Левон Лазарев

 

В какой-то из 90-х я попала на выставку художника Глеба Богомолова и скульптора Левона Лазарева. В выставочных залах Мухинского училища на стенах висели абстрактные картины Богомолова, в центре стояли раздутые изнутри от мощи, с плотью, облетающей с обнажившейся арматуры, скульптуры  Лазарева.  Особенно меня потрясла фигура Христа с маленьким пупсиком в руках. Пупсик, кажется, был целлулоидный, обмазанный глиной, чтобы слиться с материалом Христа. В то время не один Лазарев изображал Христа с человечком в руках. Это было как просьба об усыновлении, что ли. Коричнево-белые с золотыми вкраплениями и  крестами полотна Богомолова тоже были как распластанный по стенам акт неверия с просьбой что-то объяснить. Разбежавшиеся в хаос мысли, прямоугольники, убегающая с твёрдой основы плоть… Одна Ника была красивой, удвоенной какой-то, радостной, но на  ножках-костыликах, этаких  куриных окорочках. Все участники выставки были примерно одногодки, им всем было за 60.  Это  была как бы выставка квинтэссенции духовного пути их поколения. Через какофонию и сбрасывание последней телесности к поиску того, что внутри, к ужасу от плоских квадратов и торчащей арматуре. К победе-язычнице, распираемой от взмаха крыльев… Таким им досталось дознание веры. Эта выставка произвела на меня сильнейшее впечатление. Эти люди показались мне Монбланами  своего поколения.

            Оказавшись в мастерской Лазарева и увидев  фигуру Христа, первое, от чего я удержаться не могла, был вопрос об этой работе и о вере в Бога.

            -Христос- это великий получеловек, полубог, который хотел принести человеку счастье, -так сказал Лазарев.

            -А вы- атеист?

            -Нет, пожалуй, нет. Что-то там есть такое…

            Лазареву  75 лет. Он  внезапно ослеп на один глаз несколько лет назад  и три раза ему удалось вырваться из объятий смерти.

            -Первый раз во время войны. Мне было 13, я взял пистолет отчима и приставил к виску. Нажал. Щелчок. Я ещё раз нажал, метясь в стену. Стену разнесло. Пистолет оказался заряженным.  Потом рядом со мной упал осколок бомбы. В зрелом возрасте у меня был инфаркт. Меня спасли из клинической смерти. Поправившись, на выставке я встретил женщину-кардиолога, которая меня спасла. Мы с ней выпили водки. Потом ещё. Я опять чуть не умер.

            Левон Лазарев 5 раз был женат. Не от того, что Левон. От того, что так получалось. У него четверо детей – младшим 6 и 10 лет.

            -В детстве у меня был очень хороший слух. В Тбилиси я учился в музыкальной школе, моя учительница была ученицей великого пианиста Игумнова. В 1937 отца посадили как троцкиста, отобрали у нас рояль, и я ездил через весь город заниматься музыкой к своей тётке, Маргарите Тиграновне.

            -Играете?

            -Не подходил к роялю 40 лет.

            -С музыкой покончили раз и навсегда?

            -Как сказать…

            В мастерской Л.Лазарева бюст Баха. Раздутая от музыкальной стихии голова, с правильными кудрями парика. Гармония, упорядочившая хаос. Проект памятника, который стоит у церкви Петра и Павла на Невском. В Бонне находится памятник Бетховену работы Лазарева.

            -Потом я стал посещать драмкружок во Дворце пионеров. Вел его молодой Товстоногов. Он рекомендовал стать мне артистом.

            -А в дальнейшем вы с ним встречались? Да, не раз. А потом пришлось делать ему надгробие…

            -И что вы чувствовали, когда лепили бюст учителя своего детства?

            -Ничего. Был зол на вдову покойного. Она видела надгробие по-своему, и ей пришлось подчиниться, изменить своему художественному замыслу.

            В мастерской у Левона – макет декорации к спектаклю «В горах моё сердце», по пьесе У.Сараяна. Его собирается поставить А.Джигарханян в Москве, в своём театре. Герой этой пьесы всё время говорит, что его сердце в шотландских горах. На вопрос: «А  где ваше сердце, в каких горах?», Лазарев как-то так и не ответил. Он что-то прилаживал к макету, на стене домика розовело что-то восточное, восточное небо и холмы.

