Рашид Нугманов, кинорежиссёр.

 

Недавно в Санкт-Петербург приезжали   кинорежиссёр, киносценарист и продюсер Рашид Нугманов из Франции и его брат Мурат Нугманов из Казахстана,  тоже продюсер, владелец кинокомпании «Скиф». Их приезд был организован Верой Глушковой (Мамлеевой), искусствоведом и сопродюсером новых петербургских кинопроектов…

 

-Рашид, вы создали свой фильм «Игла» в переломную для нашей страны эпоху…

 

-Общее ощущение тех лет было: недовольство тем, что нас окружало, ощущение всё большего и большего маразма со всех сторон, желание от него избавиться…  Что делать, никто не знал, хотя были некоторые иллюзии. С другой стороны, при всём желании перемен, не было ощущения, что перемены наступят быстро.

 

-В те времена пышным цветом в нашем, особенно питерском искусстве процветал некрореализм, и в кино, и в живописи, и даже философы осмысляли в своих эссе тему смерти. Всю страну, можно сказать, охватила  некрофилия, разлагающийся труп империи не давал покоя мыслящим творцам…

 

- Когда Юфит делал подобные вещи, это было органично и ужасно смешно. Когда мы собрались у Евгения  в квартире, где у него был 8 миллиметровый проектор, мы сидели и просто хохотали. И он сам смотрел и сам хохотал, и рассказывал совершенно невероятные анекдоты. Некрофилия для непосвящённых на самом деле была не кошмаром, а очень лёгким жанром. К тому же киноязык режиссёров-некрореалистов был великолепен, насыщенный энергетический монтаж, быстрый, мгновенный, то, что многие пытаются достичь в нынешнее время, но у них это уже не получается.

 

- Как изменились времена с тех пор, какое ваше ощущение? Мне иногда кажется, что время по спирали провернулось, и мы опять где-то типа в конце брежневских времён…

 

- О нынешних временах мне трудно судить. 19 лет я  провёл в Европе. Я не совсем оторвался, так как езжу в Россию, но я не живу здесь постоянно. Смотря извне,  я не могу ничего предлагать. Если раньше я думал, как я хочу жить, то сейчас я думаю о том, как люди здесь хотят жить. Это не легитимно. Желание перемен сейчас опять назревает, но с какой стороны к этому подходит страна, с чем она подходит? В 90-х в целом накопилось не то что разочарование, но растерянность. Люди хотели одного и того же… В 80-е этого не было, никто ничего не знал. Было одно, что старые маразматики, целующиеся взасос старики - они не могут нами править. Мы другие. Их место на свалке, они не должны вмешиваться. Теперь же есть этот опыт - удачный или неудачный, который нас разочаровал. И люди 2000-х стоят и думают, что что-то должно быть по  другому.  Как это должно быть - я не знаю. В 80-е было время героев. В начале 90-х было время пророков. Люди были уже другие, они просто делали бизнес.

 

-А чем герои отличаются от пророков?

 

- Герои говорят простую вещь - надо мир менять и найти силы в себе это сделать. Пророк должен угадать – как надо, как не надо. И в 90-е годы пошли всякие люди, которые говорили как надо жить - начиная от Кашпировского и кончая Думой. В Думе сидели и думали, а потом в это перестали верить. Сейчас возвращается время героев и пророков, возникает в них нужда. Я это чувствую.

 

-А когда вы  с Юфитом познакомились?

 

- С ним меня познакомил Виктор Цой. С Цоем мы снимали фильм «Йя-хха!». Я был тогда студентом, Моим учителем был Сергей Соловьёв. Его то я и подсадил на «Иглу», на рок. Он не знал, что творилось в этом мире, а я делал на сцене этюды и приглашал своих знакомых – вперемежку студентов и рок-музыкантов. У меня в учебных спектаклях играли однокурсники. Сергей Соловьёв страшно этим всем заинтересовался, так что могу смело сказать, что без меня «АССА»  не получилась бы у него.

 

-Получается, что вы и поколение отцов, вы и поколение учителей - и вдруг одновременно заразились «свинкой»  рока.

 

- Вы правы, для Соловьева это было увлечение, это была «свинка». Но для меня это был образ жизни. Этот вирус я получил в возрасте 6 лет от своего старшего брата Мурата. Он был стилягой, завсегдатаем Алма-Атинского Брода,  владельцем огромного магнитофона Маг-59, самое важное на нём были записано - Чак Бери, Литл Ричард. Я родился в один год с рок-н-роллом, это был мой мир. А для Соловьева это было узнавание в зрелом возрасте. Рок весь на страсти, это как половой акт, он не может существовать без страсти.

