Павел Егоров

 

В  день рождения Галины Старовойтовой  Руслан Линьков устроил вечер её памяти под названием «Ветер свободы». Журналистов и друзей Галины Старовойтовой пригласили на корабль, который стоял на пристани у здания Конституционного суда. К верхней открытой палубе корабля был привинчен лоснящийся рояль. Первым, кого я увидела на кораблике, был известный пианист Павел Егоров. Он был в чёрном пальто и светлом пиджаке, ужасно благородный и похожий на какого-то персонажа Серебряного века¸ вроде как на  Бунина,  немного- на искусствоведа Даниеля, а в молодости, говорят, Павел Егоров был точной копией Владимира Высоцкого, только вот теперь, с белоснежной головой, он стал каким-то другим, со своими манерами аристократа, с безупречной интеллигентной речью. Ощущение «дежа-вю» не покидало меня, потом Павел Егоров сел за рояль, гости устроились на палубе, среди них бросался в глаза  доктор Щеглов, и корабль поплыл.    

Солнце светило по-летнему щедро, Нева была сизо-синей, чудесные раскаты рояля удивительно перекликались с торжественной архитектурой града Петрова, пианист Павел Егоров играл Шопена, Шумана, когда доплыли до тюрьмы «Кресты», он заиграл Бетховена. У «Крестов» стояли долго, заключённые из-за зарешёченных окошечек махали руками, свободолюбивая благородная музыка разносилась далеко, получился концерт для тех, кто сидит в тюрьме. Музыка в исполнении Егорова уносила в иные миры, сложные и прекрасные, внешняя примитивность, скучная безысходность  и банальность жизни распадалась от звуков рояля. Павел Егоров – виртуоз и профессионал высочайшего класса  был не тем, кого описывал в своей новой книжке «Непрофессиональная Россия» Руслан Линьков.

-Павел Константинович, но всё же расскажите прежде всего, как профессор Консерватории,  что там у вас в Консерватории происходило, что там так всех штормило?

-Это больная тема.  Почему всё это произошло? Консерватория у нас- старейшая в России, она на 5 лет старше, чем Московская. Такие даты как 150 лет – а юбилей этот будет через 4 года-  это радостное событие, но оно  привносит и нехорошие вещи. У нас запланирована покупка органа очень дорогого, строительство корпуса консерватории внутри двора на месте котельной, благоустройство двора  будет произведено,  стеклянная крыша, цветы, кафе. А это большие деньги. И как всегда примазаться к деньгам хотят и нечистоплотные люди. Основа конфликта- в этом. Ректор консерватории Чайковский- замечательный композитор, музыкант, но он недостаточно вникал в техвопросы, поэтому его и обошли с этой  стороны. Но он честный человек, и это главное. Поэтому  верим, что будет нормальный юбилей, будут деньги, награды.. Естественно, люди рвутся к  деньгам.

-Да, деньги портят людей. Мне иногда кажется вообще, что как только волшебницы денежки к чему то прикасаются, то всё портят, несут зло…

-Но не одной музыкой живы люди.

-А как вы относитесь к строительству второй сцены Мариинки? Это же всё происходит у вас по соседству!

-Вторая сцена Мариинского- это неактуальный вопрос, мне так кажется. У театра прекрасный новый зал с очень хорошей акустикой, прекрасное историческое здание. На мой взгляд, у театра нет того репертуара, который он мог бы разместить на новой сцене. Но это мой взгляд, у Гергиева, возможно своя стратегия.

-А в каком состоянии находится фортепьянная музыка в Петербурге сегодня?

