АНДЖЕЙ ИКОННИКОВ-ГАЛИЦКИЙ

ИЗ ЖИЗНИ ПОПЕРЕЧНЫХ ЛЮДЕЙ 

 

Анджей Иконников-Галицкий- поэт, автор двух поэтических сборников «Ангелос» и «Фавор» (издательство «Акрополь»). Археолог, путешественник- побывал в Индии, Непале, Египте, Турции, объездил все Балканы, Центральную Азию, Дальний Восток. Автор многочисленных статей об искусстве и литературе, поэтах и поэзии. В издательстве «Лимбус-Пресс» готовится к выходу в свет его книга «Пропущенное поколение». Учитель истории в гимназии «Земля и Вселенная», преподаватель эссеистики В С-Петербургском институте гуманитарного образования. 

 

-Анджей, с чего начинается поэзия? Как это произошло у вас?             

-Началось всё со школы. В восьмом классе была олимпиада по литературе, я занял первое место. Меня пригласили в клуб «Дерзание» во Дворце пионеров. В то время это было необыкновенное место. Через клуб «Дерзание» прошли В. Кривулин, И. Бродский, В.Топоров, В. Соснора. Первым моим сильным впечатлением была Нина Алексеевна Князева, руководитель клуба.  Она была похожа на Винни-Пуха, при этом у неё были удивительные лучезарные глаза. Я подумал, что вот она какая, поэзия… Это был какой-то смешной символ поэзии.

-И вы пошли в Литературный институт…

-Я получил образование, ничего общего не имеющее с литературой. Это был химико-фармацевтический институт, в котором я проучился четыре года. Когда нас отправили на практику в аптеку, и я оказался среди десяти тёток, толкущих что-то  пестиками в ступках и при этом активно перемывающих кости ближним, мне стало плохо. Я бросил вуз, не доучившись.  Мои одноклассники были хиппи, через них я узнал о существовании Сайгона. Он то и был моим настоящим  университетом. Дима Лурье, отец Григорий –они открыли мне мир самиздата, тамиздата,  мы садились на подоконник – в Сайгоне были большие подоконники, вмещавшие свободно трёх человек, и начиналось самое главное. Обсуждение прочитанного, обмен информацией, книгами. Этакая ланкастерская система обучения. Именно там я открыл для себя поэзию Серебряного века, начал писать сам…

-Что такое для вас «поэт»?

-Когда мне надо представиться, я не могу называть себя поэтом. Когда человек себя называет поэтом, то это- графоман. Поэт- это человек, который торчит поперёк в горле у себя и у мира. Я считаю, что Гумилёв, Высоцкий- это не поэты, это гениальные поперечные люди, но не словесная форма им Богом дана. Так сложилось, что в тот момент в обществе они не были востребованы в другом качестве.

-То есть, акционизм Кулика- это тоже проявление поперечности, но не в словесной форме? Современные художники, выражающие себя в акциях и перформансах – это не художники, а поперечные люди, несостоявшиеся поэты, нашедшие невербальную форму самовыражения?

-Поэзия- это всегда жертвоприношение. Кого бы мы не взяли из состоявшихся поэтов, это всегда люди, принесшие в жертву себя или окружающих. Блок, Мандельштам, Цветаева- все они принесли себя в жертву.

-А есть ли настоящие, большие поэты, которые остались непознанными, чьё жертвоприношение не было замечено?

- Я считаю большим поэтом Михаила Кузмина, который был оценён не с той стороны, к нему приклеили ярлык «поэт- пидераст». На самом деле это тончайший мыслитель- мистик. Непрочитанным я считаю В. Хлебникова. Его поэма «Ночной обыск» по глубине и силе не уступает «Божественной комедии» Данте. Несправедливо забыта Елена Гуро. Её недавно издал «Лимбус-пресс». Она говорит о простых вещах так, как никто до неё не говорил.

-  А поэты хрущёвской оттепели- они собирали целые толпы слушателей, власть их не трогала…

-Да, это поколение вполне благополучных поэтов. Хуже было тем, кто пришёл после 63 года. Ситуация подполья нарушила пропорции, невозможно оценить масштаб- большое казалось мелким, мелкое- великим. Поэтам-шестидесятникам был свойственен наивный романтизм. И.Бродский оказался в итоге самым востребованным, А.Вознесенский, Г.Горбовский также нашли отклик. Попал в струю В.Соснора.

-А следующее за ними поколение?

