РУБЕН ГАЛЬЕГО

НЕ ИСПАНСКАЯ ГРУСТЬ РУБЕНА ГАЛЬЕГО (журнал «Петербург на Невском»)

            "Я - маленький мальчик. Ночь. Зима. Мне надо в туалет. Звать нянечку бесполезно. Выход один - ползти в туалет. Для начала нужно слезть с кровати. Способ есть, я его сам придумал. Просто подползаю к краю кровати и переворачиваюсь на спину, опрокидывая свое тело на пол. Удар. Боль. Подползаю к двери в коридор, толкаю ее головой и выползаю наружу из относительно теплой комнаты в холод и темноту. Ночью все окна в коридоре открыты. Холодно, очень холодно. Я - голый.  Ползти далеко. Когда ползу мимо комнаты, где спят нянечки, пытаюсь позвать на помощь, стучу головой в их дверь. Никто не отзывается. Кричу. Никого. Может быть, я тихо кричу".

 

            Так начинается книга «Белое на чёрном», которая была издана нашим питерским издательством «Лимбус Пресс» пару лет назад и сразу получила престижную премию «Букер- Открытая Россия» в 2003 году. Книгу написал русский писатель Рубен Давид Гонсалес Гальего. 

           

            Внук лидера Коммунистической партии Испании, он родился в 1968 году в Москве. Его мама Аурора была послана отцом учиться не в Париж, в Сорбонну, а  в Москву. Это было сделано в целях «перевоспитания» вольнодумной дочери. На Ленинских горах  Аурора встречает венесуэльского студента, у них рождаются близнецы. Один из них сразу умирает, второму ставят страшный диагноз ДЦП. Мать, уехавшую из больницы сдавать экзамены, срочно вызывают обратно, показывают агонизирующего сына в реанимации, потом сообщают ей, что он умер. Как  и  с первым  близнецом  -- ни  справки  о  смерти, ни  свидетельства  о рождении ей не выдают.

            До сих пор история с фиктивной смертью младенца полна загадок. По версии Сергея Юрьенена, написавшего роман "Дочь генерального секретаря", одна из разгадок- в политической ситуации 1968 года, когда Компартия Испании осуждала КПСС за Прагу, КПСС осуждала КПИ за "еврокоммунизм", а дочь лидера фактически  стала заложницей Кремля. Через 7 лет у Ауроры от писателя диссидента рождается дочь, и им удаётся вырваться  в Париж.

            По другому складывалась судьба первого сына, которому мать даже не успела дать имя. Из кремлевской больницы он  был отвезен в  село   Карташево  под  Волховом, затем   в  ленинградский  НИИ,  где его безуспешно пытались лечить, оттуда  в  Брянскую  область,  в  город Трубчевск,  затем в  Пензенскую область,  в рабочий поселок электролампового завода  под  названием  Нижний  Ломов  и,  наконец,  в  Новочеркасск. Здесь Рубен  закончил два колледжа -- английский и юридический.  Женился, родил дочь-красавицу. Заработал на компьютер. Побывал в  Америке. Вернулся, развелся  и женился

снова, родил вторую красавицу- дочь.  Испанско-литовский  режиссер  решил снимать о нем документальную  картину. В 2000 году  киногруппа  провезла его маршрутом Новочеркасск -- Москва -- Мадрид -- Париж - Прага.  В Праге Рубен нашел свою маму и решил остаться с ней. В Праге он пишет свой первый роман, набирая текст двумя действующими пальцами.

            Белое на чёрном- когда он практически умирал от болезней и голода, то увидел сначала белые буквы на чёрном фоне, потом  те же слова и фразы, но уже чёрные буквы на белом фоне. Тогда он решил, что надо писать.

            В своей книге он написал о том, что осталось и остаётся за кадром. О детях и взрослых- инвалидах, запертых пожизненно в инвалидных домах и домах престарелых. О системе государственного милосердия, где ослабших, заболевших и обездвиженных отправляют умирать на «второй этаж», оставляя без пищи и ухода. На ту же участь обречены дети, достигшие 15-летнего возраста.  В сытые брежневские  70-е и 80-е дети инвалиды часто были недокормлены. "Я позвонил одному из директоров одного из моих детских домов. Разговор получился сложным. Я понял, что ему было очень больно со мной общаться. Он сказал мне страшную вещь. "Рубен, - сказал он, - мы старались думать, что вы ничего не понимаете".

            Чёрные мучительные эпизоды сменяются в книге белыми, радостными. Изувеченные господом богом дети  хотят жить и помогают друг другу. Самые потрясающие сцены в книге- это  страницы о неистребимом человеческом достоинстве, таящемся в самых неприспособленных для жизни телах, это страницы о прободении капель милосердия в самых зачерствелых  душах, обслуживающих  узаконенную жестокость.

