МИХАИЛ ЭПШТЕЙН

Протеизм спешит на смену

 

Московский философ, филолог и культуролог Михаил Эпштейн с 1990 года  живёт и преподаёт в США. В Америке его называют выдающимся американским философом, а в 2000 году в Нью-Йорке  дали премию "Liberty" - за вклад в российско-американскую культуру. Но это не мешает ему оставаться активным деятелем  в отечественной гуманитарной культуре. 8 книг из нескольких десятков, написанных Михаилом Эпштейном, изданы  в течении последних 8 месяцев в России- в издательствах Петербурга, Москвы, Самары, Екатеринбурга. Пожалуй, это один из самых издаваемых русских гуманитариев в России сегодня.

 

            -Моя первая книга «Парадоксы новизны» вышла в 1988 году. Потом выходили ещё какие-то книги в России, я даже не прослеживал, какие. В Москве на моём вечере в клубе «Билингва»  я был потрясён, когда мне на подпись приносили эти  пожелтевшие книжечки в дешёвых переплётах, выпущенные в 90-годы.

            -Михаил, вас, как и прежде волнует область нового, будущего, возможного...

            - В петербургском издательстве «Алетея» вышла главная моя философская  книга "Философия возможного". Затем вышел «Проективный словарь терминов»- своеобразный опыт обратного философского мышления. Традиционно  сначала пишется много текстов, а потом составляется словарь  используемых терминов. Мой словарь- не дескриптивный, а проективный. Используя новые, изобретённые мною термины, можно будет создать новую систему философии. Издательство НЛО (Новое литературное обозрение) выпустило книгу «Знак пробела. Будущее гуманитарных наук.» . Это проект переустройства наук в 21 веке. Мною предлагается  не только обновление, но и  введение новых гуманитарных наук в 21 веке.

            -Например?

             – Хорология- от хорор- ужас- об ужасах, об ужасе  разрушения самого себя в техногенном обществе, например. Стереоэтика. Если  этика- это наука о нравственности, то стерео- это двухглазость, способность воспринимать мир двумя глазами, выпукло, объёмно. Нет единой добродетели. Есть  две добродетели и два порока, как  мужество и благоразумие, щедрость и бережливость. И то и другое может быть и пороком и добродетелью. Обычно считалось,  что есть одна добродетель и два порока по краям. Я внёс поправку в Золотое правило, сформулированное Конфуцием, древними мудрецами, Евангелием - не делай другому того, чего не хочешь себе. «Делай для другого то, что хочешь, чтобы сделали тебе, но никто не может сделать кроме тебя». В этой формулировке главный акцент ставится  не на  взаимообратимость субъекта и объекта, а на абсолютную уникальность субъектов. Наилучший поступок тот, в котором наибольшая  способность одного   отвечает наибольшим потребностям другого.

Постструктурализм и  постмодернизм, которые воспринимались как новое слово в гуманитарных науках последней трети 20 века, ныне воспринимаются как архаика. Делается попытка обосновать новое мировоззрение, которое я называю протеизмом. Это производное слово от двух слов:  «прото»- первый и Протей-бог  изменчивости.

Вообще у каждого века есть мировоззрения конца и начала века. Если начало 19 века характеризовал романтизм, которому было присуще скрытое  жизнеутверждающее настроение, то конец  века- это декаданс, настроение упадничества, разочарования. Потом пришёл авангард 20 века с поступательно атакующим  настроением, стремлением поломать язык,  построить новую жизнь, оторваться от прошлого, нащупать будущее,  но оно сменилось во второй половине 20 века мировоззрением конца- всё уже было, нельзя сказать ничего нового, остаётся только  играть с означающим. Пришло время для нового мировоззрения, время для того, чтобы  пересмотреть и использовать  утопический и антиутопический опыт авангарда.

            -После того, как всё  превратилось в игру с пыльцой от руин,  настало время для протеизма, хамелеонства и политкорректности?

