Нина Савченкова

НЕВРОЗ И СОЛНЦЕ, ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ

            Философ Нина Савченкова провела меня по институту психоанализа-  мимо музея сновидений Фрейда, мимо таинственной двери с золотой табличкой «Выход в реальность», которая всегда заперта, после лабиринтов коридоров мы оказались в тёмной аудитории, стены которой были увешены картинками со шкатулок Палеха.

            Нина Савченкова, кроме того, что преподаёт в институте психоанализа и уже 6 лет проводит киноаналитические семинары на философском факультете Университета, написала книгу «Альтернативные стили чувственности : идиосинкразия и катастрофа».

           

            -Нина, откуда возникла эта тема?

            - Меня интересует проблема аффекта и вообще человеческая способность чувствовать. Когда философы начинают говорить о чувстве, они изменяют психологические установки, они понимают чувства как случайные эмоции или защитную систему, или ещё что-нибудь, они пытаются найти в них какой-нибудь смысл, порядок, форму, и тогда слово «чувство» преобразуется в слово «чувственность». Поэтому стили чувственности -это наша принципиальная способность производить чувства.

            -Способность или установка?

            -Способность. Мы смеялись с моим мужем писателем  Коровиным- получается, что в его профессии главное- способность производить аффекты.

            -А сколько вообще стилей чувственности существует?

            -Меня преследует дихотомия, двойственность. Речь идёт о логике чувств–а логик не может быть много. Я постоянно встречаюсь с идиосинкразическим типом переживания  и с катастрофическим. Речь идёт о таком персонаже как невротик, он долго возникал в истории культуры, в 20 веке наконец то легализовался. После появления психоанализа можно говорить о том, что невротик превратился в культурного персонажа. Теперь люди даже обижаются, если им доказывают, что у них нет невротических черт, что они абсолютны здоровы. Нет худшего оскорбления для современного человека, когда ему говорят, что он абсолютно здоров. Потому что абсолютно здоровыми бывают только дебилы.

            -Чтобы смотреть «Аншлаг» и слушать Пугачеву, надо быть абсолютно здоровым человеком...

            -Это, к сожалению, дебилы. Невротик , идиосинкратик- это предельно подвижный человек, реагирующий буквально на всё, склонный рефлексировать по поводу своих чувств, и от того, что он над ними рефлексирует, они ещё более усложняются.  Человек, склонный к катастрофическому типу чувствования –это тот, кто на мой взгляд, принадлежит событию любви или событию ненависти, но совсем необязательно, что он  непосредственно переживает любовь и ненависть. Это какой то принципиально другой способ причастности  к чувственности.

            -Обломов вот кто был?

            -Трудно сказать. Вот кто Раскольников- идиосинкратик или катастрофист? Моя позиция сформировалась на нескольких типах  текстов. Для меня абсолютно ясно, что Гумберт Гумберт был идиосинкратик, а Бренни Пирсон, человек, попавший примерно в такую же историю в романе Айрис Мердок- он, несомненно, катастрофист.

            -У меня была апокалипсическая бабушка, по-видимому, катастрофистка....

            -Очень важная ассоциация, потому что катастрофический персонаж -он не апокалипсический, он не живёт в ожидании всеобщего финала. Термин «катастрофа» родился в противоположность  термину «катарсис». Поскольку катарсис все линии наших переживаний сводит в одно физиологически достоверное чувство, которое нас захватывает целиком и нас преображает, после него всё начинаем заново. Катастрофа- совершенно другой тип события. Мы с Коровиным как то нашли совершенно замечательное определение- что катастрофа- это такое событие, после которого действие начинает развиваться в направлении, указанном ею. Это не конец...

            -То есть после катарсиса человек сам определяет свой вектор, а после катастрофы-не он, а катастрофа.           

            -Да. Событие катастрофы имеет отношение к событию истины, к подлинной форме любви, к подлинной форме ненависти. А катарсис затрагивает человека прежде всего, а не смысл любви или смысл ненависти.

            -Как вы считаете, насколько наше современное российское общество нуждается в психоаналитике?

