Салмела
Недавно финский центр искусств «Салмела», расположенный в селе Мянтюхарью на берегу озера Пюхавеси, пригласил питерских журналистов к себе в гости. От поездки в этот центр осталось несколько потрясений. Если их перечислить во временной последовательности- то это фуры с русским лесом, таможня на русско-финской границе и сам культурный центр и его хозяин, господин Туомас Хойкала. Если расположить впечатления по степени позитива- то получится в обратном порядке.
Так что лучше описать всё по возрастающей. Чем больше мы приближались к русско-финской границе, тем больше встречали фур с нашим родным кровным русским лесом, который высасывается из территории нашей родины очевидно в катастрофических масштабах. Из Финляндии в Россию в таких же масштабах идут фуры с иномарками. Если посчитать, сколько вредного газа выделяет каждая машина и сколько кислорода выделяли загубленные вековые сосны и берёзы, то стоит всем дружно завыть и заголосить. Всемирное потепление- это наших рук дело, Россия вырубает свои леса, зелёные лёгкие на одной шестой суши скоро превратятся в болота и пески, нас ждёт экологическая катастрофа. Все журналисты подрёмывали, я же вся извивалась как уж на сковороде, беспрерывно снимала фуры с лесом и громко верещала и ругалась. Я наверно потомок эльфов.
На таможне мы простояли часа два. Не потому что утром в будний день на трассе было много машин. Очень даже немного было машин- десяток фур с лесом и десяток легковушек русских путешественников на нашей стороне, штук двадцать фур с автомобилями- на той стороне. Но стояли мы два часа. Потом стало понятно почему. Вместо пяти или хотя бы двух таможенников работал один. Он лениво откуда-то из долгого небытия вылез, потом лениво штамповал паспорта. Такая же леность наблюдалась на обратном пути- на стороне финнов. Это изумительно, как со сменой советского строя на капитализмус совершенно не изменились повадки жирного слоя русской бюрократии. Более того, во всех учреждениях очереди и мытарства населения ещё больше возросли, и с каждым нововведением и усовершенствованием системы сберкасс, собеса или телефонной станции эти очереди и мытарства ещё больше увеличиваются. Наверное, улучшения коснулись и таможенного быта. Коснулись настолько, что даже финнов разложили и заразили.
Слава богу,
что пока ещё мы не заразили финнов любовью к мусорку. Ещё в
Центр «Салмела» оказался расположенным типа в финской глуши,
посреди лесов и озёр. Это как у нас если ехать по
Новгородской губернии и в
Всё началось с того, что Туомас Хойккала предложил использовать заброшенное деревянное двухэтажное здание мирской управы как выставочный павильон. Жителям деревни Мянтюхарью идея понравилась. Потом господин Хойккала стал прикупать земли и создал выставочную территорию Дормандер, где под экспозиции современного искусства были приспособлены бывшая аптека, почта, жилище слуги и хозяйственные постройки. Также под выставки стали использоваться беседки в стиле северного модерна, созданные известными финскими архитекторами Энгелом, Виви Лённом и Айно Аалто. Сам господин Хойккала, похожий чем-то на нашего голубоглазого кудрявого поэта Есенина, как если б он бросил свои пороки бы во время, и дожил до более зрелых лет, по образованию своему музыкант, пианист. Родился в бывшем финском городе, который потом стал советским Приморском. Судя по увиденному- талантливый, серьёзный и чуткий арт-менеджер, куратор и организатор искусства.
Туомас Хойккала встретил нас, питерских журналистов, с каким-то северным изяществом. Девушки в кружевных передниках вынесли вино в пупырчатых, напоминающих россыпь брусники, бокалах. Сам хозяин в белоснежной рубашке такой белизны, что никакому «Тайду» и не снилось, провёл нас в ресторан, украшенный абстрактной живописью, потом он сел за пианино и сыграл «Рябину кудрявую». Потом он рассказал о центре «Салмела» и о том, что всё приходит само, когда это нужно. Туомас Хойккала получает ежегодно около 500 портфолио художников, не только молодых и не только финских, потом из них отбирается человек 10, они приглашаются в «Салмелу» жить и творить. Их работы с величайшим вкусом выставляются на территории Центра, все они предлагаются посетителям. От проданных работ Центр берёт 30 процентов- на развитие экспозиций и другие нужды.
Современное финское искусство мне понравилось. Раскинулось оно по «Салмеле» вольготно, роскошно, всегда с тонким вкусом вписываясь в ландшафт или интерьеры помещений. На зёлёных лужайках высилась гигантская скульптура Киммо Шхродеруса, напоминающая какие-то противотанковые против инопланетян заграждения, или на связку гигантских гранат, так и не брошенных в рыло оккупантам. Сам Киммо, молодой человек, все свои рабочие скульпторские руки покрывший татуировками, называет свои скульптуры этой серии «Страшилищами», некоторые из них украшают Хельсинки. Внутри здания бывшей мирской избы мы увидели сияющие белым алюминиевым неземным цветом скульптуры Шхродеруса, изображающие что-то опять же космическое- «Фони», единицу звонкости, некую горную пропасть в уменьшенном виде и т.д. Космическому сиянию скульптур вторили радостные полосатые арифметические композиции Мари Рантанен, которая и сама была одета в полосатое платье, навевающее ощущение озёрной финской ряби.
