сластолюбивую порочность. Мальчик под ладонью мужественного курсанта выглядит неприлично, нетрадиционно трепещущим, одолеваемым бурей трудно скрываемых чувств. Трёх- четырёхлетние мальчуганы, которых развеселившиеся взрослые просят поцеловать девочек, чтобы придать снимкам приятную сентиментальность (целующиеся голубки! Ангелы!), что-то слишком вошли во вкус... Полуистлевшие кадры с лоснящимся пистолетом и рукой мальчика выглядят как констатация состоявшегося суицида.

            М.Горького, как известно, волновал вопрос: «А был ли мальчик?». Нас, потомков и родственников тех детей 1930-50 годов, вдруг трезво задевает мысль, особенно после знаменитого высказывания советской дамы в 1986 году- «У нас секса нет!»- а был лиу них секс? По всей вероятности, был. Наверняка был (вспоминаются недавно опубликованные мемуары Эммы Герштейн). Не миф ли это- бесполый, безупречно чистый советский человек, не волнуемы никакими глубинными табу и вскрытыми З.Фрейдом проблемами?

            Фотограф, подобно волшебнику, превращает в прозрачный лёд эти телесно выраженные, общепринятые в советском обществе эмоции. За ними сквозит чёрная бездна борений человеческого духа. Оказывается, они были такими же, как мы, слабыми и беззащитными перед хаосом телесности, людьми, обуреваемыми невысказанными никому и никогда тайнами. И никогда нить томления человеческого духа не прерывалась...

            Невольно всплывает откуда-то из закоулков сознания «Амаркорд» Феллини. То же ощущение завороженного увиденным, подглядывающего ребёнка. Неудержимо влекомые блистающим Эросом, недоступным, находящимся там, за замочной скважиной двери. И всё это в кулисах нищеты, потёртых пальтишек. Загнездившаяся в среднерусских руинах власть Эрота, мало отличающаяся от его же власти на берегах заснеженной Италии в те же мрачные 1940-50-е. Белый снег, похожий на оперенье потрёпанных голубей, сыпется с кинематографических небес Феллини, намекая на небесную сущность любви, подобную падшему ангелу. Серые тени старых фотографий, извлечённых для нашего сознания автором, покрыты снегопадом белых и чёрных пятен времени. Под ними тлеет любовь.

            Сильное впечатление производит блок, составленный из открыток, детских фотографий и игрушек той же поры, специально отснятых художником в антикварной лавке. Предельно обнажённые детские эмоции и игрушечный, перемежающийся с ними мир (разлинованный на клеточки, как в ученической тетрадке для арифметики) рождает ощущение звучания хора. Мы словно слышим гимн детской наготе или оголению тайн детства.

            Задача мудреца- познать по внешнему внутреннее- считал Конфуций. Андрей Чежин, бредя по следам времени, предельно растворяясь в зарегистрированном кем-то документально, снимает завесу с невысказанного- ими и нами, уводит нас в «тёмные аллеи» души со светлых истоптанных лужаек.