Михаил Ефременко
Комиксист из подполья
В галерее «Navicula Artis» в день открытия выставки Михаила Ефременко «Продолжение следует» народу было не протолкнуться. Потом зрители надолго зависали глазами на стенах. Там было что посмотреть и что почитать. На листах комиксов, нарисованных детскими цветными карандашами и фломастерами, «строго по вертикали», разворачивались уморительные истории о каких-то туповатых военных, профессорах и студентах, инопланетянах и докторах. Персонажи имели смешные чёткие лица, картинки разворачивались по кинематографическим правилам, лицо профессора, доведённого до исступления умным студентом, зеленело, желтело и взрывалось. Чуть пожелтелые картинки вызывали какой-то щелчок в сознании. Всплывало советское брежневское детство, наше скромное октябрятское отечественное увлечение научно-техническим прогрессом, техникой, производством, КВН-ами, какими-то железными деталями машин, кнопочками и рычажками, табло со стрелками и заклёпками, роботами, кислыми кляксами инопланетян, противостоящих индустриальной смышлености советских граждан.
Кому как, а мне всегда казалось, что у нас со времён перестройки образовалась какая-то дыра в мультфильмах и карикатурах. Был и где-то вроде бы ещё есть гениальный карикатурист Богорад и ещё несколько ярких мастеров этого жанра. Но они на каком-то этапе как-то полиняли. Отечественная мультипликация высокого класса пошла по пути грустного чувствительного рисования, к сожалению, слишком серьёзного, не детского, без тени иронии, тем более сатиры. Кукрыниксов нам не хватает, «Крокодила» 60-х и 70-х! Попытки москвичей реанимировать старый журнал пока нельзя назвать удачным. Почему -то картинки в нём не смешные, не задевают, и стишки какие-то мёртвенькие. Что-то произошло с глазами и со смехом. Глаз не видит смешного в прошлом и пафосном месиве жизни. Жив ещё патриарх Ефимов, последний из Кукрыниксов, перешедший столетний рубеж. Но где, где весёлые художники, светлые дразнящиеся клоуны! Где рисованные человечки, сокращённые до их смешного жеста, тупости, порочности, миловидности, функции. Где их убийственные по простоте и точности попадания реплики? С некоей натяжкой эту лакуну рисованного редуцированного мира заполняли мрачные высоколобые и несмешные произведения Виктора Пивоварова и Андрея Бильжо. Комиксист по типу своего таланта Константин Звездочётов тоже пошёл по иному пути- волею звёзд попал в обойму большого артрынка, где уже нет места чистой наивности и искренности настоящего комикса. Так что мне чудится большая дыра и лакуна- на том месте, где должен был бы цвести отечественный комику. О ней, кстати, говорил Дмитрий Яковлев, директор фестиваля комиксов, проходившего в нашем городе в сентябре.
И вот он где скрывался- тот настоящий отечественный комиксист 90-х. Им был Михаил Ефременко, который всё время что-то рисовал и сочинял, и никому нарисованное не показывал- ни жене, ни сыну, ни друзьям. Рисовал и стыдливо прятал.
Меня потряс список переводов с инопланетянского на русский, приложенный Ефременко к одному из комиксов. От этого списка должен был бы придти в восторг Габриадзе с его «Кин-Дза-Дзой», Хармс должен был бы прослезиться от радости, а филологи броситься писать диссертацию. «Риспут»- суд, разбирательство, спор (гениальное соединение диспута и ристалища). «Орчит»- глупый, непонятный (ворчание, типа бурления кишок. Глупость вызывает реакцию в кишечнике). «Азб»- наказание, расплата (тебе возмездие и азб воздам, прости господи!). «Тубз»- один, единственный (где человек бывает ещё так одинок и одиночен- только в тубзике!). «Карла»- вредитель, диверсант (настоящий злой гений комикса- карлик, Карл Маркс, упырёк). «Шурпак»- хулиган, скандалист (отличное слово о каком-то шебуршащем, вызывающем «чур меня», каком-то незлом и дурашливом, типа волка из «Ну погоди»)…
И ещё одна стойкая линия ассоциаций. Михаил Ефременко делал в своём добровольном подполье что-то очень схожее с тем, что проделывал писатель Владимир Сорокин в своих ранних рассказах и романах, особенно вспоминается рассказ о производственном собрании, когда собрание переходит в ритуальное убийство уборщицы с последующим перечислением каких-то производственных терминов и деталей. В комиксах Ефременко встречается тот же шизофренический перегрев от научно-технической документации, материально-технической базы коммунизма и всякой прочей узко-специальной мужской белиберды, которая вбивалась в голову миллионам наших студентов, пэтэушников, рабочих и инженерно-технических кадров. Встречается шизофренический перегрев от военщины, от медицины, от научной фантастики. И этот перегрев порождает сбой и спам в системе. Только концептуалисты фиксируют его натужно, с умным высоколобым видом, с интеллектуальной корчей и диссидентской судорогой, а комиксист Ефременко фиксирует его радостно непосредственно, без всякой задней мысли, в статусе народного примитивиста, в виде весёлой упоительной мальчиковой игры.
