Константин Лопушанский

Про холодных детей и гадких лебедей  

ДУХОВНО ОБОГАТИТЬСЯ, НО НЕМНОГО ОБЕДНЕТЬ

 

-Константин, вот вы  себя считаете человеком конца 20 века или человеком начала 21 века?

-Я то родился в том веке, в нём сформировался, учился, в нём получил свою долю страданий от  тоталитарной системы, но все светлые минуты и великие встречи произошли там, встречи с моим учителем Андреем Тарковским, с отцом Александром Менем, даже с академиком Сахаровым.

-С академиком Сахаровым?

 -Когда я сделал  фильм «Письма мёртвого человека»,  и этот фильм имел феноменальный успех, и кто-то  сказал Сахарову,  что главная роль, которую сыграл Ролан Быков, она списана с него, с академика Сахарова. Александру Дмитриевичу это передали или люди из литературных кругов, или Елена Бонер передала, и вот Сахаров приезжал сюда, в Ленинград, останавливался  в гостинице Академии наук. Я тогда начинал новый проект, и мне очень хотелось с ним посоветоваться. В то время иногда приглашали научных консультантов, чтобы избежать цензуры. И вообще был повод увидеть и пообщаться с этим великим человеком. И я напросился на встречу. Я был поражён его скромностью,  он был в спортивном костюме. Я дал ему прочитать свой сценарий, через несколько дней мы встретились. Это была моя первая религиозная драма «Посетитель музея», очень экстремальная. Она оказалась ему не близка. Я понял, что он человек не церковный. А я то был человеком церковным, я крестился ещё в 1980 году.  Мы с Сахаровым  поговорили, и только потом я понял, что судьба мне подарила встречу с великим человеком.

-Судьба  подарила вам как в фильме «Сталкер»- трёх проводников- из мира религии, искусства и науки…

-Да. И  после этого сказать, что я человек нового века- хотелось бы, но это не так. Я сформировался в то время и тогда познакомился с этими великими фигурами, и не только с ними. Я подружился с Горбачёвым, когда делал «Гадких лебедей». По совету своего продюсера, а продюсеров надо слушать,  я написал письмо: «Михаил Сергеевич! Не могли бы вы взять патронат над фильмом» и т.д. и т.п.

 –О, я слышала о горбачёвском фонде!

-Дело не в фонде, не денежная помощь нам была нужна, а общественно-интелектуальная в плане связей с западом для продвижения картины.  Михаил Сергеевич пользовался огромным авторитетом тогда. И вдруг пришёл ответ, очень быстро, очень сердечный,  что он помнит меня по «Письмам мёртвого человека», что он  готов встретиться и помочь нам.  Дружба не дружба,  но сердечные отношения возникли. У нас в стране его подзабыли, а на западе он остаётся очень чтимой фигурой. Ещё- в «Посетителе музея» у меня музыку написал  Шнитке, величайший композитор 20 века! Я, будучи музыкантом по образованию, всегда долго музыку подбирал, судьба нас развела, но темы он мне подарил, он мне дал разрешение использовать их.  Андрей Сигле начинал тогда со мной работать, но основная музыка была  написана Шнитке. И Ролан Быков в главной роли! Так что никуда мне из того века не выпрыгнуть.  В том веке зародилось всё лучшее, что сейчас есть в 21 веке. При всей смене парадигм, ориентаций,  даже в смысле экзотическом… Но тот духовный потенциал остался, никуда он не денется, он либо развивается, либо нет. Даже если он  топчется ногами  на месте, всё равно он остался. Новый век ничего нового не принёс. Одну банальную истину,  что капитализм это хорошо и полные прилавки это тоже хорошо.

-Теперь многие начинают понимать, что это уже опять плохо.

-Не важно, не хочу на эту скучную тему говорить.. На западе люди давно всё это прошли, они уже дано поняли, что главное- это культура, а ей плохо, потому что деньги правят бал.

