Илья Хржановский

 

В первом фильме молодого Хржановского «4», снятого по сценарию Владимира Сорокина, три главных персонажа- проститутка, оптовый торговец мясом и настройщик роялей. Они  сидят в одном баре и отчаянно блефуют.  Настройщик роялей (его играет лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров) выдаёт себя за биолога, специалиста по клонированию людей, которым отечественная наука начала заниматься ещё при Сталине. Лучше всего получаются клоны, сделанные по четыре сразу. Когда один элемент выпадает, гармония мистической четвёрки нарушается….Самому  кинорежиссёру Илье Хржановскому 31 год, как раз три плюс один равно четыре.

Когда режиссёру предложили "сократить обилие ненормативной лексики и подчас сопутствующего ей изображения, которые используются без реальной творческой необходимости", Хржановский отказался это сделать, хотя это препятствовало дальнейшей прокатной судьбе фильма. Результат- «Золотой кактус», выданный русскому кинорежиссёру «за художественную бескомпромиссность». Второй приз, увезённый Хржановским  с  кинофестиваля в Роттердаме - «Tiger Award»..

Фильм пригласили в конкурсную программу 27 фестивалей,  показ его проходил с аншлагом и вышел таки в европейский прокат.

 

Хржановский

-Илья! Вот всё таки откуда взялся ваш первый фильм «4»? Вас волнует тема клонов? Или вы поклонник творчества Владимира Сорокина?  И почему не «Лёд» или «Норма»? До вас Сорокин сочетался с  кинематографом только  дважды вроде бы - в фильме «Москва» и «Копейка»… 

-Ничто никак ни с чем не связано, кроме как со мной самим, моими ощущениями от жизни. Фильм «4» появился,  так как  у меня была идея и некоторые сюжеты, и я раздумывал, кто может написать сценарий. Я обратился к Сорокину, с которым мы не были никак знакомы, и он к моей радости и удивлению согласился написать сценарий. У Сорокина есть одно качество, которое мне кажется очень важным. Он, описывая реальную, бытовую, крайне простую ситуацию, делает это очень достоверно, и в какой то момент всё это превращается в абсолютную фантасмагорию, не переставая при этом быть предельно достоверным и реальным. Переход очень незаметен. Для меня было очень важно это уникальное качество его дарования. И вот я получил это в сценарии, так же как  и другие проявления его как художника, за что я ему очень благодарен.

-И вот теперь, после завораживающего фантастического метафорического мифологизаторства- Ландау. Вас, наверно, заворожила тема науки…

-Ландау появился ещё в тот момент, когда я работал над фильмом «4». Я прочитал мемуары вдовы Ландау и много разных других материалов, часто противоположных по трактовке событий, а  в детстве я читал книжку воспоминаний о Ландау, и когда я прочитал ещё книги о нём, у меня всё соединилось, я вдруг почувствовал, как эта история пронзительна, как она связана с современностью, с нашим временем, с проблемами вечными, но на крайне выразительном материале.

-Насколько актуальна эта тема? Это ностальгия по былому научно-техническому величию нашей страны?

-Во-первых, я делаю фильм о выдающейся личности в принципе, во- вторых, жизнь Ландау связана  с такими событиям, провокациями своего времени, необходимостями выбора, рисками социума вокруг, что это мне показалось очень интересным. Намного более точно говорящим о нашем времени, чем если бы я взял историю из нашего времени.   Есть поговорка «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии».  Здесь это расстояние во времени яснее показывает то, что происходит или может происходить сейчас.

-Но почему всё же не современные молодые учёные? В их жизни ведь тоже масса проблем, и ещё более обострилась проблема выбора и ответственности - за биологическую жизнь людей, например, за  выживание  планеты… Или вам хочется досконально разобраться в поколении дедов, как загадке, разгадка которой поможет понять сегодняшний день?