 -Следующее поколение поэтов скисло, у них не было надежд. С одной стороны им было проще- пиши, что хочешь. Но это была известность в узких кругах. Поэты оставались непрочитанными и неизданными. У меня выходит книга в издательстве «Лимбус-пресс», она называется «Пропущенное поколение». Я написал о неуслышанных поэтах- Евгении Мякишеве, поэте-хулигане, Алле Смирновой, Ю.Свинцицкой, Т.Мнёвой, других поэтах. Потом, когда наступила эпоха свободы,  поэты этого поколения, к которому и я принадлежу, оказались надломленными. Когда «оковы пали», большинство поэтов не выдержали света, как подвальные растения.  Среди них – прекрасные поэты- Виктор Ширали, Валентин Добрецов. А.Драгомощенко и В.Кривулин пошли по пути раскрутки. Но в целом интерес к поэзии упал. Что-то гениальное было в стихах молодого Димы Голынко-Вольфсона, но потом он начал низать бисер. То же можно сказать о талантливых Тимофее Животовском, Вадиме Лурье. Они не смогли уловить поэтическую подлинность. Когда нет жертвенности, то непонятно- зачем? Трагична судьба  Маши Калинович- только сейчас творчество  этой поэтессы начинает выходить к слушателю. Нарушены старые связи, нет периодики, нет журналов, нет критики. На весь Петербург осталось два журнала- «Нева» и «Звезда».

-Но за последний год намечается некоторое оживление. Поэтические вечера в «Бродячей собаке» и «Привале комедиантов», группировки «Пиитер», «Дрэли куда попало», поэты газеты «Русь», театр поэтов В.Антипенко, чтения в Европейском Институте…

-Да. Но нет единого пространства. Поэтическая жизнь очень разрознена. На мой взгляд, в поэзии необходима иерархия. Должен быть свой царь, раб и бог. Наше поколение губит равнодушие. Равнодушие и поэзия- вещи несовместные. Нельзя всех хвалить, но кисло. Хочется страстей, ссор, группировок, критических разгромных статей…

-Может быть, всю страстность вобрала в себя рок-поэзия, может быть, даже то, что сейчас является масскультурой? Может быть, истинная поэзия- там ?

-Стихи Башлачёва, Шевчука, Гребенщикова, Цоя, Кинчева переняли напряжённость футуризма. Но часто блестящие строчки теряются среди обвальности других строк. Да, словесная рок-культура восьмидесятых – в целом более интересное явление, чем поэзия того же периода… Но этот период был слишком короток…

-А что касается попсы?

-Что касается попсы, Татьяна Москвина в «Похвале плохому шоколаду» пишет о русском культурном бунте девяностых, как о  «безобидном и безобразном». С этой характеристикой я полностью согласен. 

-Может быть он отражает глубинное народное сознание?

-Я никогда не презирал русский народ, но в последнее время я сильно разочарован. Над ним произвели операцию лоботомии. В автобусе, в элитарном кафе «Идеальная чашка» встречаешь хорошо одетых студентов, которые извергают что-то нечленораздельное. Произошло катастрофическое снижение уровня чувств до  биологических инстинктов, уровень сознания средних людей опустился до уровня деревенских алкоголиков. Общество расслоилось на интеллектуальную элиту и быдло. Кто не работает- тот ест, это разрушает чувство собственного достоинства у человека. На Западе неприлично быть богатым. Прилично быть тактичным. Я надеюсь, что всё рано или поздно войдёт в естественное русло, люди начнут жить честным трудом.

-А что вы думаете о культуре Востока?

-Следует различать по крайней мере четыре Востока, которые противостоят Западу- это Восток средиземноморья, Индия, Китай и Япония, Ирак и Иран. В целом, словесная культура занимает в этих странах совсем другое место. Эти страны поражают контрастами, драматической  борьбой за выживание. Интеллектуальный уровень в этих странах ниже, но зато в основе жизни людей лежит нравственный закон. Люди Востока ведут себя по правилам.  Цивилизации Востока видятся мне более перспективными.

-Анджей, вы преподаёте в гимназии. Что вы можете сказать о детях, об их отношении к литературе, к поэзии?

-Недавно была опубликована моя статья «Что читает «брошенное поколение»?»…

-Брошенное поколение? А что это такое? Мы говорили с вами о «пропущенном поколении» поэтов…

-Ученики, с которыми я занимался  пять лет назад сильно отличаются от тех, с которыми я занимаюсь сейчас. Пять лет назад наступил пик брошенности. Это было свидетельство какого-то полного развала семьи. Неполные семьи, полное отсутствие авторитетов- родительского, общественного. Взрослые перестали управлять процессом, они были заняты выживанием, добыванием денег. Дети были предоставлены самим себе. Наблюдалось всякое отсутствие конфликтов …

-Может быть, это неплохо- отсутствие авторитарного давления? Может это- постмодернизм?

-Такой постмодернизм хуже и страшнее, чем конфликты. С другой стороны, учителю было легче. Детям трудно было найти Взрослого, они очень были отзывчивы ко всяким признакам внимания к их жизни со стороны любого чужого, хорошо, когда им оказывался учитель.  Сейчас- ситуация выправляется. Дети ухоженные, добрые, но они- проще. У них плохо развиты оперативные способности, им трудно ставить задачу, совмещать различные пласты. Они малоконфликтны, среди них много аутичных детей.

-А поэзия?

-Стихи стали делом сугубо внутреннего потребления. Трудно проследить. Поэзия читается, но не служит предметом обсуждения. Я думаю, когда изменится место поэзии в среде взрослых, изменится и отношение к ней детей.