ИЛЬЯ КОРМИЛЬЦЕВ

 «О БОРЬБЕ С БОЛЬШОЙ ОБЕЗЬЯНОЙ»

 

             Илья Кормильцев- тот, кто сочинил все лучшие тексты «Наутилуса Помпилиуса».

После  периода, когда Кормильцев занимался переводами, наступил новый этап в его биографии. Сейчас он – издатель. Московское издательство «Ультра. Культура»  издаёт всё самое  «ультра» острое- «Дневник  Тёрнера» (культовая книга скинхедов) и биографии шахидок, погибших на мюзикле «Норд-Ост», «Восстание среднего класса» Б.Кагарлицкого  и мемуары вдовы Джахара Дудаева. Издательство предоставляет пищу для самых пытливых умов. В проекте- издание Новой поэзии.

 

            -Илья Валерьевич, вы проделали  путь от рок культуры к «Ультра Культуре». Закономерным  ли было это направление пути?

            - Пути в сущности не было, потому что я не занимался ни рок культурой, ни ультра культурой, я занимался всегда чем-то своим, с трудом поддающимся вербализации. То есть назовём это так- у меня есть своя картина мира , Вселенной, своего места в ней. Я его выражаю  различными способами, наиболее уместными в настоящий момент. Когда- то наиболее уместно это было выражать при помощи песен. Сейчас это наиболее уместно при помощи издательской деятельности. Хотя любой способ выражения ограничен и во временных, и в содержательных рамках. Поэтому я не думаю, что это надолго или навсегда. Даже сейчас в данном случае уместней говорить не о пути откуда то куда-то, а о постоянном замучивании какой-то идеи. Можно сказать, что практически с 12 лет, я на какой-то одной и той же точке стою, а вокруг что-то движется. А я, мне кажется,  сохраняю неподвижность с  начала координат. 

            - И какова эта ваша основанная идея?

            -Мне кажется, основная идея сводится к тому, что реальность  не есть абсолютное понятие. Что это некая сущность, которая постоянно нуждается в проверке на вшивость. Её постоянно нужно вызывать на бой и предъявлять ей различные вопросы. А вопросы можно задавать по -разному. Это может быть всё, что угодно- от общественно-политической деятельности до медитации наедине с собой. Проблема остаётся в том, что различные версии реальности- все они кому- то выгодны. А твоя версия реальности может находится в конфронтации с теми версиями реальности, которые тебе подают, а иногда нет. Когда ты чувствуешь, что это – конфликт, ты должен отстоять свою реальность, иначе тебя поглотит чужая реальность. А когда тебя поглотит чужая реальность, то в этот

 момент наступает смерть. Таким образом, в каком то смысле, это пренатальная матрица, это –  третья-четвёртая борьба с пуповиной.

            -И для этого нужна острая форма…

            -Острая форма- ходить по улицам с топором, рубить непонравившихся  встречных, взрывать бомбы- это острая форма. Я не считаю, что творчество, литература, театр, музыка- это  острая форма. Это как раз максимально социально адаптированная форма протеста.

            -Этакая канализация протестности.

            -Это как раз та территория, на которой бескровно можно решить многие вопросы.   Просто не все способны играть по правилам игры. Очень многие желают перенести свои разногласия  с территории борьбы идей на территорию борьбы тел. Может, потому что им не хватает каких то качеств, чтобы оставаться на территории идей. Я говорю: «Вот так». А другой отвечает мне на это: «Мужик, а сейчас я за это тебе в морду дам». Это не моя агрессия, а того, кто не хочет вести дискуссию.

            -А вас не смущает, что вы предлагаете экстремальные, беспредельные идеи  и книги молодым людям, с неокрепшими мозгами, которые не готовы оставаться на территории борьбы  идей, а рванут как раз на территорию борьбы тел?