 

- И всё же, рок-н-ролл жив или мертв сегодня?

 

- Как таковой он не жив и не мёртв, вопрос - жив или мёртв интерес к нему? И, разумеется, в определённые годы он потерял функцию героизма и пророчества, но это не значит, что завтра он опять не вернётся.

 

- Мне кажется, что  эти функции будет выполнять уже не рок. Может быть, политическая поэзия. Кстати, вы не жалеете, что переключились из кино в политику?

 

- Я ни о чём не жалею. Я живу, не планируя свою жизнь, я живу тем, что мне интересно. Я знаю, что эта жизнь конечна, поэтому я не ставлю себе искусственных задач, которые я должен выполнить.

 

- А как же воля? Всё же бывает такое ощущение,  что если ты что-то не сделаешь, то это кроме тебя никто не сделает. И тогда нужна воля, искусственное её усиление.             

 

- Есть такое ощущение, но по-другому. Я ничего не должен. Кино для меня не профессия. «Игла» - не работа. Когда я снимал «Иглу», я просто жил. Брат Мурат был оператором, это для нас не было  ремеслом, «Иглу» мы делали действительно потому, что знали, что никто никогда не сделает этого. Если нет такого ощущения, то тогда зачем? Не можешь не снимать - не снимай. Сейчас я занимаюсь политикой по той же причине. Я не могу этого не делать. Да, я могу уйти от политики. Но я знаю, что если уйду - то подведу многих своих коллег. Очень хотелось, чтобы меня кто-то заменил. Но для того, чтобы уйти в кино, нужно внутреннее ощущение, что этот отрезок жизни ты должен прожить именно так.

 

- Давайте поговорим о Викторе Цое. Каким он был?

 

- Зимой 1980 мы  познакомились с ним у метро Владимирская, и пока шли к рок-клубу, то подружились. Я приехал в Питер тогда с двумя проектами. Один из них - документальное кино о нашем Алма-Атинском Броде. В 1960-70-е года были свои герои. Вот Евтушенко был «героем-шестидесятником», но кроме этого была и другая протестная культура, сильнейшая культурная прослойка - это стиляги, парни, которые находились под влиянием новой контркультуры. Я сначала писал роман - не роман, но нечто, основанное на воспоминаниях королей нашего Брода. Вокруг них собирались компании, короли Брода, благодаря своей стильности и приблатнённости привлекали к себе поклонников.  Из воровского мира пришли понятия о чести, достоинстве, независимости от государственных рамок. С другой стороны - огромное влияние рок-н-ролла. Из этого получилась гремучая смесь. Типичный представитель Брода - это парень с брюками- дудочками, с коком, с мылом надевались брюки,  им же - мылом строился кок, говорит  парень на полублатной фене и знает английские словечки. Комсомольцы отбирали мыло и резали волосы.

В 1982 году  я услышал очень «плохую» запись, Цой пел с Лешей Рыбой. Мне принёс эту запись Женя Тычков, у которого была и есть огромная коллекция рок-н-ролла. Он хотел стереть грязную запись, но она меня поразила, больше чем «Аквариум» в чистой записи. Потом это всплыло, стали выходить более хорошие альбомы, и я подумал, что Цой больше отражают дух Брода, нежели что-либо другое. Так вот и встретились - фильм про Брод и фильм «Игла». Я понял, что Виктор Цой - это живое воплощение Брода, он пластичен, кинематографичен, это звезда. В 1989 я закончил ВГИК, но в 1987 подвернулась «Игла». Это была уже существующая производственная единица, фильм о наркоманах, который был запушен в процесс производства, но заканчивать его было некому. Такой депрессивный фильм с большим количеством диалогов, от них я оставил одну сотую. Фразы, типа: «…Дина, ты изменилась…». Мы пошли по своему пути - я строил всё на импровизации. У меня профессиональный актёр не может играть. Один из главных принципов построения фильма я взял у  Эйзенштейна - я никогда не «снимал» кино, мы жили и «снимали» жизнь. Мне близок принцип Дзиги Вертова - «жизнь врасплох». Обычно в документальном кино много скрытой камеры.  Но мой фильм «Йа-хаа!» был не документальным, а постановочным, хотя выглядел как документальный.

