Дашевский Александр

Панель домов,  печаль абсента.

Александр Дашевский прославился тем, что рисовал и продолжает рисовать то, что нормальному человеку кажется антиэстетичным. Он идёт с мольбертом в районы постаревших и рушащихся новостроек, и пишет маслом по холсту портреты потрескавшихся облезлых панельных монстров. Расползающиеся швы между панелями этих чудовищных конструкторов лего, разномастные покривившиеся рамы окон, кривоватые балкончики. Убогая реальность Петербурга, города, где живут граждане третьего мира. Где они  не просто живут, а многие там родились, выросли, родили детей и умерли, и вот в этих скороспелках-домах, не предназначенных для долгой жизни, а так, для элементарного проживания, типа жизни гостиничного типа, в них Александр Дашевский по какому-то божественному наитию увидел красоту.

Я смотрю на эти нервные орнаменты панельных монстров, на эти нежные сочетания цветов, на эту тонкую гамму, сочаания зеленовато-серых с розоватой ржавчиной, удивительную гамму, когда у домика бордовый бочок, а балконы – лимонного оттенка. Это красиво. Это прекрасно. Откуда это взялось? Когда попадаешь на проспект Большевиков или проспект Ветеранов, то глаза рефлекторно сощуриваются, они видят только серое, грязное и старое, такое, что хочется ослепнуть, исчезнуть, сделать вид, что всё это страшный сон, и настоящая жизнь когда-нибудь где-нибудь будет, но не здесь, а она, настоящая жизнь среди эстетичной среды никогда не наступает, это твоя реальность- или умри от ненависти к ней, или примирись, изменить ты её не в силах.

А Александр Дашевский взял, и примирил нас с нашей жизнью.  Он не врёт, не прикрашивает, он художник- реалист, он просто так видит мир. Он любит эти пыльные панельники, эти девятиэтажки 70-х, одиннадцатиэтажки 80-х. В 90-х вроде как ничего не строили. Дашевский уже полюбил пластиковых монстров 2000-х, он любовно рисует их голубые в дымном небе бока.

Самое удивительное, это примиренчество пришлось по нраву современникам. В Питере, где многие художники стонут от того, что ничего не продаётся, нет галерей, нет критиков, нет покупателей- у Дашевского продаётся всё. Он еле-еле успевает писать, за год продалось 500 картин.

Правда, Александру Дашевскому в какой то миг надоели дома, он отправился примирять наши эстетически оскорблённые чувства в предместья города, в сельхоззону под Питером, сливающуюся с промзоной. Кто не видел эти яркие зеленя худых питерских полей в окнах электрички или машины? У Дашевского они получаются такими пластически прекрасными, такими ярко-изумрудными!

Перед тем как поехать в мастерскую к Александру Дашевскому, мы с ним на выставке в галерее «Сельская жизнь» выпили абсента, который везде в Европе запрещён по причине массового поступления любителей абсента в сумасшедшие дома, а у нас в Россию завозится из Чехии. Божественный напиток! Пара глотков, и зрение обостряется, разум напрягается, художественная воля усиливается, особенно хорош зелёный спектр. После абсента мне мир вдруг тоже не показался серым, вдруг цвет в нём проступил. Особенно аквариумные зелёные тона проявились.

Мастерская у Дашевского оказалась расчудесная, старенькая, с проржавленными канализационными мансардовыми трубами, но вся в картинах, потрясающе красивых домах, зеленях, белых автострадах. Рядом с милым диванчиком стоял свежий дощатый гроб. Я понимающе подмигнула Дашевскому: «Наверное, с диванчика переползаешь в него по ночам для остроты ощущений?». Дашевский нервно посмотрел на меня своими ясными серо-голубыми очами.

-Я хочу расписать этот гроб обнажёнными женщинами. В последнее время я увлекался обнажённой натурой. Знакомлюсь с доступными девчонками на улице, они мне радостно позируют. Так родилась эта серия- «Женщины и унитазы»  Вот женщины, обмотанные скотчем.