            -Может, я скажу сейчас ересь, но в течение своей жизни я встречаюсь с тем, что крепость мозгов не зависит от возраста. Поэтому неокрепшие мозги и юность- это большой эвфемизм, многие дети являются гораздо более здравомыслящими, чем их родители- с этим приходится встречаться сплошь и рядом. Что такое беспредельность идей вообще? Мне кажется, что особое отвержение общества вызывают как раз те идеи, за которым что-то есть, некий реальный потенциал. Потому что идеи совершенно бессмысленные, например попытка построить теорию мировой истории, исходя из количества и расстановки  столиков  в этом кафе, обычно никого не смущают и  проходят по ведомству тихого бреда одинокого сумасшедшего. Те идеи, которые  всех будоражат, кого-то смущают, имеют некую реальную силу, реальный потенциал воздействия на умы, именно поэтому они вызывают отвержение.  В данном случае вместо сочетания «беспредельная идея»- лучше сказать «сильная идея», в которой содержится что-то привлекательное,  манящее, волнующее человека. Такая идея вызывает отторжение. Человек вообще трусливая обезьяна по своей природе.  

            -И вы ищете тех авторов, которые помогают превращению обезьяны в человека?

            -И да, и нет. Это как процесс собирания пазлов. Это как картинки, которые складываешь. Некоторые из них вообще сами по себе не имеют смысла, если их не туда положишь.  Некоторые ты суешь, но они только по форме совпадают, а совсем не оттуда. Получается какая-то фигня. Очень много ошибок в этом процессе. Но у нас есть острое желание нащупать тех людей, которые ставят под сомнение горизонты реальности в той версии, которую, ну, назовём, социальной. Не всегда это получается. И не всегда это то, что хочется. Часто на очень интересные темы очень плохо пишут.

            -На какие, например?

             -Например, нон-фикшн литература. В Москве, я заметил, нет ни одной качественной всеобъемлющей книжки. Ни здесь, ни за рубежом. Иногда  тема настолько пропитана бредом и дилетантизмом, что возникает подозрение, может параноидальное, что не случайна ли она так написана. Например тема психического оружия. Количество болезненной и параноидальной фигни здесь неимоверно . Но, когда прочитаешь30-40 книг на эту тему, то меняется отношение к этой теме. Сначала  возникает ощущение, что тема настолько безумная и бестолковая, что о ней пишут только профессиональные городские сумасшедшие. Но потом начинаешь задумываться- может всё наоборот? Может это от того, что тема настолько серьёзная, что о ней разрешено писать только городским сумасшедшим?

            -Наверное, это очень интересно.

            -С позиции творческой заниматься нон-фикшн не так интересно. Но с позиции познавательной, самообразования   нон-фикшном заниматься очень интересно. Попутно вникаешь в вопросы, в которые никогда  бы не подумал вникать, оставаясь в поле чисто художественном.

            -А какие наблюдения у вас  по поводу русского  нон-фикшн? Какое у него будущее?

            -Русский нон-фикшн- это неисследованная ещё область. Потому что очень много появилось молодых ребят, которые недавно получили гуманитарное образование, которые начинают интересно писать, но  в –основном всё пока очень сырое. Мы пытаемся с ними работать, они  все больны журналистикой, они постоянно скатываются с информативного повествования на памфлет, или на выражение своей точки зрения. Вообще за эти постсоветские годы, назовём их так условно, возникло новое поколение гуманитариев, среди которых огромен процент  малообразованных людей, но среди них встречаются и талантливые самородки, историки и прочее. Мы с ними работаем, готовим ряд проектов.  У нас есть желание отходить, и мы это уже делаем, от переводной литературы нон-фикшн в пользу отечественной, за исключением той нон-фикшн,  которая посвящена темам, скажем, чисто американским. Пусть лучше американец напишет на темы чисто американские. Но в вопросах глобального свойства очень часто  мы больше работаем с  русскими авторами.  Как это ни странно, но в нон-фикшн ещё меньше возможностей для преодоления культурных барьеров, чем у литературы художественной. У художественной гораздо больше. Художественная литература имеет дело с человеком не столько на культурном, сколько на эмоциональном, психологическом, душевном, духовном плане. А вся нон-фикшн сильно культурно мотивирована, культурно-социально мотивирована. Нон- фикшн, конечно, лучше бы своя в каждой стране писалась бы -за исключением каких-нибудь интеллектуальных бестселлеров, которые кочуют через нации. Но таких немного. Такие обзоры мы пытаемся делать силами своих авторов.