-Эсхатологии в ваших фильмах 21 века  стало меньше…

-Стареем, может быть. Мне всегда приписывали странную кличку-  режиссёр-апокалиптик. Я говорил- может это ошибка, может вы хотите сказать-  режиссёр-эпилептик? Но у нас стереотипно мыслят, и ничего, кроме этого не видят. Хотя да, склонность   к апокалипсическому мышлению у меня есть. Мне очень понравилось предисловие Дмитрия Быкова к книге моих сценариев, выпущенных в издательстве «Алетея». Он увидел феномен, он пишет, что надо не вздыхать, а надо принять этот феномен, что среди всего многообразия растёт и такой ядовитый цветок. Не Бодлер конечно, но апокалипсический цветочек вырос на гнилой петербургской почве- вот и всё. Но что мне было близко- это часть религиозного отношения к миру, соединённая с нашим разорванным временем, с искусством. Тут скорее религиозно-философская традиция, но в соединении с традицией российской культуры, с линией Элема Климова, Андрея Тарковского в кино. Есть такая российская и европейская традиция. Я не один это уловил, эти попытки уловить ощущение конца времён были  у многих.  Это висело воздухе, в литературе, но  не у всех сложилось. Надо было быть совсем тупым, не чувствующим ничего человеком, не философствующим человеком, чтобы не видеть, что на конце века, на  переломе тысячелетий происходят эсхатологические сдвиги в культуре, в обществе. Наша трагедия национальная,  колосс упал, целый пласт культуры ушёл…

-Америка тогда, перед Миллениумом,  выставила  свой фильм про гибель Титаника с красавчиком ли Каприо в главной роли. А Россия выставила фильмы Лопушанского, которые поднимали совсем другие пласты, не обывательские. Тогда вообще бред такой царил, была мода на Титаник, для детей эсхатологические такие футболочки нашили, пеналы выпустили, ручки с символами чудовищного потопления корабля-гиганта…

-В моде реклама такая был «Галина-бланка! Буль-буль!». Это и есть для меня символ Титаника.  Чудовищное дурновкусие! В «Русской симфонии» у  меня есть молитва, которую произносит мой герой: «Избави, Господи, от пошлости, а остальное всё приложится!». Пошлость как ржавчина, она  может пожрать всё, даже великие идеи. Мне кажется, это  очень актуальная тема- пошлость как зло. Но кстати, эта мысль очень ярко в 20 веке пришла…

-Горькому?

 -  Не только. Шостаковичу в музыке она пришла, он стал вводить в музыку пошлые темы, до него никто не играл с этим, тема зла в виде пошлых мелодий. Не всеми оценённая была находка.

- В «Русской симфонии»  у вас есть такая цитата из Апокалипсиса, что  лучшее оружие дьявола – это дух подмены. Подмены, перевёртышей, но уже не весенних, а осенних таких, перевёртышей усталого человечества…

- У Алексей Толстого в ранних произведениях это есть. Он остро почувствовал дух  подмены. Карнавальность и дух подмены. Кровавый карнавал и дух подмены.. Почему так, это непонятно, это особая тема…Да сейчас эпоха чудовищной подмены. Тарковский говорил, вот,  человечество было молодо, и дьявол ему жирный являлся, а  сейчас и дьявол вместе с человечеством стал стар и ослабел.

-В ваших «Гадких лебедях» меня потрясла тема детской гениальности. Мне самой это давно в голову приходило, что детская гениальность заканчивается лет в 15-16, что это пик развития человека, а потом – сплошное падение и пресмыкание. Чтобы во взрослой жизни  оставаться, он вынужден стирать блеск гения и жить такой серой молью среди убогих серых трусливых взрослых. В вашем фильме это так блестяще- отец-писатель  и его гениальная дочка 12 лет, которая умнее, мудрее, честнее, бесстрашнее его…. В 12 лет у вас самого было ощущение, что вы гений?

-Подсознательно это у всех детей есть, которые чего то хотят. Да, я  был такой ленинградский мальчик, который играл на скрипочке, а музыка формирует индивидуалистическое мышление. Есть такой импульс в фильме. Если широко так осмысливать-  то да. Но первые об этом  написали Стругацкие, хотя для них на главным была социальная критика советского общества. Но потом, эти поколения конца века… Стругацким пришла идея своей повести, когда они увидели таких детишек в Академгородке. Они были очень интеллектуальные и очень холодные. И это их удивило. Они тут увидели совсем другие темы- вселенский холод ума. Но у них, как у чувствующих импульсы эпохи людей, получилось гораздо больше тем, чем изначально заложенная, много метафор и философского подтекста.  Меня в «Гадких лебедях» больше всего привлекает столкновение интеллекта и антиинтеллекта. С другой стороны, когда я делал фильм стала, широко дебатироваться тема детей-индиго, я тогда задумался об этом. В этом загадка есть и стругатчина в самой жизни. Дебилизация общества тоже не требует объяснения.