 

–Вам не кажется, что в фильме «Игла» вы эстетизировали порок?

 

– Я не пытался порок осудить и сделать антинаркотический фильм. Мы снимали фильм о людях. То, что они занимаются наркоманией - это третья, десятая вещь. Было бы не это, то было бы другое. Если б не наркомания, то героиня  страдала бы от пьянства, от обжорства.

 

-Вам надо поставить фильм «Кондитерский шприц-2»! Это актуально сейчас - порок обжорства.

 

-Мы относились и серьёзно и несерьёзно к теме фильма. Для нас это была комедия. Хотя многим фильм показался мрачным. «Игла» вышла в феврале 1989 года, Госкино дал ей 1 категорию, это 1000 копий, фильм посмотрело 14 миллионов зрителей по первому отчёту. Сейчас «Дозоры» могут только мечтать о такой аудитории. Хотя российское кино развивается. Я верю, что оно дойдёт и перейдёт старые рубежи.

 

-Но всё же современное российское кино выглядит печально - как будто всё с нуля, как будто никто ничему не учился…

 

- Мы выросли на поколении великих мастеров, многие гении кинематографа ещё были живы тогда. В 90-х годах произошёл полный слом строя и страны, полностью развалилась киноиндустрия. ВГИК остался, но оборвалась связь времён, мы были последним поколением советского кинематографа. Кино сейчас действительно рождается с нуля. Уровень низко упал. Мало кого сейчас волнует искусство монтажа, принципы Дзиги Вертова, Кулиджанова, Эйзенштейна. Что посмотреть юному кинематографисту? Клипы Мадонны? Любые  выпуски «Киноправды» - в 100 раз полезней. Не надо изобретать колесо, его изобретали более гениальные люди, чем ты. Это утеряно, но это вернётся, для качества нужно количество.

 

-В 90-е  было создано мало  картин, но среди них были сильные фильмы!

 

-Да, 5-6 картин было ярких. «Мастер и Маргарита» режиссёра Кары получил большую порцию критики, но это яркий фильм. Кара - ученик старой школы, и это дало фильму качество. Надо помнить, что  и Голливуд много от нашего довоенного кинематографа взял. «Потемкин» оказал  влияние на мировое кино.

 

- Расскажите, что в Казахстане у вас происходит. Революция тюльпанов?

 

- Там не тюльпаны. Там другое. Были проведены очень энергичные экономические реформы, их провели выпускники московских вузов, так называемые младотюрки. Они сделали яркие шаги, провели реформы банковской, финансовой системы. Но сложилась ситуация, что вслед за экономическими реформами необходимы политические. Когда политическая реформа тормозится, то возникают трения. Младотюрки оказались в оппозиции к бюрократам-партократам.

 

- Произошло столкновение с миром старцев? Опять, как в эпоху создания фильма «Игла»?

 

- Это хрестоматийная ситуация. Но люди, которые впервые её проживают,  всё равно испытывают её в первый раз, и случаются и трагедии.

 

- А как же восточное уважение к патриархам и старости?

 

- Уважение присутствует, но когда ты погружаешься в сферу политики и экономики, то тут возникают другие законы. Если действовать только исходя из уважения к старцам, то всё равно в определённый момент нужно говорить, что пора обновлять страну, пора что-то делать.

 

-С Чингизом Айтматовым вы общаетесь? Он ведь тоже  занимается политикой последние десятилетия. Все яркие творческие  люди Казахстана ушли в политическое творчество…

 

- Он многих разочаровал оправдательной политикой. Он много очков потерял на этом.

Когда человек становится совестью нации, то люди ждут от него истин и независимости суждений. И когда вдруг люди видят, что их кумиры - это оппортунисты, и они ищут обходные пути, они обтекаемы, совесть не там, а в каком-нибудь мальчике, высказывающем необдуманные вещи, то тогда возникает жёсткий выбор. Либо ты отстаиваешь свою точку зрения, либо ты начинаешь поддаваться. У Айтматова и Олжаса Сулейменова присутствуют эти моменты.  Они оба пошли на компромисс, что печально.

 

-А каких принципов вы придерживаетесь в своих занятиях политикой?