-Вопрос не в дедах. Это были уникальные люди, которые жили в уникальном времени, и это время пыталось их переламывать. Оно иногда их переламывало, но они это время образовывали. Ландау относится к тем редким личностям в истории человечества, которые меняли мир и продвигали его. Если возьмём современных учёных, то, к сожалению, в 90 процентах нам придётся снимать молодых учёных в других странах. Не потому что они не патриоты. Потому, что они понимают, что истинная реализация этого патриотизма как раз в том и заключается, чтобы иметь возможность работать. А иметь деньги на науку, на эксперименты, к сожалению, здесь в достаточном размере не получается. Это не вопрос жажды наживы, тем не менее ситуация такая.

-То есть Ландау для вас- это герой нашего времени? Через маски учёных 20 века вы ищете героев сегодняшнего дня?

- Через маски вообще героев нельзя искать. Маска это то, что надевается на лицо. Вообще вот Гамлет, или Акакий Акакиевич - это герои нашего времени?

-Акакий Акакиевич - безусловно! Сейчас так много Акакиев Акакиевичей! А вот Гамлет - нет.

- Вот я считаю, что Акакий Акакиевич, Раскольников, герои Островского- это абсолютные герои нашего времени.

-Нет-нет, Раскольников – герой не сегодняшнего времени. Сегодня раскаяния мало, раритетно оно, антиквариатно…

-Дело не в том,  что все герои, особенно герои романа «Преступление и наказание» раскаиваются. Раскольников проходит сложный путь, и поэтому это безусловно герой нашего времени, так же как и Свидригайлов, и Сонечка Мармеладова, и все герои Салтыкова-Щедрина, Гоголя…

-Почему, кстати, сегодня никто из кинематографистов Салтыкова-Щедрина не ставит? Такой актуальный автор, что не фраза, что не персонаж, - всё про наше время.

-Боятся, что накажут. Салтыков-Щедрин очень острый автор. А на что у нас спрос? У нас спрос на то, чтобы сложное произведение показать через жанр, превратить в жанр. Берём «Идиота» и превращаем его в мелодраму. Но, как сказал один выдающийся режиссёр, получился  «Идиот» для идиотов. У меня нет ощущения от людей, проживающих здесь, что они идиоты. Современного Гоголя нет. Зато есть замечательная «Новая драма», которая тоже не экранизируется.

-Но вот «Изображаю жертву» же поставили!

- Только благодаря имени Кирилла Серебрянникова. У братьев Пресняковых есть замечательные вещи. Казалось бы - отрывайте с руками и делайте! Нет!

-Вы тоже делаете жанр, чтобы стать привлекательней для продюсеров и толпы?

-Я не делаю. Фильм «4» разве жанр?

-Нет.

-Что касается жанра, то вот что такое наша жизнь? Один день нашей жизни  включает все жанры - трагедию, драму  анекдот, фарс. Естественно, всё это пронизано с советских времён сюрреализмом. Поэтому жанр - вещь размытая.

-Но надо же как то выживать, с чем-то доступным идти к зрителю. Вот при помощи чего вы выживаете, чем берёте?

-Волей!

-У вас сильная воля?

-У меня может и слабая воля, но я понимаю одно:  если вы очень точно знаете, чего вы хотите, и вы понимаете,  что должно быть, то это как-то происходит. Ну там Бог, судьба помогает. Я прекрасно понимаю, что те продукты, которые я хочу делать, не укладываются в формат. Понятно, что я не режиссёр блокбастера. Я не режиссёр криминальных фильмов. Наверное, я бы это сделал хуже, чем кто-нибудь другой. Поэтому я этим и не занимаюсь. Есть люди, которые любят снимать кино и ставить спектакли. Мне это не очень интересно, мне эти процессы не важны, они меня мучают, истязают. Я чувствую внутреннюю потребность что-то сделать, и тогда я готов потратить год, два или столько, сколько нужно.

-А что бы вы делали с большей любовью, если бы  была возможность не заниматься процессом кино?

- Мне интересно получать тот единственно необходимый результат, ради  которого и происходит процесс. Мне нет радости просто снимать фильм.