-А на другой стороне гениальных, смелых и чистых детей- неправедность старцев, совсем сломанных, лживых, предающих, бездушных, жестоких. Всё из области «подмены» конца веков…

-С одной стороны время начинает идти быстро, быстрее обнажаются некие накопленные вещи, неправедность неправедных обнажается гораздо быстрее, природой так задумано- волна, которая всё сметает. Тут интересный парадокс- всё ли сметает? Я об этом много думал. Вот интересный момент, о котором фильм бы хотелось бы снять. Вот фашизм приходит в Германии к власти. Они были молоды, даже красивы по своему, были идеалы, желание спасти свой народ, всё как надо. И главное- отношение к старым гнилым гуманистам. Мы молоды, а вы стары, вы проиграли войну. У нас тоже было такое во время революции. Мы молоды, мы, Маяковские, «кастетом громить черепа»! Тогда это новое было, новая поэзия, идеи, футуризм, влюблённость в Муссолини. Влюблён кто в него был? Мережковский, между прочим! Но проходит  время, и всё становится  понятным.  Тут подмена. Желание всего нового и на этом строится. Сейчас вот  огромная машина рекламы, бизнеса, -всё, что сейчас крутится- это новое, новое, новое. Потребность в новом замороченная очень становится. Не успеваешь заметить, а уже новое. Выхолащивание сознания происходит. Рулетка игры в новое идёт. Философ Генон говорил,  что надо держаться традиционных ценностей, а иначе крах. И он очень популярен сегодня.

-То есть вам тоже кажется, что только верность традициям, с которыми человечество существовало и выживало тысячи лет, может спасти мир?

-Мне идеи Генона кажутся очень правильными.

-А замысел свой снять фильм об этом- вы будете осуществлять?

-Замыслы мои расплывчаты. Госкино разогнали, новое не создали, замысел был, но время прошло, он  уже остыл, как у влюблённого остывает чувство, если не реализуется. Требования к самому себе возрастают. Что делать, как делать… Безбашенное: а, напишем, а завтра увидим!,-  оно уже невозможно. Всё сложнее доставать деньги на кино.

-Сложнее? Вам? Ведь страна то богатеет!

-Страна богатеет, я народный артист, меня знают, 3 тысячи сайтов на иностранных языках,   куча фестивалей. Но я- сложный случай. Деньги дают от государства, но вторую часть надо чтобы добавил продюсер, или фонд, партнёры. А продюсеры -они знают, что я- это катастрофа. Я им говорю- не хотите ли духовно обогатиться, но немного обеднеть. Я конечно так не говорю, но логика тут печальная. Те, кто сегодня процветают- не буду называть имён- они делают что-то ужасное. Это для меня чудовищно.

-А бизнес свой открыть, ресторанчик «Гадкие лебеди» или «Апокалипсический уголок»- в вашей узнаваемой стилистике! Столики в воде после потопа, мусорные стены, официанты с дефектами и т.д. Вот нобелевский лауреат Бродский вроде бы имел свой ресторанчик…

-Я человек весёлый, но жизнь такая короткая, на всё времени не хватает, на главное времени не хватает!

-Тарковский был религиозен?

-Он был крещёный. Я думаю, у него  за границей пошёл рост религиозного сознания, он писал статьи на эту тему. Но мне кажется, в традиционном  смысле церковная его жизнь началась довольно поздно. Но я не могу об этом судить, это только по каким-то вещам можно определять. Я как то гулял с Тарковским, в то время я был его учеником и мне хотелось многое расспросить у него, он был с собакой. И я  сказал ему: «Вот вам отец Александр Мень привет передавал!». Оказывается, они учились вместе в одной школе, были одноклассниками. И я спросил, почему Тарковский не ездит  к Меню. Но он ушёл от ответа на этот вопрос… Хотя в церковь он ходил. Это связано с минутами важных духовных состояний. То, что был религиозен- это безусловно, но был ли он церковен? Дело в том, что есть разница. Церковный человек ведёт постоянную церковную жизнь.