-Александр! Вы маньяк, вы что, девушек не любите, или их боитесь?,- хотела я спросить, но не спросила, так как часто вижу Дашевского со своей подругой, очаровательной  и безупречно воспитанной, девушкой-концертмейстером из Вагановского училища.

Тут Александр достал ширму, расписанную серией домов. Дома у Дашевского всё же получаются лучше, чем дамы, на мой вкус, конечно.

Может быть зря он отдал так много тепла своего сердца этим бетонным и цементным коробкам, они как вурдалаки, только сосут твою человеческую энергию, и ничего не дают взамен, в отличие от женского лона.  

Хотя- надо быть настоящим мачо, очень смелым человеком, чтобы вот так вот мощно, безумно, бескорыстно согревать своим теплом эту мёртвую царевну, бездушную городскую мертворожденную реальность, целовать её рот в рот, пытаясь оживить, и она оживала не раз.  Дашевскому удаётся быть в нашем хлюпающем развратном ничтожном капитализмусе настоящим и смелым, жить, как положено настоящему художнику, смотреть в разверстые раны, трогать и тормошить запретное. Свойство настоящего художника- быть первооткрывателем, первоназывателем, давать формы и краски, энергетику и имена тому, что никто до тебя не видел, не замечал, не знал, что это и как оно называется.. Это делает Саша Дашевский.    

Учителем своим Дашевский считает Михаила Иванова, яркого представителя неофициальной питерской культуры. Когда то в его квартире познакомились все будущие Митьки, когда-то у него учился Александр Флоренский. В школе Дашевский тоже учился необыкновенной- в 1990-е годы в Петербурге было свежо и свободно, возникали новые экспериментальные учебные заведения. В школе при Институте богословия и философии обучали 3 иностранным языкам, давали историю искусств, историю философии, учителями были не школьные, а вузовские преподаватели, занятий было в 2 раза больше, чем в обычной школе. После такой мощной подготовки Дашевскому трудно было найти себе подходящий вуз, ему не хотелось научиться «писать картины в строю». В результате Дашевский учмился сразу в двух институтах- на искусствоведческом в Академии Художеств и Институте кино и ТВ. Художественная карьера художника началась ещё в студенческие годы. На  ежегодной выставке петербургских художников  в Манеже Александр Флоренский обратил внимание на скромный пейзажик Дашевского, оставил ему записку. Вскоре в ставке Митьков на улице Правды у Дашевского была своя персональная выставка, и с тех пор пошло и поехало…

Любовь к городским новостройкам у Дашевского заложилась в детстве, первые 6 лет своей жизни он провёл в замечательном городке Колпино.  Пустыри, ржавая арматура и т.п. знакомые  всем красоты обочиной жизни- они для Дашевского запомнились как светлый рай и простор, как свобода от культурных рамок. В начале своего творческого пути Дашевский любил писать Финский залив, посёлок Лебяжье, мрачные интерьеры ночных комнат, освещённых глазами уличных фонарей. В 2001 году прошла его выставка «Про недвижимость», где впервые и предстали перед глазами публики эстетически преображённые, такие всем знакомые и часто родные  дома 505, 137 серии

Ещё у Дашевского был странный этап в биографии, он устроился в банк, отработал там 3 года и сделал там небольшую карьеру. Тогда же его подругой была депрессивная отмороженная декадентка. Итогом этого тяжкого периода  стала  выставка «Женщины и утварь», где на полотнах красовались полки супермаркетов с продуктами и девушки в санузлах.

Следующий этап ознаменовался интересом к пригородным промышленным зонам. В январе 2008 года в галерее «Анна Нова» прошла выставка «Дибенкорн в Пулкове», названная в честь некоторой схожести нового периода живописи Дашевского с манерой канадского художника Дибенкорна. Дашевский ссылается на расхожее мнение о том, что любому еолористу в первоначальный этап творчества свойственна цветобоязнь. Период Пулкова свидетельствует о новом этапе раскованности и разнузданности художника, у которого в картинах вылез американский цвет.

Дашевский входит в ОЛЖИР- Общество любителей живописи и рисования, созданный Флолрнеским и Сотниковым.

В последнее время Дашевский пишет натюрморты и страдает бессонницей.