            «Белое на чёрном» - это ещё одно лишение иллюзий. В 60-х и 70-х писатели деревенщики воспевали неких мудрых и добрых крестьян, затерявшихся в глубинке России. Книга Гальего о том, что их и там уже почти нет. Простые русские бабы и крепкие мужики  из недр народа-богоносца, идущие работать с детьми инвалидами, чудовищно жадны и жестоки, пусть часто не по своей воле, а по воле кормящего их порядка.  Зато каждая искра доброты, нежданно вспыхивающая на этой ледяной золе- сверкает как бриллиант для нуждающихся. Добр только Бог, который непредсказуемо витает над этой нищей землёй и немотивированно являет вдруг своё благоволение в самых безнадёжных ситуациях.  В романе при всей  тяжести картин, изображающих  деградацию людей,  не возникает чувства богооставленности. К тому возникает желание поучиться  живучести и упрямству маленького мальчика, который, крича и оставаясь неуслышанным, всё же полз дальше, вперёд. Всем нам этому надо учиться, учиться и учиться.

            Скоро «Лимбус Пресс» выпускает новую книгу Рубена Гальего «Я сижу на берегу». Есть такое мнение в издательско-писательской среде- одну книгу написать может всякий, написать вторую книгу- вот что труднее всего. Рубен написал вторую книгу, он всё делает минимум дважды. Это означает подтверждение того, что в России стало одним большим писателем больше.

           

            -Рубен, по прочтении книги у всех возникает лёгкое чувство восторга- от того, что вам всё-таки удалось выжить, удалось вырваться из удушающих лап нашего государственного милосердия! Как это произошло? Эта история осталась за кадром для читателей, но, тем не менее, вызывает жгучий интерес.

 

– Ира. Последним пунктом  государственного милосердия для меня стал дом престарелых. Из дома престарелых я не вырывался, меня оттуда вытащила моя бывшая жена – Катя. Вытащить меня оттуда она смогла на фоне всеобщего перестроечного бардака. Так что за свое освобождения я могу благодарить Катю и Горбачева, причем Катю, конечно, гораздо  больше.

 

            -После всех тех ужасов, которые вы описываете, всё же возникает ощущение, что Бог есть. Как складываются ваши отношения с религией, вы же, как и люди нашего поколения- родом из атеистического детства.

 

– С религией у меня отношения складываются с переменным успехом. Бог есть, конечно, и у него есть чувство юмора.  Еще мне нравится поговорка о том, что он не фраер. Говорить о религии и сексе публично не люблю, неприлично это и неловко как-то. Атеистическое детство – не такая уж и плохая вещь. Атеист тоже верит. Стивен  Хокинг, например, точно знает, что Бога нет, и может эту точку зрения логически обосновать. Атеист мне ближе по духу, чем человек безразличный. Атеизм как этическая концепция мне нравится, не рассматривая варианты атеистического фанатизма, конечно. Сам я к атеистическим фанатикам отношусь примерно с такой же долей иронии как и к фанатикам верующим. Фанатики опасны по обе стороны баррикад. Но, к сожалению, очень большая часть населения планеты элементарно не задумывается об устройстве мироздания. Им сказали, что Бога нет, – они поверили. Потом сказали, что Бог есть, – они опять поверили. В существование Стивена Хокинга я верю так же, как и в существование Антония Сурожского. И Стивен  Хокинг и Антоний Сурожский, с моей точки зрения, показывают существование Бога самим фактом своего существования. В толпы верующих я не верю, как и в толпы атеистов.

 

У Валадимира Ульянова в детстве было религиозное воспитание, а у Антония Сурожского как раз и было атеистическое детство, как и у нас с Вами. Сам факт атеистического детства ничего не доказывает.

 

            -Расскажите вашу лав стори. Несмотря на кошмар российского бытия, из его недр произрастают прекраснейшие  женщины, две из которых стали вашими женами. Что вы думаете о русских  и иностранных женщинах - у вас, наверное, есть теперь  возможность сравнить разные менталитеты и устройства душ.

 

– Само словосочетание «лав стори» мне не нравится. Я немножко знаю иностранные языки, поэтому мне всегда обидно, когда люди не стараются использовать русский язык там, где это возможно. Свою любовную историю я, конечно, рассказывать не стану. В каждой истории принимают участие живые люди, и я должен уважать их свободу и право на частную жизнь.

 

Понимаете, Ира, я – русский человек. Соответственно, образ мысли и устройство души у меня русский. Естественно, мне ближе и понятнее человек, говорящий по-русски, независимо от пола этого человека. Но если Вы настаиваете именно на оценке женщин, то могу с полной уверенностью сказать, что сравнивать женщин по национальному признаку я не умею. И чтобы покончить с вопросом полов, любовных историй и русских женщин,  я так скажу, можете написать это крупными буквами. Женщины везде есть замечательные. Дело не в женщинах, дело во мне. Прекрасные женщины есть везде. Что толку? В любой точке земного шара мужчина обязан выполнить хотя бы минимум социальных обязательств. Я не смог. Поэтому сравнивать женщин я права морального не имею. Так что, я думаю, по поводу любовных историй и различий в женском менталитете Вам стоит обратиться к более успешным мужчинам.