 

- Политика - это  модель общества. Очень важно, чтобы не было самоизоляции, надо и мир знать, а не только себя,  и тогда не будет ни подчинения, ни презрения. И тогда ты не будешь «заставлять» уважать себя, а вызовешь любовь к себе. Для меня это самое важное и правильное. Для этого нужна свобода. А свобода влечёт за собой ответственность. Там, где нет  свободы,  возникает кастово-кланово-мафиозная структура, пронизанная коррупцией вдоль и поперёк.

 

-В Австрии меня спросили, как дела в России. Я описала общество, в котором процветает кучка олигархов, грубый аппарат коррумпированных силовиков и чиновников, которые, вместо того, чтобы заботиться о процветании страны, заботятся о процветании своих карманов. И австрийцы сказали - всё  как у нас. По-видимому, это общемировые проблемы.

 

- Во всех странах есть общее, но есть и особенности. Я буду дураком, если буду полагаться на правосудие в Казахстане, я никогда не выиграю у нас процесс. Тут нужны связи, подкупы. Все это знают. В этом есть самообман. Самообман развращает. Народ становится пассивным. Напрямую ты ничего не сделаешь. Ища обходные ходы, ты вынужден обходить закон. Каждая система определяет принцип общественного договора. Если закон обслуживает классово-семейные подряды в общественных делах, а не работает, то обществу  нужны перемены.

 

- Но может быть тут и выступает на первый план искусство! Когда политика не работает, то языком искусства можно повлиять на общество, на его выздоровление. Может заниматься искусством - это круче, чем заниматься политикой!

 

- Да, это, возможно, круче, если можешь донести до миллионов, если фильм пошёл в большой прокат.

 

-А пираты на что? А Интернет?

 

- Мой сайт - один из самых популярных, он  привлёк многих журналистов, политологов, диссидентов. Его глушили в 2002 году, он не был доступен. Сейчас  опять возобновлена с февраля  глушиловка сайта, у меня отобрали домен. Меня обвинили в том, что сайт хостится за рубежом. Но это  парадокс, 80 процентов казахских сайтов хостится за рубежом. Зачем придираться к техническим терминам! Скажите честно - вам не нравится то, что люди пишут на сайте!

 

-Вы - казахский диссидент?

 

-Я не диссидент, я просто свободный человек,

 

-Про Барата фильм смотрели? Он прославил Казахстан на весь мир!

 

-Я много хохотал, я знаю  творчество Саши.  Его  первый персонаж был албанец - усы, костюм, потом он стал казахом. Суть приколов британского комика - провоцировать  людей в Америке на то, чтобы они говорили глупости.

 

-Но давайте вернёмся к вашему кино. Вы смотрели фильм «Монгол», он ведь в Казахстане снимался, вас не тянет на «монгольскую» тему?

 

- Недавно вдруг выяснилось, что во мне течёт кровь Бату-Хана, сына Чингиз-Хана.

Я знал от мамы, что корни мои из Уфы, там родился наш дед, который в анкетах писал, что он  - «сын  батрака».  При этом он, почему-то, прекрасно владел арабской письменностью, знал татарскую поэзию, у него хранилась итальянская скрипка, на которой он чудесно играл и кроме татарского языка, владел фарси, азербайджанским и турецким. Он хорошо знал Коран, и скрывшись в  Ашхабаде из революционной Уфы,  даже служил муллой до 1923 года. Он скрывал происхождение, потом мы это поняли. Именно он заставил маму сохранить фамилию - Мамлеева.  Недавно нас разыскало Российское татарское дворянское собрание из Казани. Выяснилось, что мама - из рода князей Мамлеевых, нам  рассказали историю нашего рода, выдали грамоту о дворянском достоинстве. Но эта история глубже. Наш княжеский герб - официальный  герб российской империи, на нём изображена тамга - тюркский родовой знак. Менгу Тимур (именно его тамга красуется на родовом гербе князей Мамлеевых) был внуком  Батыя и ханом Золотой Орды, который основал Москву, поставил Даниила, сына Александра Невского на княжество. Он был первый хан Золотой орды, который отменил налоги, возглавил поход на Византию, он был человек, много сделавший для российского государства. Между русскими и татарами - много общего, мы один народ. Иго, не иго, но Александр Невский и наш предок вместе воевали со шведами, создавали империю, тогда была запрещена рознь. Тема фильма «Монгол» - это прокопанная тема. Меня интересуют сейчас более глубокие корни. Я думаю и мечтаю  о фильме, чей подзаголовок будет из Блока: «Да! Скифы мы!».