            -А что вы думаете о Новой поэзии? Собираетесь ли её издавать?

            - У поэзии сейчас все возможности есть. Я на чтениях был совсем недавно, у нас такое количество интересных авторов появилось - от Андрея  Родионова и Шиша Брянского до новых никому неизвестных ребят, которые занимаются тем, что раньше традиционно уходило в музыку. Всё это возможно издавать и продавать. Рентабельны тиражи 2-3 тысячи экземпляров.  Можно издавать очень многих поэтов тиражом 1000 экземпляров- даже тех, кто не окажутся впоследствии сильными фигурами. Тираж 1000 экземпляров всегда разойдётся на поэтических вечерах.

            - А что вы думаете о поколении, выросшем на рок культуре и нынешней реальности, которую мы имеем? Насколько повлиял рок  на ту реальность, которую мы сегодня имеем?

            -Мне кажется , что слишком рано ещё говорить об этом. Слишком мал прошедший временной промежуток, чтобы говорить об этом. 20 лет- это мало, пока говорить ни о чём не возможно. Хотя нынешнее поколение молодых интеллектуалов- как бы оно не относилось к прошлому, а к прошлому оно относится по- разному, иногда агрессивно- но оно выстроено зарядом иной духовности. В сущности, это не вполне русская духовность, в положительном смысле я говорю, она- общемировая, пробившаяся через русский рок, при всей его национальной специфике, при всех своих слабостях. Есть поколение людей, которое уже хочет мыслить более фурульно. Русское мышление- это сплошное сложно-подчинённое предложение. За его  «что», «в силу того, что», «когда он» и т.д.- не видно сути. По крайней мере, мне всегда казалось, что лучшее, чего я мог добиться своим творчеством- это привить некоторое количество  строгого метафизического мышления в русской культуре, которое, на самом деле, всегда находилось в очень сильном дефиците. Не знаю, удалось мне что-то сделать  в этом отношении, но я пытался добиться этого эффекта. Для меня всегда были образцами поэты, которые не были очень важны, не были центральны для русской культуры, носили  боковой характер, типа Тютчева, но которые стоят на чисто европейской англо-саксонской позиции родства поэзии и философии. Для меня это всегда было очень важно. Поэзию чувств я никогда по-настоящему не понимал. Для меня всегда поэзия- это средство описания существования, такое же эффективное, как научное средство описания. Меня всегда слабо интересовала русская поэзия. Меня с детских лет интересовали Дон, Элиот, озёрники, Гёте. Я рос в контексте не совсем русском поэтическом, так сложилось моё воспитание.

            -Вы, очевидно, из интеллигентной семьи… 

            -Во-первых, из интеллигентной, во- вторых-  полунемецкой. Для меня певцы русской природы были не совсем понятными людьми. Это определённый слой романтизма, который присутствует и  в европейском искусстве. Но он вырожден,  в нём отсутствует главное- присутствие Творца и выстроенный Космос, в нём остался лишь первичный срез умиления. Это миросозерцание так и не выросло в настоящее единобожие, осталось полуязыческим.  Это романтическое мышление оставило нацию  в некоей архаике. Это мне никогда не было близким. Когда –то я  любил напиток «Буратино» и любил пускать мыльные пузыри, но было бы странным заниматься тем же самым в 40 с лишним лет. А вот мне кажется, что русская культура во многом сидит на «Буратино» и пускает пузыри из трубочки.

            -Судя по всему язычество вы оцениваете со знаком «минус», а «единобожие» со знаком «плюс». А во что вы верите?

            -Я верю в прогресс. Да, есть такая слабость, очень не русская.

            -Прогресс с Востока на Запад и наоборот- как он, нарастает? Вы в своей биографии двигались с Востока  на Запад, вам есть, что сравнивать.

