. Кшиштоф Пендерецкий

Кшиштоф Пендерецкий- великий польский композитор. Его музыку я услышала впервые в 80-х. Она потрясла меня. Будто разверзся в космосе рог изобилия, и из него сыпались вопящие диссонансы, скрежеты, вой, плач, восторг-  звуки, абсолютно знакомые моей душе, но которые впервые материально воплотились в музыке Пендерецкого. Тяжесть, сложность и жесть, размах трагедийных противоречий, вселенское горе и вселенская радость нового человека- усталого человека, чьи родительские гены протащились по войнам и Освенцимам, Хиросимам и сталинским лагерям… Это была для меня музыка нового мира, мира познавшего такое о человеке, что раньше и не снилось розовым эпохам… Шостакович, Шнитке, Уствольская, Банщиков, Тищенко, Слонимский были всё же по сравнению с Пендерецким более мягкими ягнятами… К тому же как авангардист  Пендерецкий любил применять в своих произведениях самые странные способы звукоизвлечения- свист, удары, крики, трения, постукивания…

 Пендерецкого считают композитором польского музыкального авангарда, хотя с 1960-х, когда этот самый авангард пришёл  в страны социалистического лагеря, прошло уже полвека, и авангард давно стал классикой.     

Кшиштоф Пендерецкий, круглоголовый, с острой бородкой, с затаённой шаловливостью в глубине своей внушительной величавой внешности, приехал в Петербург на Седьмой фестиваль «Международная неделя консерваторий», где ему был  вручен диплом Почётного профессора С-Петербургской консерватории. Среди имевших это звание- Рубинштейн и Рахманинов…

 

-Я рад, что буду принадлежать к числу этих людей которые имели это звание.

На вручении будет звучать моя камерная музыка-  первый концерт для альта , секстет.

Камерная музыка становится мне всё ближе. В последнее время я пишу 1-2  камерных произведений в год. Это более близкое приближение к музыке меня, нежели когда я пишу музыкальное сочинение крупной формы, например, ораторию. Камерная музыка к тому же  может исполняться в моем поместье.

-Вам близка русская культура?

-Я восхищаюсь русской культурой. Я люблю Чайковского, Рахманинова, Скрябина. У меня очень глубокие связи с Россией.  Я пишу православную музыку, не только католическую. Я стал сочинять церковную музыку ещё в советской Польше. В Польше тогда писать католическую музыку было нельзя, а на западе она была не востребована.

-Вы получили благословение от какого-то православного священника?

-Нет. Более того, это меня не интересует. Меня интересует православная музыкальная  традиция  и богатство этой церковной музыки.

-Вы написали так много церковной музыки! «Stabat Mater», «Dies Irae», «Страсти по Луке», «Утреня», «Магнификат»! Это удивительно, что советская Польша дала миру две такие крупные личности во второй половине 20 века, которые не позволяли миру забывать о Боге.  Вы были знакомы лично с вашим великим земляком, римским папой Иоанном-Павлом Первым?

- Да, я с ним не просто был знаком, он был моим другом в годы юности. Для меня он был прежде всего епископом Войтылой. В Кракове вокруг него собирался кружок польских интеллектуалов. Мы вместе ходили на концерты, более того- играли в театре. Тогда в Кракове был литературный театр, там кузен моей  матери был режиссёром. Я тогда  был очень  агрессивный,  а он- более благодушный, любил гитару.

-Вы считаете его святым?

-Он- великий человек. Я не знаю, что это – святость или иное, но он был великим человеком и  очень добрым человеком.

-Как он относился к вашей музыке, какую вообще музыку любил?

-Я не интересовался его музыкальным вкусом. В «Польском реквиеме» я посвятил Иоанну Павлу Второму «Чакону для струнного оркестра».

-Недавно в Петербургской филармонии прошло первое исполнение вашего «Польского реквиема».

