ДМИТРИЙ ПРИГОВ

Дмитрий Александрович Пригов- поэт, художник, основатель Московской концептуальной школы в искусстве. 

 

О ПОБЕДЕ РЫНКА НАД  МИЛИЦАНЕРОМ

 

«Китайское желтое солнце садится
В китайский лимонный закат
Скажи мне, китайская вещая птица
Твой лоб несказанно покат
Глаза твои полузасыпаны снегом
Ощеренный рот как свивьё
Опять я, опять я несчастный ошибся
Увы мне!
Опять я, опять про своё
Подмосковное»

 

            -Дмитрий Александрович, вы в одном из своих текстов говорите: «Жизнь даётся один раз. Я решил её прожить европейцем». Как вы себя чувствуете в роли европейца?

            -Да не очень сложно. Россия- это же Европа. В этом нет никакой хитрости. Намного сложнее чувствовать себя японцем или китайцем. Поскольку там принципиально иная бытовая культура, письменность...

            -Может, имеется в виду, что  в Европе  живут так, как  будто понимают, что живут один только раз, а у нас живут так, будто думают, что будут  жить вечно?

            -Да, у  нас себя не отделяют от вечности. Одной и той же горючей слезой рыдают по поводу  смерти родной матери и над гибелью несчастного Пушкина..

            -А над Гёте не плачут в Европе?

            -Да что вы! Не то, что не плачут, даже не особенно и помнят уже, кто это такой. Для них это история уже. Там быстро история становится историей. И каждое поколение живёт другой жизнью

            - Живёт настоящим.

            -Буквально настоящим. А у нас – вечность. У моей бабушки рядом с домом была булочная. И, вот,  перенесли кассу. Раньше она была справа, а стала- слева. И для неё это несколько лет было трагедией. 

            -Сокуров поставил фильм «Русский ковчег». Для него задача России, Эрмитажа- быть  Ковчегом в Потопе…

            - В принципе такие островки во всём мире существуют.  Другое дело, что  Эрмитаж мог быть метафорой всей жизни. Вся жизнь была как недвижимый Эрмитаж.

            -А вы, как концептуалист, не чувствуете ли и себя попавшим в такой же плавающий ковчег посреди переменчивой реальности?

            -Ну, концептуализм сегодня  – это уже достояние истории. Он  уже мёртв  в том смысле, что деятели концептуализма создали свои мифы,  или продолжают создавать свои мифы. Но каждое течение становится достоянием истории, когда перестаёт рекрутировать новых  участников под себя.  Ныне стиль актуально существует не более 7 лет. Что касается концептуализма, то между порой доминации стиля  и сегодняшним днём  несколько культурных поколений прошло. Это такая же пропасть, как между временами Пушкина и временами Ивана Грозного.

            -На выставке «Москва-Берлин» выставлены ваши «Банки»- «государственная», «экстремистская», «летописи наших побед». Этим  тарам из-под отечественных консервов, снабжённым вашими этикетками,  лет 30.  Ваше издевательство то ли над Уорхолом, то ли по поводу консервации советских мифов и брэндов всё ещё не потеряло свежесть…

            -Это другое дело.  Россия живёт во многих временах одновременно. Кто-то во временах Пушкина застрял, кто-то –  во временах Блока, кто-то в 20-х годах. Любая вещь, проходящая через слои актуального понимания искусства,  для кого-то  уже утомительна и стара, а у кого-то всё ещё вызывает шок.

            -Самый большой шок вызвал на выставке Кулик, кусающий собак.

            -Кулик- это шоу.