-А вы ведете?

-Веду, посты,  молитвы, хожу к литургии. Крестился я в Новой Деревне в Подмосковье. Меня привёз к Александру Меню известный кинокритик Андрей Бессмертный. Назначил крещение на мой день рождения. Я вышел покурить. Я говорю: «Вот я режиссёр, ну как же так. Церковь, служба, стоять надо долго курить хочется…». Он мне сказал: «Попомни слова мои- это как лотос, семя посеяно, оно возрастёт, и тебе самому дикостью покажется, что так вот можно во время службы выйти из храма покурить!». Прошло какое то время, и я сам не заметил, как это произошло, но я выстаиваю все службы, не могу уйти из храма,  потребность возникла ходить к причастию, вести нормальную церковную жизнь. Как это произошло, почему- не знаю. Это произрастает в человеке. Если произрастает- то слава Богу.

- -Мне очень понравился сценарий вашего фильма «Конец века». Кстати, фильм то в результате вышел?

-Да, в 1990 году. Но его практически никто не видел, хотя  кассеты продаются в ларьке на «Ленфильме».

-В 1990? Но он мне показался только сейчас написанным и сделанным, как раз в русле тех книг о разрушенной империи, которые сейчас были выдвинуты на премию Нацбест. Ваши фильмы сами как семя  работают, которое потом прорастает. У вас там два персонажа- шестидесятница Марина Николаевна и её дочь Ольга, быстро умчавшаяся за границу, как только железный занавес приоткрылся. Вам самому кто ближе из них?

-Марина Николаевна ближе, так как жертвенный персонаж вызывает больше чувств и сострадания. Но нельзя сказать, что при всей жестокости дочери она не права. Мать и дочь- это чудовищная связь, и обе они правы. Они обе правы, они не могут жить друг без друга, они проросли одна в другой, но они обе попали на стык трещины мира, баррикада 93 года разделила их. Дочь бросила всё, чтобы вылечить мать- пусть жестоким образом, через стирание памяти о страданиях, но она хотела, как лучше. Для западного человека это наибольшее- деньги заплатила. Но у матери своя правда. И она имеет на неё право.

-Она кончает жизнь самоубийством. Это такая реальная история! Я знала так много людей-шестидесятников, которые не смогли пережить перестройку. Они шли под красными флагами и очень быстро умерли, им не было и 60 лет. Мне рассказывали об одном психологе, который умер от голода. Он не хотел преподавать по американской системе психологию.

 -Об этом у меня часто спрашивали, да я и сам  комплексовал. Ведь самоубисйство в христианстве- грех, который нельзя отмолить. А моя героиня так кончает свою жизнь. С друзьями я советовался. У Достоевского, тоже православного писателя,  в романах вот самоубийства  встречаются. Если вы держите зеркало перед природой, то имеет на это право как художник. Но многие критики в силу тупости и религиозной безграмотности меня обвиняли в том, что я фильм заканчиваю самоубийством героини. Я мог сделать двусмысленный конец. Но поколение шестидесятников, поколение европейского гуманизма, который их поднял, понёс, вознёс- немногие из них пришли к вере, только некоторые. И для Марины Николаевны её поступок –это  был плевок пришедшему победившему классу, и он более трагичен. Поэтому он мне ближе. Это единственный трагический поступок, который могла совершить героиня, отстаивая своё человеческое достоинство. «Не надо мне вашего счастья!». Персонаж, близкий к Шекспиру. оказывается. Очень люблю эту вещь, очень трудно она создавалась.

-Почему трудно?

-Трудно по деньгам, с деньгами была полная катастрофа. 90-е годы, полный развал, для новых малообразованных продюсеров, которые хлынули в наше кино, я, конечно, был полным отстоем. Морализирую что-то. Воспеватель «старушек, ползающих по асфальту»! Журналист Рутковский так написал. Что там внутри надо иметь, чтобы не испытать никакого сострадания к моим персонажам! Марина Николаевна- она знала три языка, и ей жить не на что, она ходит и собирает бутылки.