- Я работал над ним 25 лет. Он посвящён национальным трагедиями  Польши- Сопротивлению, Польскому восстанию,  расстрелу рабочих  в Гданьске в 78 году - тогда я написал «Лакримозе». Одна часть реквиема посвящена Катынской трагедии. Весь «Польский реквием» так или иначе связан с моментами моей автобиографии, моим военным детством. Мой дядя был расстрелян в Катыни…

-Как вам удалось в годы вашего военного дества заниматься музыкой?

-Я родился в 1933 году в маленьком городке Дембице. Мне подарили скрипку, я стал играть. Но во время войны ноты отца и деда были сожжены. Учитель писал для меня ноты от руки. Мне тоже приходилось переписывать ноты от руки, потом я подумал- я переписываю чужое, а могу записывать своё. Я сам стал сочинять.

-Наверное, с этим связано ваше увлечение музыкальной графикой?

-В детстве я много рисовал, к музыке я пришёл через живопись. Меня интересовало всегда соотношение музыки и графического изображения. В 60-е это многих увлекало. Я до сих пор использую разные цвета для записи нот.

-В 60-е Польша прославилась своим музыкальным  авангардом. Польский музыкальный авангард оказал большое влияние на российских композиторов и музыкантов. Говорят, что ваша музыка заставляла русских учить польский язык в те годы…

-Авангардной музыке 200 лет. 40 лет польскому авангарду. У нас проходили тогда музыкальные фестивали «Варшавская осень». Мы были молоды, мы восхищались Шёнбергом, Веберном. Прошли годы, и я с неким удивлением вижу, как молодёжь слушает нашу музыку, как мы  в своё время слушали музыку наших предшественников. Я для себя вновь открываю свою музыку- и хочу признаться - мы не постарели.

-Вы в своих произведениях смело использовали то, что до вас музыкой не считалось. В «Польском реквиеме» певицы иногда начинают кричать бытовыми голосами. 

-В 60-е годы я вдруг почувствовал, что из старых инструментов ничего нельзя выдавить. Я почувствовал усталость материала. И я стал экспериментировать.

-Но вот прошли десятилетия, и ваш авангард стал классикой.  К какому направлению музыки вы причисляете себя сегодня- к авангарду или классике?

-Я отошёл от того период экспериментирования, скорее из  нежелания повторяться. Стравинский после «Весны священной», которая была абсолютно ревоюционной для того времени музыкой, тоже отошёл от эксперимента, стал увлекаться неоклассической музыкой. Я тоже сейчас скорее тяготею к неоклассике.

-Вы являетесь автором нескольких книг.

-Хочу вам признаться, что музыку я пишу лучше, чем статьи о музыке. Лучше я буду писать музыку, чем книги. Если я напишу книгу- то о деревьях. Деревьев более миллиона, а звуков только 12.

-Какие произведения вы сами считаете наиболее важными для вас?

 -Я сочинил сотню произведений, но есть среди них те, которые  для меня особенно важны. Например, первая опера «Дьяволы из Людена», написанная по роману Хаксли . Мне дороги все мои симфонии. На самом деле мною написан цикл, где все симфонии связаны между собой, одно произведение выходит из другой. Всего я наметил 9 симфоний, 8 уже написано. Но в последнее время мне всё ближе камерная музыка. Чем становлюсь я старше, тем она для меня важнее. Написать вещь для одного, двух, четырёх инструментов труде, чем для оркестра. Сейчас такие времена, когда композиторы всё меньше сочиняют камерной музыки, они просто это не умеют делать.  Эта музыка интимна, она выходит из глубины души.

-Вам принесло всемирную славу музыкальное произведение «Плач по жертвам Хиросимы».