            -После Кулика больше всего тётеньки и дяденьки плевались и возмущались возле вашей головы в телеэкране, молящейся о Чаше. Вы громко и долго кричали на экране, а зрители возмущались…

            -«Моление о чаше»- это часть большого проекта, посвящённого Баху.  Это римейк Баховских страстей. Каждая часть «Страстей» давалась различным музыкантам. Мне достался Гефсиманский сад.  Во время Баховского проекта всё живьём исполнялось- единственное, меня возили на тележке на экране с записью. Внутри моего собственного художественного проекта- это одна из линий, попытка понять, как существовал  древний экстатический тип поэта и поэзии . Поэзия возникла с целью приведения человека в состояние изменённого сознания, она была аутентична  практикам такого же типа- галлюциногенным, медитативным. Мне интересно было понять, как  в наше время может реализоваться экстатический поэт, не совпав с «рок» и «поп», которые на себя берут все функции экстатики.  Там очень нехитрая фраза: «Отец мой пронеси мимо меня эту чашу, чашу, которую мне не по силам испить как человеку». И эта фраза нарастает и уходит. Как практика мантрических и минималистских  стихотворений.

            -А не кажется ли  вам, что моление в столь нетрадиционной форме могло вызвать гнев ортодоксальных верующих?

            -Дело в том, что для религиозных людей в пределах их религиозной практики, этот стих – сакральный текст. Но всё это- культурные цитаты, с которыми работают на протяжении веков художники, литераторы, композиторы. Я её не больше использую, чем используют в псалмах, реквиемах и т.п. Я не церковный человек. Церковь как социальный институт меня удручает. А вера и религия, отделённые от церкви как социального института меня трогают и привлекают.

 

«Прости меня, я умираю
Врачи мне вырезали печень
И съели
И следом мозг -чтоб мыслить нечем
Было
Тоже съели
Мне это показалось раем»

            -Вас удручал так же социалистический строй.  И привлекала революция...

            - Речи не было ни о какой  революции, это было  подпольное противостояние. Была борьба.  Проблема в том, что приходящее новое всегда находится в андеграунде,  но оно противостоит не политической власти, а художественному истеблишменту. В положение политических диссидентов мы были поставлены  властью, которая воспринимала любой непонятный ей жест как жест политический. Посему мы противостояли социо-культурному истеблишменту, а не социально-политическому, но были втянуты в эти странные игры. Была интрига авантюрности. Но была и реальная опасность. Реально сажали. Меня в психушку с улицы посадили. Каждая ситуация подбирает для себя психо-соматически подготовленных для неё людей.  Многие реальные талантливые люди были потеряны для искусства из-за этого. Из-за неприспособленности существования в условиях, когда на художника взваливался непосильный груз, не связанный с занятиями искусством.

            -Вашим самым популярным персонажем той поры был Милицианер…

            -Большая разница между милиционером нынешним и тем, которого я описывал в стихах. Тот милиционер был представителем советского мифа, представителем  высокого, небесного государства на земле. А так как на земле  небесное государство построить невозможно, это был герой страдающий. Нынешний милиционер работает совсем в другом государстве, государстве, которое технологично и манипулятивно. Поэтому и милиционер  функцию сохранения и манипулятивности выполняет  без всякого метафизического образа. Такой герой может быть героем детектива, но не мифологических построений.

            -А кто главный герой нынешнего времени?

            -Рынок и конвертационные операции. Как всё перевести во всё. А конкретный герой – это тот, кто работает модулем перевода, транспанировки.  Это всё самые различные люди в различных сферах, люди, работающие на границе. Я не имею в виду государственную границу.

            -Как художник чем вы сейчас занимаетесь?

            -Делаю большие инсталляции для выставок. Вот для выставки «Берлин-Москва» делал.  Будет выставка в галерее в Берлине, в Будапеште. Я каждый день рисую и пишу. Параллельно идут стихи и инсталляции- тянущиеся сквозь жизнь большие проекты. С фото и видео работаю.. Есть цикл со стульями, со словами. Вот один из моих циклов- мой бестиарий. Это портреты конкретных людей. Это Евгений Попов, там Кулик,  Путин есть. Он сейчас на выставке в Штутгарте. Это бестиарные портреты, выполненные в стиле, идущем от первобытных времён и средних веков. Техника европейского рисунка, дюрерского, французского- объёмного и освещённого.  Каждый рисунок 3 недели делаю- трудоёмкое  рисование. 