-Очень реальная история!

-И вот этот журналист- он что,  это не видит у себя в Москве? Или он на машине из одного гей-клуба ездит в другой и вообще ничего  не видит? Жизнь прекрасна, ля-ля-ля!

Это ужасно. Я с ним столкнулся очень жёстко. Алла Гербер подошла: «Вы защищаете коммунистов и фашистов!». Тут про другое я фильм сделал -про семью, которую  раскололо. Но Алла Гербер  действительно искренне возмущалась, общество с пафосом неслось вперёд, чтобы защитить капитализм. А у меня  под красными знамёнами какая то бабка! А я знаю как художник, что должен защищать униженных и оскорбленных! Вышла статья в «Известиях», которая называлась «Униженные и  оскорблённые»,  автор суть моего фильма увидел. Картины в прокате не было. Маятник качнулся влево, потом вправо. Может опять пойдёт обратно.

-Но всё же, где ваши фильмы можно увидеть? По ТВ редко что-то вас показывают.

-Недавно у Гордона показали по ОРТ «Гадких лебедей».

-А «Конец века» вообще не показывали?

- Тогда, когда я его сделал, его по  идеологическим мотивам на ТВ не пустили. Я дал диск одной даме с ведущего канала. Время идёт, молчание. Я сам  позвонил ей. И она  полчаса мне рассказывала, какое потрясающее кино я сделал. А потом фраза: «Ну вы же понимаете!». Это была в точности та фраза, которую я слышал во времена брежневской цензуры. Тогда ведь тоже были интеллигентнейшие люди. Сначала: «Какой фильм!». А потом: «Ну вы же понимаете!».

-Но всё же как у французов- шерше ля фам, так сейчас режиссёру главное найти подходящего любимого продюсера.

-Продюсеры занимаются сериалами. Кстати, у меня  в фильме «Коне века» Виктюк снялся, он  психиатра Станковского играет, он на польском языке произносит длинный монолог. Это его первая работа в качестве актёра, и очень хорошо он сыграл. Картину жалко. Её никто не видел.

-Газпрому надо позвонить.

-Есть законы бизнеса. Вложил столько-то,  вернулось столько-то, концы с концами не сходятся. Умной, заумной публики в России- 4 процента, её надо ещё в кинотеатры загнать. Нет, ребята, не выходит.

-Вам надо опять на Запад обращаться за деньгами, чтобы фильмы снимать.

-А и так всегда с запада деньги. На имя дают деньги, но они небольшие по сравнению с тем, какие сейчас нужны. Производство кино сейчас стало очень дорогое.

-А с чего это?

 -Сериалы подняли стартовую цену. Сериалы стали выгодным бизнесом. И это взвинтило ставки. Это коснулось авторского кино. Бондарчук сейчас снимает фантастику, его бюджет 26 или 36 миллионов долларов. Моё кино считалось дорогим, но оно стоило 2 миллиона. Бондарчук  планируют 10 миллионов потратить на раскрутку, а за эти деньги можно втюхать всё, что угодно.

-У меня давно такие мысли бродят, что не нужна реклама вообще. Что при нынешних технологиях реклама- это чистое зло, обман, уничтожение конкуренции свободной, взвинчивание цен на всё. Я думаю, что рекламу надо запрещать.

-Я тоже об этом думаю. Информационные возможности есть, и этого достаточно, а когда реклама  выступает как навязывание и насилие, как чудовищная ложь…

-Хуже коммунистической идеологии, которой нас задалбывали…

-Втюхивание! Есть такое слово- втюхивание! Человеку насильно втюхивают то, что ему не нужно! Он к этому привыкаеат, а дальше –«Галина бланка буль-буль».

-И где вы видите  возможность сопротивления этому скатыванию к буль-буль?

-Человек слаб, он  стоит  перед дилеммой. Я набирал одноплановых ребят себе в ученики. Это  поколение преуспевает, но оно легковесно. Их воспитывают, нацеливают на то, что они  должны непременно побеждать. Каждому молодому человеку надо побеждать, но тут ещё и мировоззрение общества нацеливает на это. То, что продаётся, то, что востребовано- то хорошо. Доля истины в этом есть, но только доля.