            -Политкорректность связана с движением многокультурья, с самораспылением и саморазрушением американской демократии. Как раз в книге «Знак пробела» содержится  критика как многокультурья, так  и глобализма, и выдвигается теория транскультуры. Это не одинаковая культура для всех, как глобализм, и не самозамкнутые культуры в себе, как в многокультурье, а свобода каждого жить вне или  на границе  собственной культуры- то есть действенно преодолевать свою культуру, как если бы она была бы твоей второй природой.  Культура, отрицая природу, начинает вести себя как вторая природа. Мы ведём себя как русский, как мужчины, женщины и т.д., используя эти символические особенности наших новых культур  как новые окаменелости на теле природы. Как взорвать эти окаменелости, как выйти за рамки этих культур? Транскультурность требует отказа от гордости, требует смирения.  Можно добровольно забиться в ячейку своей культуры и там спокойненько существовать.

            -Ваш опыт эмиграции, двухкультурья дал вам богатый материал...

            - Может  происходить взаимовычитание, и человек оказывается в полосе внекультурной. Как на Брайтон-Бич, где бывшие русские так и не выучили английский, но уже забывают русский. А может произойти интерференция- наложение 2 культур- и возникают такие фигуры, как Бродский, Набоков. Интерференция, как мы знаем  в физике, может быть конструктивной и деструктивной. Моё выступление в музее Ахматовой будет называться  «Америка. Россия. Амероссия.». Это слово придумал Набоков. Вот если взять листок бумаги, сложить пополам- по краям написать Америка. Россия. В центре- Россия, Америка- то при разгибании эти края, маргинальности совмещаются и становятся центром. Об этом я написал в двухтомнике, изданном в Екатеринбурге. 1 том называется  «В России», второй «Из Америки». Это потому, что я, как на фото на обложке, гляжу в окошко -на окружающий мир, смотрю на Россию из Америки.  Я люблю жанр эссе, потому что это универсальная палитра, там есть и дневник, и философское обобщение, и рассказ, который мчится, обуянный духом синтеза, пересекая границы всех жанров. В нём должна быть упругость перехода. Эссе- это самый требовательный жанр. Чем больше свободы, тем больше требовательности. Это энциклопедия 2 стран в жанре эссе.

            -Но вернёмся к гуманитарным наукам. Академик Лихачёв считал, что 21 век будет веком гуманитарных наук. Но в России, по крайней мере, мы видим обратное- хиреющее существование гуманитарных исследований за счёт усыхающих заграничных грантов, стремление властей свернуть сеть университетов и т.д. и т.п. Как обстоит дело с гуманитарностью в США? Ведь вы является профессором теории культуры и русской литературы  университета Эмори в штате Атланта.

            -Нельзя сказать, чтобы в Америке не было тревоги по поводу кризиса гуманитарных наук. Там опасаются коммерциализации университетов. В университетах 80 процентов доходов приходят от деятельности медицинских факультетов, и эти деньги оплачивают обучение студентов других факультетов. Но медицинские факультеты могут набраться сил и отказаться от спонсирования. Конечно, прикладываются большие усилия, чтобы колледжи искусства и наук, свободное либеральное образование сохранялось. Сейчас совершенно ясно на рубеже веков, что естественные науки, новые технологические области, например, такая, как создание искусственного разума, не могут двигаться вперёд без скачка в области гуманитарных наук. Всё сейчас упирается в человека. Наши возможности познавать мир, например, в физике сверхструн, связаны  с теологией, эстетикой, литературной критикой. То как человек  видит мир, как он его описывает- этим определяется содержание наук. Позиция наблюдателя является определяющей для  описании физического мира на квантовом уровне. То, что мир, каким мы его знаем , таков, какой он есть – это благодаря тому, что  есть феномен человека. Гуманитарные науки- это самосознание человека. Познание невозможно без понимания, что такое природа творчества, природа человеческих ошибок, как ошибки связаны с творчеством. Биологическое развитие видов происходит благодаря ошибкам, мутациям, также благодаря ошибкам происходит резкое обновление гуманитарных наук. Машины не запрограммированы на то, чтобы делать ошибки. В этом также видна всё большая зависимость технических наук от гуманитарных. Раньше, во времена Локка, структурализма, был комплекс зависти гуманитарных наук к техническим. Сейчас наблюдается  обратный процесс. Самые крупные физики начинают писать о гуманитарных вопросах.