            -Создать свой музей не хотите?

            -Ну, это пусть Шилов и Глазунов создают. Во- первых, в России власть поддерживает традиционное искусство. Её вкусы таковы. Власть  с традиционным искусством  совпадает по идеологии, по менталитету, по  принципу.  Современный художник- это прежде всего критик всех структур- истеблишментных, социальных , культурных. По всему -и по своей культурной направленности, и по психотипу он не подходит власти. Он может работать с властью, если он от власти отделён.

 

«Сегодня праздник у меня
Нашел я пять рублей
Спешим на радостях гулять
С подругой в мавзолей»

            -Вы живёте материально за счёт Запада?

            -Получается, что да. Я могу здесь делать с музыкантами перформансы, но всё это бесплатно, всё в своё удовольствие.

            -А как вы думаете, почему Западные страны поддерживают современное искусство и у себя и у нас, а в России государство не догадывается это делать?

            -Откуда пошло контемпорари арт? Вначале современное искусство было во всех странах, в России, на Западе. Везде была реакция на этот авангард в качестве  неоакадемизма.  Но итоги Второй мировой войны Советский Союз и западные страны  поняли по разному. СССР воспринял их как победу просвещенческого типа поведения, искусства и государства. А Запад понял итоги войны,  например, в Германии,  как крах  просвещенческого и унитарного искусства. И посему там  во времена идеологического противостояния была выдвинута такая противостоящая  идея, что художник  это не представитель большого стиля, а прежде всего свободная, ищущая и критикующая  личность

            -Энергия художников разрушительна. Проще их накормить, а их энергию канализировать в мирных целях.

            -Она не разрушительна. Она созидательна! Просто она не терпит единой системы. Поэтому художник –это воплощённое проигрывание свободы. Это свободная личность, которая специально обществом выделена для этой функции.  В искусстве и в образе художника проигрываются те   варианты свободы, которые проигрывать в социальной жизни было бы достаточно опасно. Художник должен быть свободным и радикальным не потому, что так ему хочется, а потому что это его миссия в обществе.

            -То есть власти должны понимать, что…

            -Власти ничего не должны понимать. Они вообще не должны касаться искусства. Они должны понимать, что должна быть некая структура, которая  дающая возможность в любой области  на первое место выйти  профессионалам. Профессионалам, соответствующим своему времени. Если сейчас доминирует рынок, то, надо понимать, что  художник будет связан с выходом своего искусства в культуру через механизмы рынка. Власть не должна тут присутствовать в качестве персональной.   

           

«Я подходил к высокому парапету, на котором сидела обычная чайка
Вдруг она как-то боком, скукожившись, свалилась вниз
Я подбежал взволнованный к парапету, приняв ее за что-то человечески-беспомощное в отношениях с высотой, воздушными провалами и падением, и опять был обманут»

(«Тихие заметки чужой жизни»)

 

            -А какая поэзия нужна в России?

            -Никакая не нужна. Она нужна как промысел. Поэзия – это давно не та зона, где решаются актуальные социокультурные  и эстетические проблемы. Это род частного занятия, когда расписывают яйца, вырезают их из дерева. Тучи людей этим занимаются. Народные хоры до сих пор популярны, денег много зарабатывают, представители народных промыслов зарабатывают больше, чем радикальные художники. Это не проблема денег, а проблема актуальности.

             Если поэты и художники ведут себя не просто как поэты и художники, а в более широком смысле как артисты, тогда они могут быть актуальны. Поэзия меняет свой социокультурный статус, но не помирает. Что такое поэзия? Это способы построения текста,  тип поведения художника, способы презентации произведений, места презентаций этих произведений и  способы восприятия публикой этих произведений. На 90  процентов в поэзии вся эта драматургия канонизирована.  В Америке есть тип университетской поэзии- поскольку огромное количество университетов, огромное количество людей, соответственно образованных, есть такая  академическая поэзия, адресованная этому интеллектуальному кругу.  В России этот круг интеллектуальный недоразвит. Поэтому она не насчитывает того количества потребителей, чтобы стать актуальным в обществе выражением жизни этого круга.