            В театре Льва Додина стоит объект работы Л.Лазарева к спектаклю «Бесы». Взрыв, хаос, вихрь с нежными личиками. В МХАТе и в театре Немировича-Данченко- скульптуры Чехова и Пушкина. Пушкин в мастерской Лазарева- такой весь гниленький, пузырчатый, безногий, радостный. Победа весёлой души над плотью.

            -Потом мои рисунки увидел замечательный художник Бажбиюк Меликов и сказал: «Бросьте всё. Занимайтесь только этим». Так я и сделал. Но при поступлении в институт увидел списки абитуриентов. На живопись был большой список, на скульптуру – маленький. Я первый раз взял в руки глину и поступил на скульптурный. После войны наша семья перебралась в Москву и там я заново поступил в Московский институт прикладного декоративного искусства- там тогда обосновались формалисты. Когда институт перевели  в Ленинград, учился у скульптора Поммера, лучшего ученика Матвеева. Потом были первые международные премии. Святого Франциска, изваянного мною, не выпустили из СССР. Сказали – мы не можем импортировать святых. Уберите нимб. Я не убрал.

            -А как жилось молодому скульптору после окончания вуза в материальном плане?

            -Хорошо! Сделаешь голову Ленина- и спокойно можно жить год, её проедать. Заниматься творчеством. А если сделаешь 2-3 головы, то тогда вообще отлично!

            -Сейчас такую высокооплачиваемую голову  найти нелегко… Как вы восприняли перестройку? Жить творцу стало легче?

            -Нет. В смысле заказов- то, что предлагают новые русские, я делать не могу. Они хотят натуралистические портреты.

            Когда Лазарев привёз бюст Дягилева в Париж, в подарок Дягилевскому центру от нашего города, мэр Парижа признался, что приятно удивлён. Он ожидал работу в стиле соцреализма.

 

            -А что вам в Париже больше всего понравилось?

            -Нотр-Дам не понравился. Его отмыли, побелили под евро-ремонт, он потерял свою таинственную прелесть вместе с грязью времён. Понравилась современная скульптура у Центра Помпиду. Она очень хорошо вписывается в круг старых зданий. У нас такого нет.

            -А Церетели?

            -Он загубил всю Москву…

            -Какую из ваших скульптур, установленных в Петербурге, вы считаете наиболее оригинальной?

            -Группа пожарников со шлангом у музея пожарного дела на Васильевском острове.

            -Это такая динамичная группа летающих пожарников, опутанных шлангом? Похоже на Лаокоона- люди, опутанные змеёй. В нашем городе герои вечно противопоставляются чему-то гибкому и извилистому. А какую из скульптур вы хотели бы  видеть установленной?

            - Аполлона.

            В мастерской у Лазарева- скульптура прекрасного Аполлона с зеркальным диском, явно медицинского происхождения. Бог Солнца, врачующий и наносящий исцеляющие, а иногда смертельные жестокие раны…

            -И обязательно с зеркальным диском?

            -Да. Это задумывалось как грандиозная скульптура, стоящая у въезда в Петербург со стороны моря…

           

            Левон  Лазарев катал нас в тот день по городу на своей машине. Это была красивая пищащая иномарка. Лазарев как барин сидел за рулём и возил нас с фотографом Владимиром Пешковым по своим мастерским и в галерею «Матисс», где проходила  выставка его эротической графики.

            -Что вы думаете о будущем России?        

            -Россия- монархическая страна,  она жаждет видеть царя. Но нет ни царя, ни двора, ни придворных. Россия может быть в принципе когда-нибудь восстановлена, но это произойдёт не скоро.  При Ельцине вся тупая советская посредственность вылезла и заняла руководящие посты. Народ обманут олигархами. Я не против олигархов, если бы они что-то делали для страны и для народа.

            В галерее «Матисс» Левон Лазарев водил нас по залу и показывал свои работы. Глаза его светились. Любовные совокупляющиеся парочки как бы вырвались из  древнегреческих барельефов. За этот день я увидела несколько женских портретов. Голубоглазые блондинки. Я их всё время путала. Это были портреты его любимых женщин. Они все были чем-то немного похожи друг на друга. Потом он завёл нас в тёмное помещение. Там внезапно включили свет. Тонкий луч прожектора осветил огромную скульптурную группу. Бегство в Египет. Иосиф,  Мария. У Марии была вместо лица маска с пустыми глазницами. За этой маской могла скрываться любая женщина. Звучал армянский дудук, у подножия горели свечи. Куда, зачем, от чего бежали они?