-На самом деле я написал музыку  не об этом. Трагедия Хиросимы была главной темой того времени, нам рассказывали о Хиросиме на уроках в школе… Был конкурс, и я прислал свою музыку- без названия, без имени, под девизом «8 минут 37 секунд», и я получил главную премию. Когда музыку стали записывать, то оркестр взбунтовался, я требовал от традиционных музыкантов  новой техники записи, они стучали себе по голове, показывая мне, что я сумасшедший. Потом я понял, что  в этом произведении заложено больше, чем я думал. Надо было дать какое-то название моему произведению, а не просто «8 минут 37 секунд», и я  посвятил его жертвам Хиросимы.  Теперь я иначе слышу собственную музыку. Многие слышат в ней  вой самолётов, взрыв бомбы.

-Вы часто используете поэзию в музыке-  «Космогония» написана на тексты Овидия, Софокла…

-Я цикл песней на стихи Есенина написал.  Есенин мне близок из-за его  отношения к природе, особенно в своих ранних стихах. Мною написаны  «Песни бренности»- цикл песен на стихи немецких писателей.

-Вам заказали написать музыку для открытия Олимпийских игр в Пекине?

-Нет, это слухи. Я приглашён участвовать в музыкальном фестивале в Пекине, и пишу музыку для этого фестиваля.

-А какие вы испытываете чувства по отношению к Китаю? Мне кажется, судьба это страны, её многомиллиардное население достойны вашей грандиозной музыки…

-Несколько десятков лет я бываю регулярно  в Китае- с филармонией, с оркестром, я выступаю  в Пекине и Гуанджо. Я наблюдаю, что происходит в Китае. За последние 12 лет это другая страна- заново отстроенная  и вся перестроенная. Пекин трудно узнать. Тот кто был 15 лет назад, его бы не узнал. Китайцы идут вперёд очень интенсивно. Езжу я туда не из-за музыки. Просто мне там нравится, там мне интересно.

-Вот вы написали оперу «Потерянный рай» по поэме Мильтона. Вы наверное много думали о рае и аде. Какой рай потеряло человечество, как вы думаете?

- Тут нет никаких политических коннотаций. Это скорее историческая, универсальная тема. Я ни о каких связях с политикой не думал, когда писал оперу.

-Может это связь с миром растений? Вы ведь увлекаетесь парковым искусством.

-Нет, с миром растений это не связано.

-Вы в своём обширном поместье по Краковым чувствуете себя помещиком или садовником?

-Дело в том, что я владею землёй. Помещиком я себя не чувствую. Крестьяне используют эту землю, работают на ней. Я же коллекционирую деревья. У меня работает 7 садовников. У меня собрана обширная  коллекция различных деревьев- полторы тысячи.

-А вы были в русской тайге, в русских лесах?

-В тайге я не был, но мне привозили деревья из Сибири. Они в польском климате не прижились. Не все породы могут расти у нас, нужно сходство  климатических условий, циклов.. Я вынужден выбирать деревья из подобных климатов.

-У вас есть музыка, посвящённая глобальной проблеме человечества- вырубке лесов?

-У меня есть элегия «Умирающий лес». Я только начал её писать.

-У вас была симфония «Песни Пшемьяни. Конец истории». Ощущение конца истории у вас было связано с концом второго тысячелетия?

-Нет, нет ничего общего с этой темой. Это было произведение, которое я как раз и хотел посвятить своим деревьям. Это произведение более глубокое- о том, что проходит жизнь деревьев, жизнь людей.

-Среди деревьев есть у вас любимая порода,  этакий друидский тотем?

-Нет, все мои деревья- мною посажены, они как мои дети, все равны передо мной.

-Вы были в Петербургском ботаническом саду?

-Куда бы я ни ехал, я всегда посещаю ботанические сады. Меня  интересуют деревья попутного климата. Но пород деревьев у вас меньше, чем у меня.

-Из петербургских композиторов кого вы больше всего цените?

-Я связан с петербургскими музыкантами многими дружескими и творческими связями. На это вопрос я не отвечаю- вдруг кого то я обижу.

.