            -Очень нуждается. Кьеркегор в начале 19 века выдвинул свой знаменитый лозунг: «Дайте мне тело!», а Юлия Густилова в статье «Новые болезни души» говорит о том, что основной запрос, с которым приходят пациенты к психоаналитику, можно артикулировать так: «Дайте мне новый психический аппарат». «Дайте мне душу!». Поскольку мы живём в мире, где ощущаем некую девальвацию своего внутреннего устройства, действительно, возникает некий недостаток внутренней жизни. Одно из главных заблуждений, сопутствующих образу психоаналитика, состоит в том, что он кого- то лечит. Он зеркало –хотя это слишком простой образ. Никого он не лечит, он создаёт то пространство, в котором идентифицируется формирование человеческого, процесс его внутреннего становления. Нам очень не хватает психоаналитиков.

            -Внутреннее становление- это только к пубертату относится?

            -Это дело всей жизни. В каждом возрасте существует главная проблема- начиная от проблемы взросления кончая проблемой умирания. И множеством других посередине.

            -В том числе с проблемой,  как отличить искусственное желание от собственного желания...

            -Стало общим местом , что мы живём в мире, где манипулируют нашим сознанием, нашим желанием. Начиная с фильма «Бегущие по лезвию», где нам показали,  что всё наше интимное внутренне, всё, что мы считали нашим интимным внутреннем- детские воспоминания, например,- всё это может быть фальсифицировано социумом.  Психоаналитик помогает разобраться в усложняющихся модальностях воображаемого, символического и реального, как сказал бы Лакан. Кабинет психоаналитика тоже является таким причудливым смешением иллюзий и реальности, и, постоянно занимаясь там «гимнастикой», постоянно различая одно, другое, третье, четвёртое, человек овладевает правилами переключения. Он становится более самостоятельным и сам выбирает ту реальность,  в которой хочет жить. Хочет жить воображаемым- пусть там живёт, хочет жить реальностью- он будет ею жить, а на принимать за реальность то, что ему подсовывают повсеместно.

            -Ваш институт готовит специалистов, у которых в дипломе написано «психоаналитик»?

            -Подготовка психоаналитиков- это страшно сложное дело, длинною минимум лет в 10. Институт  даёт две формы обучения- высшее образование с получением  диплома медицинского психолога и  второе высшее, его выпускники -клинические психологи. Психотерапевты психоаналитической ориентации.

            -Название «Прощание с телом» вы придумали для книги вашего мужа- писателя Коровина?

            -Нет, это наша знакомая. Мы очень радовались  двойственности смысла названия. Герой книги- бесконечно привязанный к телесным радостям, но ему нужно понять любовь без эроса.

            -А свой художественный текст вам не хочется создать?

            Хочется. Но настоящий автор должен быть тотально бессознательным субъектом. Он не должен знать, что он делает.. Мне нравится спонтанность Коровина.

            -Вы, наверное, друг другу всё время сны рассказываете, анализируете друг друга...

            -Непрерывно.

            -Наверное, у вас масса сонников...

            - Только «Толкование сновидений». В другие игры мы не играем. Я тяготею к ортодоксальному фрейдизму. Поэтому в деле толкования сновидений я придерживаюсь  Фрейдовской техники, она не сводится к символической интерпретации, строится на стирании границ между сновидением и твоей жизнью. Коровин, кстати- апологет психоанализа. Ему принадлежит фундаментальный текст «Писхоаналитическая интерпретация рассказа Бунина «Легкое дыхание» (реконструкция материала рассказчика)». Коровин – спонтанный психоаналитик, на мой взгляд, очень талантливый. Он читает курс детям в институте Бизнеса и политики, занимается их инициацией  личностной. Как бы раскалывает плотные ряды их сознания.

            -А какой последний сон вы пытались толковать?

            -Последний сон- это море, я стою на вершине горы, вижу огромных разноцветных рыб, которые на глубину уходят, я потрясённая этим зрелищем, кричу Коровину, чтобы он на это тоже посмотрел...