-Я- выпускник московской консерватории, но давно уже связан с Петербургом, так что могу ответить на ваш  вопрос. Традиции петербургской школы значительны, очень специфичны. Была такая знаменитая пианистка начала 20 века Анна Есипова- она проехала почти всю Америку с гастролями,  никто тогда из пианистов такие гастроли не делал. Потом Рахманинов, Горовиц в Америку приезжали и покоряли её своим исполнительским мастерством. Существует русская фортепьянная школа, и Петербург- частица этой школы. Москва как столица государства впоследствии отбирала лучшие кадры, но там работал Нейгауз, в добрые старые времена он приезжал в Ленинград и давал открытые уроки. Сейчас эти традиции стали как-то забываться. Слава богу, когда к нам приехал Чайковский, он уже не москвич, его семья тут, он живёт на 2 города, и он стал  возрождать эти традиции. Дирижёра Мариса Янсонса пригласили поставить оперу «Кармен» в Консерватории. Кшиштоф Пендерецкий с радостью отозвался на приглашение петербургской Консерватории, ему дали мантию профессорскую. Общение с  мастерами такого уровня даёт студентам очень многое, воодушевляет их, вызывает большой энтузиазм. Они видят, какой мир маленький, как тесно общаются между собой все музыканты мира. До ректора Чайковского такого не было. А это и есть традиции русской школы. Не было границ между московской и петербургской школой, Нейгауз  приезжал к нам из Москвы, в Москву уезжал Софроницкий, в блокаду он играл здесь, после войны он стал профессором Московской консерватории. Мне кажется, искусственно подогревается конкуренция между двумя городами. Но то, что настоящее оно настоящее во всём мире. Последний конкурс Чайковского  принёс две премии петербуржцам. Это фантастический успех- со времён Григория Соколова- такого не было давно. Сергей Лубянцев  и Култышев получили  третью и вторую премию, первую решили не присуждать. Это потрясающий успех Петербургской консерватории.

-Среди победителей были ваши ученики?

-Моих учеников не было, я таких ещё не воспитал. Один из них, Култышев, год занимался  у меня в консерватории, но это лишь небольшой эпизод в его становлении как пианиста.

-Павел Константинович! Вы такой прекрасный пианист! Но вот как вы пришли к вашей профессии, вы  выбрали фортепьяно,  или оно вас?

-Я занимался у Дмитрия Кабалевского в Москве как композитор. Я  и начинал  как композитор. Но в какой-то момент я остановился на фортепьяно, я понял что нельзя так разбрасываться и полноценно  чувствовать себя во всех жанрах. Недаром рояль- это «король». Он король. Десятью пальцами мы можем изобразить всё- оркестр, человеческий голос, орган, всё. Я с детства полюбил фортепьяно.

-У вас музыкальная семья?

-Я из простой семьи. Мама играла на баяне, но это была любительская игра. Для меня фортепьяно это вся жизнь, это всё. Жена на втором месте, коты на третьем.

-Ваша жена тоже музыкант?

-Нет, я боюсь, когда в семье все музыканты. Она журналист , работала в «Санкт-Петербургских ведомостях».

-Но быть пианистом- это ведь чудовищный пожизненный труд!

-Да. Это как у спортсменов профессиональных, рнужны ежедневные тренировки. Один день не поиграл, и это все слышат. И так всю жизнь.

-А соседи в стены не стучат?

-С соседями как-то везло всегда.

-Что нужно сегодня, чтобы стать успешным пианистом? Какой процент учащихся в результате выходит в большое искусство?

-Мир сейчас более жестокий, чем раньше. Раньше государство осуществляло поддержку культуре и музыкантам, а сегодня мы остались один на один со своими проблемами. Время жестокое сейчас. Выбиться очень тяжело. Конкурсов, правда, стало больше, раньше столько не ездили,  были отборы и препоны. Как и раньше, Консерватория выпускает пианистов чуть больше, чем надо, мы не можем всем места дать. То, что открыли платные курсы- это немножко снижает уровень Консерватории. Но основа пока бюджетная,  несмотря на сложную житейскую и экономическую ситуацию, когда бизнес давит.  Россия всё- таки настолько богата талантами! Приезжают к нам вопреки всему, вопреки всем условиям жизни –из глубинки, из дальних концов страны приезжают.  Замечательный мальчик из Улан-Удэ учился у меня, уже Консерваторию  закончил. Он не только пианист, но и специалист по современной музыке, которую сегодня мало кто может воспринимать. Каждый год мы открываем кого-то. Лубянцев- он же тоже не из Петербурга, из области- а какой талантливый оказался! И у вокалистов, и у скрипачей встречаются звёздные таланты. Я глубоко верю, что таланты есть. Им надо помогать. Как говорится, талантам надо помогать, а бездарность и саамам пробьётся.