            -А зато у нас раньше стихи на стадионах читали…

             - Какой -нибудь Евтушенко был поп звездой почище Пугачёвой. Было дело, читал и я стихи на стадионе. И для 3 человек читал. Это просто разные жанры. На стадионе- это перформанс, для 3 человек- семинар. Принципиальной разницы для вдохновения нет. Приятно когда тебе внимают, когда ты можешь заразить такое пространство своей энергией. Но на стадионе трудно представить, что такое большое количество людей поймёт все твои аллюзии, стратегии. Раньше стихи на стадионе воспринимались, потому что на всём этом лежал отпечаток некоего вызова, освободительного движения. Эти строки могли быть не поняты, но на них лежал аромат сопротивления, свободы. Сейчас некий тип перформансного исполнения стиха возможен- сонирование стиха, например. Я это часто делаю, я кричу, могу перед толпой кричать. Рэп возможен, когда главное- это ритм,  громкость, сонорность в произношении. Или когда стихи построены на забавностях, анекдотичностях- тогда они сливаются в плотную с комиками, со Жванецким.

            -А  поэтическую премию кому бы вы дали?

            -В первую очередь дал бы Рубинштейну.

            -Потому что он ваш друг?

            - Он мне нравится как поэт не потому, что я с ним подружился. А я потому с ним дружу, что он мне понравился как поэт. Мы познакомились в возрасте 37 лет. Мы существовали в одном городе, и делали примерно одно и тоже, но это были разные, непересекавшиеся круги. Что говорит о разнообразии московского  пространства. В Питере это было бы невозможно. В 37 лет помирать пора, а мы только познакомились. Мне до сих пор он кажется наиболее чистым и актуальным деятелем поэтической словесности.

            -А ещё кому?

            - Мне интересны Гандлевский, Кибиров, Айзенберг, Павлова, Кирилл Медведев, Мария Степанова. Немирову, Псою-Короленко бы дал.

            -Премий бы не хватило.

            - Вообще раздача премий- это очень личное. Любое профессиональное сообщество строится на личных связях. Часть работ невозможно понять, не зная, как их человек создавал. Тусовка- это профессиональное занятие.

 

«Они живут себе не ведая
Что жизнь в другом проходит месте
Счастливая!»)

            -А как вы думаете, нужен ли неоконцептуализм?

            -Я считаю,  все серьёзные  искусства не избавились от рудиментов концептуализма. Как после  20 годов всё искусство было наследником  открытий авангарда, так современное искусство на 90 процентов -это искусство концептуальное и постконцептуальное, во всяком случае с элементами концептуального подхода к тексту, с элементами отделения автора от текста.

            -Постмодернизм являет себя  как наследник концептуализма?

            -Он проповедует иную тактику. Поэзия постмодернизма- пример того, как концептуализм отразился в нём в виде полистилистики.  Изобразительное искусство смогло явить миру постмодернизм,  когда автор отделился от текста. А литература по-прежнему текстоцентрична. Тексты пишут авторы. Изобразительное искусство же  работает с поведением художника. Я немного знаю художников, которые ведут себя внутри литературы  по постмодернистским концептуальным правилам. Кроме Рубинштейна и Сорокина- никого не знаю практически. Да и вообще – в пределах литературы невозможно реализовать постмодернистскую стратегию. Можно, только если ты одновременно и художник, и писатель, и текст- это просто частный случай твоего артистичного поведения.

  -Вы что-нибудь сейчас пишите?

-Я беспрерывно пишу. Для меня процесс важнее результата.

Пригов и опера

Отечественный поэт-концептуалист номер один  Дмитрий Александрович Пригов почтил наш город своим присутствием и даже дал несколько представлений в Галерее Экспериментального Звука ГЭЗ-21 на Пушкинской-10. На этот раз многоликий москвич Пригов предстал в качестве мультимедийного художника и поэта-скульптора.