            -Но готово ли общество оплачивать развитие гуманитарных наук при всём сознании их пользы?

            -Американское общество ещё как готово оплачивать развитие гуманитарных наук. В высшей степени они понимают, что без гуманитарных наук нет человека, нет цивилизации. Главное в Университетском образовании- это универсальность, воспитание универсального человека . У нас специализация идёт с первого курса, а у американцев- с третьего. Первые 2 года студент должен взять определённое количество самых разнообразных курсов- по математике, биологии, истории, окружающей среде, даже если он будущий филолог. Это кажется странным расточительством времени, лишь потом, последние 2 года студент занимается по специальности- из 4 годичного обучения на бакалавра. И вообще- социализация и гуманизация- это основная цель университетского образования в США.

            -Но почему ваша книга всё же называется «Знак пробела»?

            -«Знак пробела»- название одной из глав книги. Речь идёт о том, что в культуре много пробелов. Зачем вообще гуманитарная культура нужна? Ну, напишет человек биографию или исследует историю. Ну и что? Наряду с гуманитарными науками должны возникнуть гуманитарные искусства, практическая деятельность, которая возникала бы  на основе теории, которые расширяли бы границы культуры, находили бы и исследовали пробелы в её системе. В Интернете я делаю рассылку «Дар слова». Это проективный словарь русского языка. Моя задача -находить лакуны в языке. Этому проекту 5 лет исполнилось. Я каждую неделю рассылаю по понедельникам 2,5 тысячам подписчиков несколько новых слов и понятий с определениями, примерами употребления, мотивами внедрения в язык. Я считаю, что такова задача филологии- расширять и обогащать     смысловой когнитивный фон данного языка.

            -И какие слова вы предложили в последней рассылке?

            -Цикл последний был посвящён названиям москвичей и москвичек. Существуют разные типы москвичей и москвичек. Например, арбатник- это тот, кто любит романтику старинной Москвы, но есть и арбатник- шестидесятник, поклонник Окуджавы, и арбатник-2, это такой торговец 90-х, этакий  купец. Есть  и совсем новый арбатник- гуляка, шатающийся по Арбату. Московитянин- это славянофильствующий москвич, москвун -шныряющий через Москву командировочный,  ничего глубоко московского в себе не содержащий и московского не познающий. Есть женские типы- москвушки-стайки девушек, которые щебечут на улицах города, открыто ведущие себя по отношению к противоположному полу, у некоторых эта жизнь затягивается до 40-50 лет. Есть очаровательные типы, верх элегантности- московницы. Это я называю «урбоним»- имя определённого городского типа.

            -А про Петербург готовы слова?

            -Я всем говорю, что у меня не достаёт знания Петербурга, но слова то уже есть- ленинградцы, питерцы, петербуржцы. Вам виднее, я предлагаю вам самим заняться этими урбонимами.

            - У вас есть статья «Запад в России».  Где больше запада сегодня в России?

            -Того угарного пьяного запада как это было в Москве, такого вида цивилизации нигде больше не встретишь. Я имею в виду не только наряды подружек новых русских, иномарки и клубы миллионеров, но и советское время. Архипелаг ГУЛАГ был, и был архипелаг запада- в Одессе, в  Петербурге. Это угарная свобода, которой никогда не было на Западе. Вот вроде  бы свобода на Западе, но она ведёт к росту гражданской ответственности. У нас есть представления о Западе, об Америке, что там полное Царство индивидуализма. Совершенно нет. Главное в американском образе жизни- воспитание в студенте социализации. Их так обкатывает образование, и чем больше они растут, чем более восходят по социальной лестнице, тем более становятся обходительными, становятся практически никакими. У нас в России  у того, кто поднялся- крутой нрав, он понукает, демонстрирует широту своей натуры. Профессор нашего университета- Джимми Картер, бывший президент США, лауреат нобелевской премии. Это обходительнейший, кротчайший человек. Профессура в университете очень обкатана, социально чувствительна. Главное- ни коим  образом не нагрузить другого чем -то своим. Это следствие общих веяний.