            -Это к совместному познанию красоты истины. Много слухов ходит о ваших семинарах в институте психоанализа...

            -Была такая площадка – клуб «Пергассе 19». Мы хотели, чтобы в институте психоанализа не происходили цеховые самозамыкания, чтобы в гости сюда приходили бы писатели, критики. У Коровина навязчивая идея, что современная литература страдает недостатком читателя, что читателя надо формировать, что  критики неправильно читают книжку, что надо читать всем вместе  и обсуждать прочитанное. Мы создали такое совместное пространство, где был проведён ряд блестящих семинаров. Один из них был посвящён роману «Преступление и наказание», мы обсуждали, почему  всё же Родион убил Алёну Ивановну. Сергей Носов  сделал доклад, где пытался объяснить биографические обстоятельства, анализировал  внеположенную роману реальность. Философ Александр Исаков  реконструировал внутреннее бессознательное самого романа, он указывал на события , которые очевидны читателю, но не были очевидны самому Фёдору Михайловичу. Были вечера поэзии- кто-то из поэтов более рефлексивный, кто-то более закрытый. А.Драгомощенко привык к публичности и анатомированию своей поэзии, они с А.Скиданом прочитали стихи и проанатомировали друг друга. Но всё это происходит в достаточно узком кругу, хотелось бы этот круг расширить...

            -То есть психоанализ и литература сходятся в своей способности лечить...

            -Сам литературный текст  выполняет ту же роль что и психоаналитик. Литература и сакральное абсолютно соединены. Создание литературного текста очень тесно соприкасается с созданием сакрального текста, поэтому это более сильно, чем психоанализ.

            -Вы ещё ведёте кинолекторий...

            -Предполагалось, что мы будем смотреть фильмы про психоанализ,  но оказалось, что, поскольку психоанализ занимается проблемой человеческого желания, а попробуйте найти фильм, который бы не был о человеческом желании,- и, в результате, мы просто стали смотреть хорошие фильмы, объединяя их иногда общими сюжетами. Ближайщий сюжет «От Эдипа к Нарциссу», мы будем смотреть фильмы , показывающие выпадение из Эдипа в нарциссическую проблематику. У нас сформировалась своя аудитория, я не могу ей показать  плохой фильм, вкус аудитории этого не допустит. Кинолекторий предполагает беседу после фильма. Раньше были слышны вопли протеста: «Что же вы разрушаете эстетический факт аналитическим препарированием!». Теперь этого нет. Работая с индивидуальной реальностью фильма, мы  его усложняем, уводим от сведения его к нашим  жизненным инстинктам, а реконструируем всю систему взаимоотношений, что усиливает эстетическое впечатление. Мы радуемся, разговаривая друг  с другом, этот опыт совместного самообразования  нас продвигает.

            -А вообще, каков был путь советской девушки к психоанализу?

            - Первый доклад по Фрейду я сделала где-то в 9 классе, и провалила его блестяще. После этого провала всё как-то и началось. Я поняла, что ничего не могу толком сказать, хотя каждый дурак знает, что личность делится на уровень Я и Сверх-Я. Я 17 лет провела в городе Ангарске- это совершенно чумовое место. Меня там утешали пустыри. У меня были собаки, я сними гуляла по этим пустырям, лето проводила на Байкале. Когда я думаю, почему же всё таки стала заниматься психоанализом- я виню в этом Байкал. Байкал- это не метафора даже, а некое конкретное воплощение глубины, прозрачной глубины- как если бы это была материализация бессознательного.

            -А как с Эдиповым комплексом дело обстояло?

            -Всё нормально, всё вопреки. Родители-врачи, я сначала училась 3 года в медицинском институте,  занималась вегетативной нервной системой. Это самая загадочная система  в нашем организме, устроенная совершенно не по человечески- без философии здесь не разобраться. Тогда я попала в Ленинград, на философский. Там  я нашла всё сразу.

            -Коровина тоже?

            - Коровина я нашла в Борее. Но я почему то не могу вспомнить нашу первую встречу.