- А что угнетает вас больше всего в режиссёрской профессии?

-Фабричность. Кино - это фабрика. И  80 процентов режиссёрской работы это организаторская работа, а только 20 процентов это творчество. Дальше вопрос - какой дар. Но без этих 80 процентов этих организаторских способностей ничего не выйдет. И это меня угнетает. Меня угнетает, что это стоит денег. Меня радует, что сейчас появились новые технологии, когда кино можно снимать почти без денег. Это замечательно! Меня радует открытие новых художественных территорий. Сейчас смешалось всё – видео-арт, арт, кино, театр. Примеров масса, и это замечательно.  Ширин Нишат, знаменитая художница  Иранского происхождения, будет сейчас снимать свой первый художественный фильм. Она до этого  занималась видеоартом. И это смешение границ мне кажется замечательным.

-Границы –самые разнообразные смешиваются, и не только в искусстве. Вот наш кинематограф создает образ России. Как вы оцениваете  ваш вклад в создание этого образа?

-Все, кто снимают в России, создают образ России. Все, кто живут в России, создают образ России. Они ходят по улицам и смотрят друг на друга, и создают образ России для себя.

-Вопрос в том, насколько он совпадает с реальностью.

-Но вот мы смотрим друг на друга,  мы друг для друга- это образ России. Вот он такой. Но вот вы выйдете на  улицу, и это будет другой образ¸ в метро- третий, в ночном клубе  четвёртый, на открытии одной выставки- пятый,  в музее Глазунова- шестой. И это всё будут образы России.

-Вопрос в том, какие образы России популяризируются и считаются главными.

-В нашем кино сейчас такое время настало, когда  видны приметы появления большого стиля. Всё такое чистое, вылизанное, офисы, витрины, иностранные машины, жёлтые чистые такси, люди в хороших одеждах выглядывают из бутиков, этакий почти сталинский стиль. Известно, что товарищ Сталин не любил в кино плохую погоду. То есть если солнце после дождя- то это хорошо. Если затяжной дождь- то это исключено. Он не любил всё грязное, коммунальные квартиры не любил. Если смотришь кино тех лет- сталинских коммуналок , какие тогда были, вы не увидите. Ну, там квартира, где живёт  два-три человека- это можно увидеть.

-Зато в 60-е годы  кинематографисты на коммуналках оторвались.

-Оторвались не только 60-е, но и 70-е, и 80-е и даже  90-е. Опять мы не говорим, плохо это, или хорошо. Но этот странный стиль  странной жизни, который мы  имеем, и по которому мы судим о том прекрасном времени, которым являлись 30-е годы, к примеру,- он, скажем так,- нереалистичный. Мы можем его воспринимать как артефакт. Вот сейчас, мне кажется, начинается такой же вот образ формироваться.

-И какое место занимаете вы в этом процессе?

-Я хочу занимать своё место. Я делаю фильмы про те проблемы, которые меня сильно беспокоят, и которые, мне кажется, могут беспокоить не только меня. Мне кажется эти проблемы шире, чем проблемы только российские. Следующий проект, которым я сейчас занимаюсь, основан на современной версии произведения Бальзака «Шагреневая кожа». Материал автора французского и жившего вообще в другом времени. Но тема человека, который хотел всего материального, а потом он получил все возможности, все, какие хотел, потому что всё, что он хочет- всё материализуется, тема того, чего человек хочет, после того, как всё у него есть, а, с другой стороны- что ты должен платить за то, что всё у тебя есть- эта тема актуальна не только для России. Эта тема меня беспокоит. Или тема отношения человека и государства. Она всюду есть. В Америке и Ираке, -она везде есть. Жизнь духа, жизнь физиологическая, моральные проблемы… Естественно, я это делаю на материале той страны, которую знаю, в которой я жил, в которой я вырос. Мне 31  год, из них я 30 прожил в России, полтора года в Германии. Я могу снимать только про то, что я знаю.

-А кто из кинематографистов оказал влияние на ваше творчество?