-У вас есть любимый инструмент?

-Если это не будет принято за рекламу, то признаюсь, больше всего люблю «Стейнвейн». Консерватория сейчас приобрела фантастический инструмент этой фирмы. Мне повезло. В этом году меня руководство консерватории отправило тестировать инструмент на фабрику «Стейнвейн» в Гамбург. Две фабрики у них- в Нью-Йорке и Гамбурге, раньше считалась что в Нью-Йорке фабрика лучше, но сейчас это не так. Я спустился в подвал, где стояло 6 инструментов- и целый день я играл с утра до вечера, это фантастические рояли! Мне показалось, что  я выбрал лучший. У каждого рояля своё лицо. Как голос человеческий, у каждого свои оттенки, свой звук, даже в рамках десятуры  меццо-сопрано, у каждого характерные черты, прелести недостатки.

-Мы все в детстве учились играть на инструментах, производимых в Ленинграде…

-«Красный Октябрь»- знаменитая  петербургская фабрика, которая раньше называлась «Беккер». Сейчас они вернулись к своему старому названию. Но к сожалению, в условиях перестройки они растеряли самое ценное- кадры. А там были удивительные люди, я знал замечательных мастеров, Юрий Борисов такой был, отец певицы Ольги Бородиной там работал,  он был прекрасным мастером роялей. Такие кадры, к сожалению,  уходят, не успев передать свои тайны. Как скрипичные мастера Амати, Страдивари передавали свои секреты ученикам, так и  там секреты из рук в руки передавались,  просто по технологии, как японцы,  китайцы и корейцы это делают, хороший инструмент не создать. Они думают, что достаточно  всё по технологиям и по  чертежам делать. Но если не будет человеческого фактора, секретов каких-то, то души у инструментов не будет.

-Наверное, некоторые мастера с «Красного Октября»  уехали из России и тайны с собой увезли… Но сейчас что-то изменяется в лучшую сторону?

-Здесь большая проблема. Уровень инструментов ухудшился, мы вынуждены покупать рояли за границей. Собственные фирмы не тянут пока на нужный уровень концертный. Хотя я знаю одну фирму «Невский блюз». На их рояле я играл на корбле на вечере «Ветер свободы». Отличный инструмент! Несколько энтузиастов- мастеров, которые пришли из школы на «Красном Октябре», они недавно создали свою фирму, и инструменты у них имеют шансы  выйти на хороший мировой уровень.

-Кто ваш любимый композитор?

-Судьба моя связана с Шуманом. Будучи студентом 4 курса на конкурсе Шумана  я получил первую премию. Дина Иоффе получила тогда вторую премию. Элисо Вирсаладзе до меня получала первую премию, так что это победа была для меня очень значимой.

-Вы так прекрасно играли Шопена на корабле!

 -Только деревянный человек может не любить Шопена. Всё время что-то в нём открываешь новое! Это удивительный композитор. Но я не могу сказать, что люблю только Шопена. Я всеядный, сегодня я люблю Бетховена, завтра Гайдна, послезавтра Чайковского и Скрябина.

-А музыку каких  современных авторов вы любите исполнять?

-У меня много увлечений. В декабре я сыграл новую сонату Кшиштофа Пендерецкого. Он- великий композитор!  Хотя к нему по разному относятся мои коллеги. Для фортепьяно он пишет немного. Недавно прозвучал его концерт для фортепьяно с оркестром, Бар Дуглас  дирижировал, я солировал. Я сыграл сонату скрипичную его. Недавно в Смольном сыграл премьеру Владимира Раннева. Он написал специально для Смольного собора музыку,  там очень большой реверс, и Раннев использовал эту особенность акустики. Службы никогда  в соборе не было и не будет, а музыка там звучит великолепно. Раннев назвал своё произведение «Бьюти»- «красота», я исполнял соло. Я  играл музыку Тищенко,  Сергея Слонимского.