 

            -Из фильма о Вас зрители узнали о том, как вам удалось разыскать вашу мать. Как складывались ваши отношения в дальнейшем?

 

Сейчас мы живем с мамой в небольшом немецком городке Фрайбурге. До этого три года прожили в Испании, до этого – год в Чехии.

 

- Какой резонанс получила ваша книга в литературных кругах? Какие отзывы до вас доходят?

 

Отзывы самые разные, много положительных. Я немного знаменит в России, Испании и Италии. Иногда я грустно шучу, что хотел бы поменять всю свою известность на немножко денег. В литературных кругах меня знают, но не более того.

 

            -А какой резонанс она получила в кругах сильных мира сего? После этой книги возникает желание, чтобы министр Зурабов сделал смотр всех  детских и инвалидных домов, навёл там порядок, или, чтобы сквозь высокие заборы этих заведений проникли международные организации и что-то сделали бы для защиты самых обездоленных людей нашего общества, отстаивая их право на жизнь. Возникло ли хоть какое-то ответное колебание реальности? Есть ли у вас такая информация?

 

Не знаю. Я не строю иллюзий. Если о детских домах в России уже можно говорить, – это уже хорошо. Я не знаком с господином Зурабовым. Уверен, что этот человек делает все, что в его силах. Детских домов слишком много, ресурсов  у России слишком мало. Если бы все проблемы сиротства, инвалидности и старости можно было бы решить смотром и «наведением порядка», то, наверное, жизнь была бы намного  проще устроена. Международные организации – тоже не панацея. Во многих странах мира активно работают  представители международных организаций, тем не менее обездоленных там  не становится меньше. Я радуюсь каждый раз, когда узнаю что-то положительное о детских домах в России. Например, в некоторых детских домах активно работают российские благотворительные организации, монашкам разрешили посещать детей и оказывать посильную помощь.

 

            -Сейчас в России происходит жуткий натиск на беднейшие слои населения. Реформы жилищного хозяйства, льгот, системы образования  приведут к тому, что огромная часть населения лишится элементарных условий жизни- жилья, образования для детей, медицинского обслуживания, возможности выживать в пожилом беспомощном возрасте. Та система узаконенного подпольного Освенцима,  в котором без печей подлежат уничтожению «лишние люди», теперь вышла за заборы интернатов для более масштабного применения. Для 80 процентов населения предстоит встреча с чудовищной борьбой за жизнь и невиданной нищетой и невзгодами. Что бы вы могли пожелать этим людям, какие качества им следует развивать, чтобы выиграть?

 

80 процентов населения России уже борются с нищетой. Не думаю, что все существенно изменится в худшую сторону. Возможно, будет хуже, но основные условия игры все же останутся. Если у вас есть дети – вы обеспечены в старости, если нет – обречены. Одиночество в старости – катастрофа, которая приходит во все страны мира. Пожелать я людям одиноким и больным, к сожалению, ничего не могу. Человеческие качества, которые теоретически могли бы помочь для выживания в непростой экономической обстановке у людей либо есть, либо их нет. Сам я выжить в России не смог. Я – эмигрант. Давать советы из-за границы, причем советовать что-либо людям, потерявшим все, по меньшей мере, неумно.

 

            -Какая страна наиболее милосердна по отношению к инвалидам на ваш взгляд?

 

Не знаю. Честно говорю, у меня мало данных. Лично мне в этом плане нравится Германия.

 

            -Ваши впечатления от Испании- какие они?

 

В коротком интервью сложно описать страну целиком. Люди по всему миру отличаются не очень сильно. Я думаю, что людей следовало бы сравнивать, ставя их в приблизительно равные условия. Испанцы долгое время прожили без кризисов и массовых  убийств. Это накладывает отпечаток на все.

 

            -Есть ли возможность у Вас помогать хоть как-то тем, кто остался по ту сторону забора?

 

Я живой человек, чем могу –  помогаю. К сожалению, мои возможности более, чем скромные. По эту сторону забора тоже непросто быть инвалидом.

 

            -Следите ли вы за литературой? Какая из книг произвела на вас наиболее сильное впечатление за последний год?

 

Наверное, я уже приближаюсь к возрасту, когда больше перечитываешь, чем читаешь. Недавно перечитывал «Как писать книги. Мемуары о ремесле» Стивена Кинга. Впечатление на самом деле сильное. Жаль, что эта книга не попалась мне раньше.

 

            -Каковы ваши творческие планы?

 

Очень скоро в России выходит выходит моя вторая книга «Я сижу на берегу». Но самый большой мой творческий замысел – элементарно выжить. Моя жизнь сама по себе творческий акт.