-Чарли Чаплин. «Огни большого города»- это мой самый любимый фильм. На меня влияли многие фильмы. «Дорога» и «Сладкая жизнь», «Восемь с половиной» Феллини,  «Блу ап» Антониони, «На последнем дыхании» Годара, «Весь  джаз» Боба Фосса, «С широко закрытыми глазами» Кубрика, «Рассекая волны» Де Триера, многие документальные фильмы, Дзига Вертов… Можно сказать-  весь багаж кинематографа за 100 лет своего существования и весь багаж культуры, накопленный за тысячелетия. Так или иначе, я всем этим напитан.

-Наверное, ещё благодаря своей семье.

-Частично и во многом -   благодаря семье. Бог, судьба так распорядились, что вот у меня в детстве всё на тарелочке с голубой каёмочкой было преподнесено, в смысле образования.

-И культурных кушаний.     

-Кушаний культурных и людей. За это я очень благодарен своим  родителям.

-У вас уникальная семья. Отец - знаменитый мультипликатор. Как вы сосуществуете? Вступаете ли в контрапункт с отцом?

-Он -есть по определению. Мы очень разные с отцом. Фильмы его я видел многократно. Конечно,  они тоже оказали на меня какое-то влияние. У нас  с отцом нет разногласий по поводу того, «про что», но по поводу того, «как» – у нас абсолютно разные подходы, и мне кажется, что это замечательно.

-Вот каждое новое поколение в кино создаёт на экране новую визуальность, пластику, делает всенародным достоянием  новые лица, новые типа красоты. Какие лица вы ищите для воплощения своих кинематографических идей?

-Я ищу живые лица. Перед вами ящик фотографий, но всё это не те лица, которые я буду смотреть. Я очень специально подошёл к кастингу. На «Феномен филмз» сейчас делается сразу два проекта игровых фильмов - мой «Дау» и «Отряд» Алексея Германа-младшего. Мы с Алексеем близкие многолетние товарищи,  хотя делаем совсем разные вещи. Но с ним мы совпадаем по каким-то санитарным нормам. Вот в понимании того, что лиц живых мало, мы совпадаем точно. В связи с этим мы сделали большой проект. Под наши фильмы мы проводим  огромный региональный кастинг, специальный прокат  получасового видео по раскрытию артистов. Для этого мы взяли разных замечательных театральных режиссёров и отправили их по России. Начали с регионов Сибири и Дальнего Востока, и так мы оттуда двигаемся на Москву. И в каждом регионе мы снимаем поголовно всех артистов всех драматических театров, всех артистов театров оперы и балета, все любительские коллективы, каждый раз собирая полную информацию про  артистов региона. Потом мы монтируем минутные ролики их отснятого видео, дальше мы уже смотрим. Так мы пытаемся искать новые лица. Хочется, чтобы были живые лица. В фильм «4» у меня играют не артисты не потому что я не хотел профессиональных артистов, а потому, что мне были нужны люди с определённым внутренним содержанием. В артистах я этого не нашёл.

-Вот вы собираетесь в Петербург на съёмки отдельных кадров вашего «Ландау»…

-У меня в Питере будет блок съёмок, так как Ландау жил в Петербурге какое-то время. И я в Петербурге буду снимать в конце февраля - это будут 20-е годы. 

-Интересно, где вы этот Петроград 20-х годов найдете?

- Есть такие места, будем искать. Пока что ваш Петербург неплохо сохранился. Во всех отношениях сохранился, хотя сейчас туда пришла эта мания денег…

-Рука Москвы?

-Это не рука Москвы, это рука времени. Потому что в Москве говорят о приходе питерской руки, даже известно чьей. Это всё не важно, а важно, что приходят деньги и начинают всё разрушать, разрушать ценностный момент. Какое то время назад в Питере было стыдно быть богатым. А в Москве давно уже стыдно быть бедным. И это ужасное социальное проявление. В Питере сейчас тоже становится стыдно быть бедным. Мне это кажется ужасным как перспектива.