В следующих залах нас ждали картины Вилмалотты Оливии Шхафтхаусер, которые уже выставлялись в России и которые сразу вспомнились. В синих и голубых прямоугольниках чем-то терзались девушки и юноши в джинсах и футболках, над ними реяли части белоснежных лебедей, как намёк на несбыточность мечтаний. Своей находкой Оливия считает то, что в картину она как бы вписывает ещё картину в раме, которую можно вырезать, заменить другой- как это имеет место быть в потоке сознания человека. Какую-то пронзительно лазоревую красоту литературоцентричных полотен Оливии подчёркивали скульптуры Арво Сиикамяки. Самого художника в Центре мы не застали, но его женские торсы, вызывающие ассоциации с льющейся чистой водой, постоянно изумляли своей уместностью в той или иной экспозиции.
Автором бабочек и кувшинок оказалась юная художница Беата Юутсен, которая зимой учится в Париже, а летом гостит в Салмеле. Одной из самых покупаемых художниц является Мариа Ойкаринен. Девушка в розовом рассказала нам , что её большие абстрактные полотна, в основном в розовых бурных тонах, навевают ей финские закаты, восходы и тучи перед грозой. Сана Кауппинен потрясла всех своими задумчивыми графическими работами, которые она делает на типично финском материале- листовой фанере. Особенно меня очаровали скульптуры Тины Торккели. Из керамических листьев выглядывали человеческие листья, на нитях свисала стеклянная растительность, среди гигантских лепестков извивались маленькие бронзовые человеки-почти эльфы, но какие-то слишком страдающие и даже трагичные. Акриловые могучие завитки Весы Песонена, на фоне которых порхали бронзовые эльфы Тины Торккели, также производили впечатление некоего порождения природных четырёх стихий, погружённых в грустную и мрачноватую борьбу-раздумье. Вообще искусство Финляндии в том виде, в каком оно было представлено в Салмеле, показалось глубоко национальным, насыщенным какой-то кристально чистой, сияющей, но при этом уязвимой и страждущей природой. Финляндия сегодня может вообще главный оплот экологов и зелёных.
Если в одной половине творчества художников Салмелы бурлят стихии и силы финской природы, то вторая половина явно погружена в мир человеческий, мир психологии, страстей. Кроме Вилмалоты Оливии Шхафтхаусер в глубину человеческих отношений полностью погружена Мари Пихлаякоски, на картинах которых как-то сложно и трепетно общаются размытые и словно введенные в мелкий тремор полуголые девушки. Мир мужчин и мужских отношений исследует Топи Руотсалайнен. Его картины напоминают запечатлённые в холсте и масле кадры каких-то хороших реалистических кинолент, типа наших кинолент 60-х, где юноши и мужчины часто запечатлевались тонко и задушевно размышляющими и спорящими между собой.
Но самым драматическим и мощным художником Салмелы мне показался Янне Мюллюнен. К тому же выяснилось, что он неплохо говорит по-русски, так как учился в нашей Петербургской Академии Художеств, в мастерской Уралова. Его академическая живопись почему то оказалась вся проникнута темами войны, воинства, мускулинной приверженности богу Марсу. Слепой снайпер, изящные девушки в красном, попавшие на холст рядом с какими-то полуживыми искалеченными торсами обнажённых воинов, солдаты в касках. То ли холодного финского юношу потрясли наши фильмы о войне, то ли сводки из Чечни, то ли афганские инвалиды в метро, но картины Янне производили потрясающее впечатление. Ещё от них веяло «сису». «Сису»- это основополагающее финское понятие, которое трудно перевести на русский одним словом. Это и упрямство, и несгибаемость, и огненная страсть, которая бывает пробуждена в финском вялом и холодном с виду духе в экстремальных ситуациях. Может это что-то гиперборейское и нордическое. Янне Мюллюнена можно было бы назвать этим исследователем и певцом финского «сису».
Ещё одно впечатление- это внешний облик обитателей Салмелы. Если бы я была кинорежиссёром, то взяла бы всех подряд сниматься в кино, и всем бы дала главные роли, главную партитуру конечно, отдав бы Туомасу Хойккала. Пока мы бродили по выставочным залам и зальчикам Салмелы, яркие финские индивидуальности сидели за деревянным столом и смотрелись как мизансцена из пьески Чехова или Стриндберга, а, может, как экранизация жизни Репина в Пенатах. И всё это плодоносящее творческое созвездие личностей- в деревенской по русским понятиям глуши…
В небольшом пруду отражались ледяные узоры беседок. Господин Хойккала рассказал нам, что тут было болото, он сделал из него пруд, и вот теперь изящных беседок на территории парка Домандера стало вдвое больше… Кроме живописи и скульптуры в «Салмеле» можно увидеть музыкантов и поэтов, услышать музыку, пение, стихи. За год в «Салмелу» заглядывает более 100 тысяч посетителей. Многие становятся покупателями и увозят с собой в свои чистые домики среди лесов и озёр произведения своих соотечественников.
В сентябре Туомас Хойккала собирается открыть подобный центр искусств у нас в Выборге, он уже купил и отреставрировал целый дом для этих целей. Предполагает работать с русскими молодыми художниками, особенно его привлекают выпускники нашей Академии Художеств. Автор и произведение не умерли, живопись жива, рамы для картин нужны хорошие, скульптуры округлы, куратор на коне, и вообще нам бы таких «Салмел» побольше, хотя бы одну, хотя бы начиная с Выборга и финскими руками…