            -Но всё же Петербург после Москвы, какой он для вас?

            -Петербург, естественно, не может не волновать меня. Северная дымка, что-то скандинавское, уходящее на край света. Реальность Петербурга- метафизически тяжёлая. У меня есть текст о Медном всаднике и рыбаке и рыбке- эти произведения были написаны одновременно и очень схожи. Сначала расцветает мечта самодержца- всё это с возрастающими степенями, похожими на степени в мечты в старухи в «Рыбке», потом мечта самодержца и самодурки- желание повелевать всем миром- «ногою твёрдой стать у моря», «стать владычицей морскою»-потом  море в ответ совершает попятное движение. Чернее, сердитее- смывает – и остаётся Евгений у затонувшего домика.и старуха у разбитого корыта.

            -Наводнение в декабре в малой Азии затронуло и русских, особенно- новых русских, людей, считающих себя хозяевами жизни, способными зиму превратить в летний рай. Один такой человек сказал мне, что не понимает, как после этого наводнения жить, когда энергия, трудолюбие, предприимчивость не дают никаких гарантий со стороны небес...

            -Это похоже на вопрос Иова: «Что я совершил такого пред тобой, что ты меня всего лишил- семьи, детей, имущества и здоровья. Друзья Иова говорят ему: «Что то ты совершил не так, в чём то согрешил». Является Господь посреди грохота, и заявляет: «Вы не так правильно говорили обо мне, как брат мой  Иов». Когда Иов спрашивал: «За что, Господи, ведь я безгрешен пред тобой», -  в ушах Господа это правильнее, чем теологически правильные построения о справедливости друзей Иова. Иов говорит о Боге во втором лице, а друзья- в третьем, с Богом на ты надо обращаться, а не теологизировать. В обращении Иова ни разу не поминаются слова «вина», «грех», «наказание». И Бог говорит вдруг совсем о чём- то другом в ответ Иову на его сетования. «Можешь ли ты создать левиафана, радугу, знаешь ли ты как рожают козы»- Бог рисует космологические картины в ответ. Некие исследователи полагают, что это такая контаминация двух разных произведений. На мой взгляд суть в другом. Надо обратиться к сцене грехопадения. Бог насадил в раю древо жизни и сказал- «от этого древа ешьте», потом посади древо познания добра и зла и сказал- «а от этого древа не ешьте». И человек от него то и съел. И все вопросы морали, нравственности – почему я совершил добро, а получил за это  зло- все эти вопросы относятся к низшему порядку бытия, они следуют из древа познания добра и зла. Надо вернуться к древу жизни- и от него вкушать. Поэтому Бог космологически  отвечает на этические вопросы Иова.  Он призывает вернуться к древу жизни, которое человек покинул. В книге Иова в обратном порядке содержится Книга Бытия. Там от древа жизни  к древу зла и добра- тут- наоборот.

            -А ещё вот возникает вопрос о неравенстве людей перед Богом.  Иов интересен и Богу и дьяволу, они испытывают веру Иова. Дети Иова являются средством для испытания веры Иова- их попросту прихлопывает крышей во время урагана. Им не дают вырасти и испытать свою веру...

            -Вы повторяете вопль Ивана Карамазова по поводу страдания детей. Он возвращает билет Господу, раз в этом мире господь допускает страдание невинных детей. Достоевский  даёт глубокий ответ- он содержится в эпиграфе «Братьев Карамазовых». Если зерно не падёт в землю, не перестрадает, не умрёт- то не даст плода.  Если мы атеисты- то должны вернуть билет Господу, или  пойти на вариант Великого инквизитора. Поскольку человек нуждается в счастье –то надо загнать железной рукой его в рай. Ценой всего то на всего  свободы, которая для него –тяжкое бремя. Но если ты веришь  в иной мир, то и в свободу человека.  Достоевский говорит словами старца Зосимы- мир наш жив только прикосновением  к иным мирам. Умершие в земле семена взрастут в иных мирах. Потом в романе идут образы детей. Умирает Илюшечка. И невинность детей – это не такая уж и аксиома.