            -Тут нельзя говорить о прогрессе географически. Тут можно говорить о зонах, где генерируются зоны прогрессизма, я имею в виду протестантский мир, в первую очередь. Но на самом деле в прогрессе участвует весь мир целиком. Талибы и Усам Бен Ладан активно участвуют в прогрессе – что бы они сами по этому поводу бы ни думали. Ну, делают они там опыт, но с участием мобильных телефонов, между прочим. В данном случае нужно говорить о прогрессе в самом себе, а не в окружающих. Я надеюсь, что человек живёт с какой-то целью, находится в процессе становления от чего -то  к чему-то, а не просто топчется на месте. Когда я говорю о себе, что не поменял свою точку отсчёта координат, то я имею в виду не отсутствие развития, а некую внутреннюю цельность, некий стержень телеологический, вокруг которого личность разворачивается, как спираль. В этом смысле, если смотреть сверху вниз- это точка на плоскости. Если смотреть во времени, то я надеюсь, что я куда то иду, откуда-то и к чему-то.

            -А человечество- куда?

            -Человечество – абстрактное достаточно понятие. Какие-то люди идут вверх, какие-то – вниз. Кто-то направляется в ад, кто-то возносится вверх. Трудно говорить. Я думаю, что иду вместе со многими людьми. Человечество- абстрактное, и зачастую, вводящее в заблуждение понятие. Рискованное понятие.

            -Если сравнивать глубинку и центр, Москву, например- где духовности больше?

            - Везде духовности одинаково.

            -Нет, всё же существует что-то типа количественного соотношения- больше -меньше. Вы же сами этим занимаетесь всю свою жизнь.

            - Мы пытаемся пробуждать духовность в отдельных людях. А материал даётся от Творца, так скажем грубо. Он  в каждом человеке есть. Его нельзя добавить при помощи чтения книжек или смотрения кино, его только можно выволочь наверх, чтобы этот поднятый материал  победил в человеке Большую обезьяну, которая обычно подавляет этот материал как потенциально опасный.  Он действительно потенциально опасен, так как в финале означает смерть в человеке Большой обезьяны. Духовность антибиологична, она направлена против биологии в человеке. Это не конфликт между духом  и природным началом, как это обычно примитивно понимают. Это конфликт между отцом и ребёнком в каком-то смысле, конфликт между двумя эволюционными направлениями, которые сосуществуют в каждом человеке- между вектором, направленным в будущее и вектором, направленным в прошлое. В том смысле, что Обезьяна- это не совокупность инстинктов или чего-то такого спинномозгового. Очень многие области, которые относят почему-то к области духа, на самом деле инспирированы Обезьяной. Понятие нации и племени- это понятие Обезьяны. Истинное понятие  нации находится вне этого уровня. 80 процентов человеческой культуры относятся к сфере Обезьяны, а не к сфере духа. Не всё, что написано словами, нотами имеет отношение к сфере духа. Это типичная ошибка в понимании духовности. Большая часть духовной культуры человечества имеет животную природу.

            -С этим надо бороться?

            -Это неправильный подход. Речь не идёт о борьбе. Речь идёт об эволюции. Потому что если человек превратиться в чистую духовность, то в плане чисто физиологическом это будет означать смерть - как личности, так и самой духовности. Нельзя так решить- вот с завтрашнего дня во мне нет Обезьяны, я – чистый Дух!

            -Да здравствует эволюция! Но у вас же наверняка были книги, которые сформировали ваше миросозерцание?

            -Шекспир и Библия.

            -А что именно у Шекспира?

            -К 12 годам я прочитал всего Шекспира. А до Шекспира- это сказки. Причём такие романтические, надрывные, типа «Бэмби». Я до сих пор не могу перечитывать «Бэмби» спокойно, потому что начинаю плакать к странице четвёртой- пятой.

            -Вы романтик по натуре?

            -Я с этим тщательно борюсь. Потому что считаю, что романтизм – это очень полезный ключ, чтобы поставить под сомнение реальность. Но за этим возникают очень вредные последствия в будущем. Романтизм можно приравнять к наркотикам. Очень хороший метод, но не дай Бог, если он превращается в самоцель. То же самое с романтизмом.

            -А стихи вы сейчас пишите?

            -Пишу.

            -Издадите в «Ультра культуре»?

            -Нет.