-А мне кажется и доли нет. Сейчас полный тут перевёртыш. Что рекламируется, навязывается агрессивно, продаётся на каждом углу- то самое плохое. Я вот всегда покупаю тот товар, который никто не рекламирует, но на практике проверено, что товар хороший, и это люди устно передают друг другу.

-В этой атмосфере молодые люди  вырастают. Продюсеры тянутся к молодым. Мой любимый писатель Гельквист писал, что они очень любят апеллировать к молодёжи, её легко подкупить, обмануть, она ещё очень незрелая, она слабая по сравнению с более старшими поколениями, которые способны противостоять. Поэтому молодые люди нарасхват. Еле вылупился -а уже хватают, тянут туда, куда  меня и близко не подпустят.

-К сериалам и  деньгам?

-Ну да. А это побеждающее поколение приобретает деньги, славу, раскрутку и думает, что вот это и есть деятели искусства, а другие- нет. Пушкин это деятель шоубизнеса! Возможно ли представить это! Насколько изменилось мировоззрение на рубеже веков! Но насколько оно истребимо, вот возникает вопрос. Думаю, что  всё равно вырастают эти ростки на камне, которые тупо прорастают. Но, насколько им дадут- особенно в кино, когда в среднем кино стоит 1,5 – 2 миллиона долларов. Это не листки взять и роман написать. Вот это страшно. Тут технологии новые,  может,  спасут. Об этом мечтал Тарковский - взять камеру и снимать, и не зависеть ни от продюсеров, ни от кого, вот как  писатель пишет, так кино снимать. Но киноиндустрия нарастает, она вздувает цены, чтобы саму себя кормить. Но противостояние есть,  и будет. В этом есть стариковское брюзжание- что вот, все эти молодые… Но  истина всегда конкретна, есть одни молодые, есть другие. Но и молодые говорят: старики все отстой. Кто отстой? Параджанов? Тарковский? Тут один человек говорил: мы, молодые! А человеку за  40 лет! Зачем он примазывается! В чём дело! Тут есть подмена, в этой  игре на противопоставлении поколений. Она постыдна, она имеет место на рубеже веков. Кто её затеял… То ли это результат бизнеса, но в этом есть какая то игра. Она постыдно и безобразно раскалывает общество, отсюда потом возникает мировоззрение, хуже которого нет. Пенсии, которые равны одному проезду в метро на западе…

-Да, под умопомрачительно унизительными пенсиями чувствуется  своя идеология, а под ней- интересы крупного бизнеса, для которого сверхприбыль- всё, а человек- ничто.

-При этом идеологи забывают  о том, что пара пятилеток- и вы будете такими же.

-Буковский недавно рассказывал о тупике западноевропейского социализма, из-за которого пенсий у нынешних европейцев пожалуй тоже не будет…

-В любом обществе есть общие проблемы. Но главное, чтобы оно не озверевало, а очеловечивалось. Вчера включил телевизор и увидел безобразную историю о том, как мужик выскочил из мерседеса и насмерть забил пятнадцатилетнего мальчика за  то, что ему не понравилось, как он перед мерседесом дорогу перебегал. После этого здесь жить не хочется, хочется взять чемодан и уехать отсюда. Вообще автомобильная тема- это особый разговор. Иностранцы, когда к нам приезжают, у них онемение лица чрез 15 минут. Идёшь на зелёный свет, а на тебя машина едет. И это нормально. Это стиль жизни.

-А что-нибудь  в России радует сегодня?

-Я тут был председателем жюри на очень хорошем кинофестивале в Иваново. Главное событие фестиваля- на корабле огромном по Волге едем в маленький Юрьев, который только тем и известен, что в нём родился Андрей Тарковский, и это потрясающе. Вот такие события происходят- залы полные, люди приходят смотреть серьёзное кино…прекрасные люди. Жюри замечательное, Нана Джорджадзе, Пьер Анри де Лю, 20 лет он директором программ Каннского фестиваля был. Первое место парню иракского  происхождения дали. Он уже имеет приз за вклад в киноискусство Франции, хотя сам из Курдистана. Абсолютно авторское кино, которое мы нигде не видим. Не на дисках, ни по ТВ, ни в кино-  нигде его нет.