            -Да, их ангелоподобность иногда кажется мифом...

            -Об этом я пишу в своей книге «Отцовство». Там исследуются отношения меня с моей дочерью- от зачатия до первого года жизни, когда дочь начинает говорить. В главе «Вина» я описываю, как чувство вины впервые пронзило существо моей дочери, когда ей было 9 месяцев. Она любила подползти к тапочкам и любила их пососать, что ей, естественно, делать было запрещено. Но она продолжала это делать, и мне приходилось отбирать эти тапочки. Однажды я закричал на неё- и увидел воочию, как это древо добра и зла сквозь  неё проросло своими отростками.. Дочь вздрогнула, она поняла, что то, что она делает- это плохо. До этого она принадлежала только древу жизни.  Этот миг приобретения осознания был ужасен. Но неизбежен.

            -Как вы считаете, прогресс есть? Я имею в виду в целом- если взвесить все линии прогресса и регресса во всех сферах человечества...

            -Я считаю, что есть прогресс. Другое дело, что увеличение степени прогресса оборачивается большей ответственностью и опасностями. Прогресс  в ядерной физике подверг мир опасности ядерного уничтожения и т.д. Более того, я уверен, что есть прогресс моральный. 100 лет назад такие гуманные замечательные люди как Владимир Соловьёв оправдывали войну за национальное дело. Сейчас даже средний человек  считает, что нет таких целей, которые бы оправдывали бы человеческую кровь. В «Знаке пробела» говорится  в главе «Манифест протеизма» о техноморали. Речь идёт о том, что всякие филиппики против техники, все эти рассуждения о том, что добродетельная жизнь-это жизнь неучёная, что знание развращает, вся эта  руссоистская проповедь,- всё это является фашистским и профашистским.  Руссо, например, показывал на Спарту и противопоставлял её развращённым Афинам. А мы знаем, что в Спарте уничтожали младенцев с врождёнными дефектами, и Спарта тем самым предвосхищала чудовищные теории об улучшении человеческой породы. Технический разум одновременно  является этическим разумом. Техника научила нас  Золотому правилу. Золотое правило, которое раньше было в сфере этики, теперь распространилось на область политики. Если хотим уничтожить другого – сами будем уничтожены. До атомной бомбы были надежды- мы нападём, завладеем, победим. Сейчас все знают, что если нападём- то наступит ядерная зима и все погибнут. Техника учит взаимообратимости. То же сейчас и с компьютерными сетями. Что посеешь- то и пожнёшь. Вообще  техника сейчас- это не то, что представлялось нам в советское время- сталь, мазут, горячее пекло заводское. Техника- это человеческая мысль, слово, которое может распространяться очень далеко от человека. Это духовность на самом деле, которая обретает существование вне человека, которая создаёт ноосферу. Это не насилие над человеческой природой, это её изображение, это одухотворение.

            -Видите ли вы прогресс в России? В тоталитарном СССР жило 250 миллионов граждан, тоталитарный режим обеспечивал их работой, гарантированной едой и жильём, что давало возможность всем желающим, имея элементарные средства к существованию и досуг ещё и предаваться духовным изысканиям.  150 миллионов граждан не выдержали гнёта свободы и экономического насилия и просто померли, а духовность  остальных удушается зависимостью от рубля.

            -Шаги прогресса не меряются годами и десятилетиями. Конец советского тоталитаризма , переход от СССР к России имеет колоссальное значение. Если возвращение к тоталитаризму, вызывающему ностальгические чувства, состоится- в этом опять будут виноваты интеллектуалы. И тот тоталитарный режим они создали- архипелаг ГУЛАГ, большевистский режим.