Видоизменяться Пригову не впервой- он то стихи пишет, то кикиморой кричит, то пьесу  напишет метафизическую, то лекцию прочитает о тенденциях в современной культуре, то банки консервные выставит, то рисует мелкими штрихами  свой бесконечный бестиарий- всяких выдающихся личностей в виде сказочных животных с хвостами, рогами и когтями. В-общем- настоящий поэт жизни. Творческий дух плещется в нём и трепещет, находя всё новые проявления и материализации,  но всегда стараясь, подобно серфингисту, быть на гребне новой волны. На этот раз гребень волны- это  Медиа-опера, синтез всех современных искусств.  Когда у неугомонного Дмитрия Александровича  спрашивают, а что он делает, когда Муза в гости не приходит, когда не сочиняется и не пишется, то Пригов отвечает: «Тогда пишется ещё больше». Но, очевидно, чтобы не впадать в припадок словоплетения, Пригов меняет Музы как перчатки. Теперь вот поэтический муж Муз кино и перформанса приманил. Мужу- по Музе и наоборот.

Из всех видеоперформансов Пригова самым внятным  показался «Сизифъ». Пригов в совдеповской майке разливает из таза воду по чашкам, потом из чашек сливает воду в таз. И когда зрители впадают в транс, слушая как звенит от воды таз, и у зрителя почти слипается от сна глаз, так как каждый думает о своём, глубинном- типа: ну вот, так и проходит жизнь современного художника- в переливании из пустого в порожнее и обратно, в дележе целого на части и обратно, в дизъюнкции и конъюнкции тяжкой, - вот в этот последний миг усталости вдруг как мимолётное видение проходит мимо Пригова в майке буржуазная девушка глянцевого и надменного вида. Буржуазия пришла и ушла, а Пригов всё с тазом своим колдыбается… Грустно так, и вызывает узнавание- о, да, да, так оно и бывает в жизни…

На второй день своего пребывания Пригов угостил страшно малочисленную питерскую публику ни много ни мало- настоящей оперой! Когда с экрана полился густой бас, переплетаясь с пронзительными лирическими и меццо- сопрано, показалось- ну всё, Пригову мало своего кикиморового пения и вскриков, творческое биение так переполнило его, что ему захотелось выразить себя через могучую, громко включённую  звукозапись сложной симфонической музыки и профессиональные могучие разработанные глотки оперных певцов. Ну Пригов, ну молодец!  Кто не был, тот пусть грустит один на диване.

Медиа-видео- опера «Эйнштейн и Маргарита, или Обретённое в переводе» являла собой видеодейство, смонтированное из кусочков старых фильмов, кинохроники и видеозаписи Пригова, изображающего из себя великого скульптора Конёнкова, который сначала лепит из глины голову Эйнштейна, а потом эту самую голову рубит топориком с восхитительной приговской поэтической экспрессией. Видеоряд выстроили Александр Долгин и Ираида Юсупова. Мощную экспрессивную выразительную музыку оперы написала  Ираида Юсупова, музыка была исполнена Большим Симфоническим оркестром и хоровой капеллой музея «Московский Кремль», а также её солистами Татьяной Куинджи, Дмитрием Поповым и др. В создании либретто приняла участие прекрасная московская поэтесса, умная, злая и ироничная Вера Павлова. Стихи типа «Смерть серьёзна, но не весела. Жизнь весела, но не серьёзна» и т.п., исполняемые мощным басом, завораживали. Потом эти же пропеваемые на русском и английском языке стихи зависали на экране в виде английского и русского текста. От этого действо оперы страшно тормозилось и вызывало ощущение слишком  могуче тарахтящего чрезмерно мощного механизма. Этому ощущению способствовал чересчур громкий звук- от него в голове звенели кремлёвские колокола, а сопрано певицы сверлило дырку в сознании. Когда зрители пытались пожаловаться Ириаде Юсуповой на чрезмерность звука, она сказала: «Нормально. Уши современных людей испорчены плеерами». Стало понятным, что эта громкость была концептуальной и долженствовала, судя по всему, придать величия происходящему действу.