-Сами музыку не пишете?

 -Профессия пианиста  забирает целиком, наполовинку в нашем деле быть нельзя.

-В вашей исполнительской манере столько рафинированных чувств, тончайших оттенков, которые волнуют, но которые не передать словами. Есть ли особые практики для воспитания пианиста. Одна моя знакомая девочка-пианистка ставила рядом с нотами репродукции художников… 

- В воспитание пианиста входят специальные тренинги практики. В молодости  мы играли гаммы, этюды ненавистного Черни. Для тренажа они существуют, так получилось, что я этим занимался после училища. Ко мне часто приходят студенты, которым этого не додали . Но если рассматривать искусство пианиста как искусство, то, конечно, не тренаж составляет его сущность. Подразумевается, что техника  у вас уже  есть.

-Как вы относитесь к феномену Полины Осетинской?

-Неоднозно. Чудовищную книгу  она написала, она выплёскивает такие вещи, которые она ещё в жизни не осознала, она ещё не подошла к той точке, когда можно делиться с общественностью своими внутренними переживаниями. Ими можно делиться  в узком кругу…

-Диктат отца- это тема интересная всем в широком смысле слова…

-Я знаю эту ситуацию, ко мне  они оба  обращались- и она, и отец… Но рано она это всё открыла, она сама до конца ещё не осознала весь смысл того, что тогда происходило. Я считаю, Полина Осетинская  режет по живому. Как пианистка она намного интереснее, чем как литератор. Книга, обложка, намёк на Франсуазу Саган всё подпорчено духом коммерции.

- Кто вам в Петербурге из творческих личностей ближе всего?

-Александр Николаевич Сокуров. 12 января  в Малом зале имени Глазунова  он согласился осуществить режиссёрскую постановку моего юбилейного концерта. Это великий режиссер и творческая личность! У меня совсем другой жанр- сугубо академическая музыка, но он перевернул своей постановкой сознание и мне, и студентам, и зрителям. Я понял что музыка- это не только выйти,  поклониться, отыграть, встать и уйти, а нечто  гораздо большее… Сокуров как феноменальная личность не укладывается ни в какие рамки традиций и условностей!

-Многие любители классической музыки знают вас по многочисленным дискам…

 Наверное, уже за миллион общий тираж перевалил?

-Да, можно зайти в любой магазин,  у нас выпущено более 50 программ. За 1миллион, пожалуй, перевалило…. В прошлом году вышел двойник «57 мазурок Шопена», это огромная работа, еле всё поместилось на диск. На западе выпускаются диски. Наша студий грамзаписей выпустила к моему 60-летию мой юбилейный диск, там Моцарт, Шопен, Скрябин, Бетховен. Параллельно в Финляндии вышел двойник уникальный с программой сочинений маленького Моцарта 6-7-летнего, которые не были ещё  записаны. Второй диск- музыка  жены Шумана Клары Шуман, у нас её никто играл. Очень красиво изданные диски!. В год у меня обычно  3-4 диска выходит.

-Получается, что черех ваше исполнительское мастерство своременные молодые люди приобщаются к классике. Вы – могучий проводник к классике через диски…

-Я к дискам  отношусь трепетно. Так как концерт –это сыграл, пережили момент, и всё кануло в Лету. А диски эти миги  фиксируют. В  большом времени от нас остаются только записи. Когда я записываю диск, то стараюсь  максимально  вложить своё видение мира, иногда мне это удавалось. Я счастлив, что я музыкант, потому что музыка не имеет дела со словом и может высказать гораздо больше, чем слова… И она может такие оттенки эмоциональные высказать, которые слово выразить не может. И это самое ценное в музыке.

- А бывали случаи,  когда классика в вашем исполнении перевоспитала свинскую личность?

-Да сплошь и рядом…В филармонию часто ходят странные люди, просят их  мобильники выключить, а они  этого не понимают. Публика часто не за музыкой приходит,  а себя показать, это сплошь и рядом, люди заняты другим. Но  в процессе игры часто случается, что зрители начинают прислушиваться и в какой то миг начинают слышать.