            -Но вы предложили всё таки праздновать день интеллектуала, этакий праздник для трудящихся мозгами...

            -У всех сословий  и профессий есть праздники, а у интеллектуалов- нет. И в  Америке публика не очень то чтит интеллектуалов. А интеллектуалы сейчас- основная производительная сила общества. Недавно в США вышла книга «Творческий класс». 30 процентов работающего населения общества – это творяне, как сказал бы Хлебников. Это те, которые всё время думают. Они редко ходят на  работу, но при этом они работают постоянно, находясь в кафе или на пляже- они совершают нужную обществу работу. Происходит  стирание границ меду рабочим и нерабочим местом, рабочим и нерабочим временем. Я предложил День альтернативного сознания праздновать 21 апреля- между днём рождения Гитлера и Ленина.

            -Прямо как в стихотворении Всеволода Емелина- «Воскресенье вербное, день рожденья Гитлера, день рожденья Ленина». У вас много книг о поэзии, поэтике. «Новые течения поэзии 80-х», «Образы пейзажей в русской поэзии»...

            -Недавно вышла книга  «Постмодерн в русской литературе», на обложке вы видите  инсталляцию Ильи Кабакова. Это книга  о том, как развивалась русская и западная словесность в последней трети 20 столетия, об основных движениях, общих  как для запада и России, так и специфически российских. В книге вы найдёте главы об особенностях советского и российского постмодерна,  модерна и коммунизма, соцреализма и соцарта, об истоках и смыслах постмодернизма, а также  манифесты новой поэзии и новой прозы. Мною обозначены все ростки нового с начала 80 годов, когда мы были постмодернистами, но ещё не знали о том, что говорим на этом языке. Термин постмодернизм был освоен и присвоен  в 90 годы. В конце книги- то, что следует за постмодернизмом, признаки протовремени.  Мы живём в начале чего-то, нам не вполне известного. В конце  20 века мы  осознавали себя живущими после структурализма,  после коммунизма, постмодернизма, после истории и утопий.  Мы сейчас живём перед чем-то. Это может быть протоглобальная, протоинформационная, протовиртуальная цивилизация. Мы у берега виртуального океана, мы будем заниматься виртонавтикой, нас будет окружать 3-мерное пространство.

            А ещё вышла первая книга из будущей серии «Радуга мысли» в 18 томах, которая будет издаваться в ближайшие 10 лет в Самаре. Это собрание многих моих наук, красные тома- лингвистика, зелёные- эссеистика,  синие- философия и т.д.  первая книга из этой серии- «Сектантство».Это 4 издание, впервые- на русском языке. Рассказывается о зародышах умонастроений, которые я наблюдал в начале 80-х.

            -А что вы думаете о сегодняшнем православии?

            -Трудно судить о современном  московском православии, например. У православия множество заслуг, и главная в том, что оно не вмешивалось в дела русской культуры. Католичество пыталось всем командовать- как надо мыслить, философствовать, писать картины. А православие было чем-то потусторонним. Есть храм и мир- между ними твёрдый порог, есть дела храм и дела мира,  дела храма не выходят в мир, социальная активность православия невелика в сравнении  с протестантизмом и католицизмом. К этому православную церковь склоняли исторические обстоятельства. Православие  не почти не выходило из храма в мир, но зато и не пускало в свой храм.

            -Может, от этого православные страны- самые бедные.                                 

            -Что делать, что делать. У меня к концу года  должна выти книга «Слово и молчание. Метафизика русской литературы». Книга  о том, что наша русская культура ещё не секуляризована, она  развивается в средней  ментальной зоне.  У нас всё или бесовское, или святое- все эти сжигания Сорокина или на другом полюсе «Осторожно, религия». Здесь ничейная полоса очень узкая, где художник может делать, что хочет. Черта  в культуре двоемирия, где не возник третий путь, третья нейтральная зона безоценочная. Книга говорит о путях секуляризации.

-