«Что делать, если нет третьего компонента?». «И третий компонент- это сдурнит. На эту норму его нужно 152,4 грамма». «Ну, слушай. Чтобы получить кальстонций, нужно: первое- три четверти турлантасмешать с олной восьмой части хлдона». «Так-так-так!». И так далее- всё в стиле комиксов. Так рождаются из хлдона- лохи, от судрнита сдурнит любого, а кальстонций нашей страны всё время оказывается рыхлым.
Выход из подполья комиксист Михаил Ефременко совершил впервые в октябре этого года, в галерее «Navicula Artis», в возрасте 48 лет. И этот его выход у меня лично вызвал не столько радость открытия, сколько злобу за долгое сокрытие. Свои гениальные комиксы Михаил, похожий на молодого Горького, рисует твёрдой рукой, с превеликим чувством слова и чувством юмора с 3 класса средней школы. Так что выходит, что наш город и наша страна в течение 30 лет недополучали от него его энергии, его таланта и его издёвок и плевков. Наша страна недополучила с десяток великих мультиков, тысячи политических и социальных карикатур, сотни стишков и рассказцев, единичные варианты убийственных плакатов и нужных книжек о нашей жизни со стороны этого человека.
И не то, чтобы Ефременко жил в глухой степи Забайкалья или тундре с дикими алмазодобытчиками. И не то, чтобы он стучался в двери и ему не открыли. В двери он ни разу не стучался, а когда его родственник, художник Феликс Лейбович, бубнил ему в уши: «Миша! Вы талантливы! ВЫ очень талантливы! Давайте сделаем выставку ваших работ!», Михаил Ефременко отвечал на похвалы глубоким недоверием и сомнением в своих силах. Когда его отвели в художественную школу, и он оттуда в стыде сбежал. Потом его приняли в Мухинское, но он в ужасе отказался от места студента- в пользу какой-то девочки, которая, как ему казалось, была более достойна, рисовала лучше, чем он. Михаил Ефременко так нигде и не учился, хотя был не из самой плохой семьи. Его отец входил в великий советский «треугольник»-был профоргом крупного геологоразведочного института. Родители долгое время жили в Германии на месторождении урана. Свой «уран» потом удалось разведать и сыну Михаилу, хотя понять это он смог не сразу…
Михаил всю жизнь работает на заводах в должности рабочего. Сначала- шлифовщиком, занимающимся обдиркой плит. Потом Михаил ремонтировал рельсовые пути, потом работал стропальщиком. Жизнь монотонная, пролетарская. Работа-транспорт-дом, дом- транспорт- работа. Раньше ездили с друзьями с палатками в поход, на рыбалку, но сейчас уже никто так не отдыхает. На работе никто о комиксах Михаила не знал. Иногда Михаил дарил друзьям на юбилеи и дни рождений свои рисунки- сделанные очень профессиональной рукой витиеватые вкусные надписи и послания. Монотонность жизни Михаил расцвечивал своим ярким увлечением. Рисовал втихоря, чтобы никто не видел. С женой развёлся уже давно, сын вырос и учится в погран-училище, кот и собака умерли. Так что подсматривать уже особо некому. Да и незачем. Всю жизнь правда рядом по соседней орбите присутствовал родственник Феликс Лейбович. Жена Лейбовича- родная сестра матери Михаила. Феликс отбирал у двоюродного племянника его тетради, чтобы не пропали. Насобирал их несколько десятков, потом ему наконец-то удалось преодолеть упрямство и застенчивость Миши, и он отнёс всё в галерею «Navicula Artis» к Глебу Ершову.
Выставку назвали «Продолжение следует»- с намёком, что подпольный комиксист создаст ещё много картинок, и уже не будет скрывать своё творчество от посторонних глаз, тем более что глаза эти оказались одобряющими и восторженными.
После выставки ещё одна мысль бередила моё сознание. Наше уникальное общество, уникальный русский менталитет постоянно производят «людей подполья». И вот вроде бы – снова свобода, Перестройка, пресс гнилой идеологии свалился. Но человек, который уже на генетическом уровне запрограммировался на ужас перед Авторитетом, перед Его Величеством миром каких-то уж очень важных, образованных людей, людей с дипломами, с портфелями, с начальственным видом, с покрикиваниями и одёргиваниями- человек так и остался в скрюченном виде, как росток картофеля в ящике летом. Он так и не смог преодолеть эту свою робость перед всем этим наглым миром социально угнездённых на разных службах и работах людей. И у него осталась своя высшая и чистейшая свобода- рисовать сладко во тьме квартирки вечером, заслонившись от всех, никому себя не давая судить, оценивать, обижать, унижать. И этот добровольный эскепизм дал зрелые и отличные плоды.
Хотелось бы, чтобы нашёлся бы издатель, который бы сделал комиксы Михаила доступными для созерцания не только для среды посетителей Пушкинской-10.