Либретто оперы было основано на реальных событиях: на факте безумной любви Альберта Эйнштейна к русской женщине Маргарите, жене скульптора Сергея Конёнкова. Маргарита оказалась сталинской шпионкой, и благодаря её услугам  создание советского ядерного оружия было ускорено. Ядерная энергия любви и ядерная энергия атома, и превозмогающая эту лирическую любовь- любовь к своему государству, к своей Родине, к Кремлёвским звёздам, с которых начинается фильм- весь этот густой замес получил в музыке Ираиды Юсуповой достойное воплощение. Тяжкое двуязычие, помпезность сталинского ампира и американских киноплясок с отбивающими чечётку величественными красавицами в роскошных голливудских платьях, перекличка реальных фотографий  Эйнштейна и полностью искуственного Конёнкова-Пригова, а также совершенно нереальная, как мечта, Маргарита  в виде прелестных див американского кино 50-х- всё это гипнотизировало, утомляло растянутостью,  как и положено долбящему искусству видеоарта, но в конце концов вызывало  странное ощущение щемящего пронзительного сочувствия увиденному.

Центральный образ оперы- напряжённо трясущиеся руки женщины, играющей на терменвоксе- музыкальном инструменте, представляющем собой натянутую струну, издающую звук, похожий на пение пилы, или космический голос, или неземную музыку атома. При этом сама струна не видна, видны лишь женские трудящиеся руки, символ скрытых сил, управляющих миром.  

 Модные в середине 20 века сталинские любовные треугольники (писатель Бабель- садист Ежов и его жена, любовница Бабеля, например)- в виде любовного  трио Эйнштейн-Конёнков-Маргарита- получили глубокое  осмысление в опере Юсуповой. Ядерная мощь державы, «обретённая в переводе» русской шпионки, западный научный гений, вдохновляемый  русской красотой, за которой стоит МУЖ-ВАЯТЕЛЬ, атомный союз мужского рацио (Фауст-Эйнштейн) и   женской изменчивости, измены(Маргарита), под которой скрывается  чистота и преданность, преданность Родине и даже мужу в данном  случае (Маргарита оправдывает измену Конёнкову своим шпионским заданием),- весь этот густой замес в опере «Эйнштейн и Маргарита» получил могучее воплощение. Дурашливая ирония текстов Веры Павловой и клоунско-комическая роль Пригова- обманутого мужа-ваятеля- всё же были перекрыты  пронзительной искренностью и величественной серьёзностью музыки Юсуповой. Даже в медиа-опере проступает смерть игручего  постмодернизма и проклёвывается новая пафосность и тяга к царственному величию и новой устойчивости.

Правда эта новая устойчивость не относится к  стратегиям Государственного Центра Современного Искусства, под эгидой которого проходили гастроли Пригова и компании в Петербурге. Когда я звала знакомых на Пригова, они отмахивались: на него будет  не протолкнуться, ГЭЗ- зал маленький, да и билеты наверно все проданы. На деле всё оказалось совсем наоборот. Не было ни афиш, ни  рекламы, и полакомиться  замечательным продуктом современного искусства пришло лишь несколько десятков самых влюблённых в Пригова почитателей. Почему то менеджерам современного искусства кажется, что народ глуп и заумное актуальное искусство не любит. Медиа-опера «Эйнштейн и Маргарита» доказали ошибочность этой точки зрения. Ни один зритель из зала не ушёл, почти все были растроганы и очарованы увиденным. Купить диск с записью оперы пока нельзя нигде. Остаётся уповать на канал «Культура», которому пора бы давно уже измениться и хотя бы по ночам выпускать на экран умное, качественное  и серьёзное искусство.