Сергей Словачевский

С ВИОЛОНЧЕЛЬЮ ПО МИРУ

Сергей Словачевский- один из лучших виолончелистов Петербурга. Лауреат престижных конкурсов, он объездил с гастролями весь мир. Выступал перед императором Японии и перед Валери Жискар д’Эстеном, в Правительственном Дворце Квиринале  в Риме и на «Декабрьских вечерах Святослава Рихтера» в Москве. Выступает  с Токийским Филармоническим Оркестром, Словацким Филармоническим Оркестром, Канадским Национальным Академическим Оркестром в Гамильтоне,  камерным оркестром Virtuosi di Toronto в  Канаде, Симфоническим оркестром филармонии Бельвю в США. Петербургский композитор Сергей Баневич посвятил Сергею Словачевскому интереснейший виолончельный опус «Смерть маленького Ганно» по мотивам романа Томаса Манна «Будденброки».

 

-Виолончель всё же удивительный инструмент. Когда я слышу виолончель, мне всегда кажется, что это поёт и что-то рассказывает о себе красивый мужчина. Наверное, нет такого другого музыкального инструмента, который бы  так идеально передавал бы мужской голос, психологию и речь мужчины…

-Ну, не совсем так. Всё же  диапазон у виолончели очень большой. Но как человеческий голос- это действительно максимально приближенный к мужскому голос, по красоте красок, по тембру.

-Но вы выбрали виолончель ещё в детстве. Как вы выбрали виолончель, почему? Или она вас выбрала?

-Я потомственный музыкант и поэтому ничего не выбирал. У нас в роду все музыканты струнники- виолончелисты, контрабасисты. Поэтому когда я родился, уже самой природой было запрограммировано, что я буду виолончелистом. На самом деле в школу-десятилетку при консерватории и я поступал как пианист и виолончелист, потом в 5 классе я сосредоточился только на виолончели.

-Почему?

-Гены сыграли свою роль, моя физиология оказалась больше предрасположенной для виолончели.

-Наверное, когда вы начинали играть на виолончели, она была больше вас ростом.

-Виолончели есть всех размеров, самая маленькая называется восьмушка и она чуть больше скрипки. Человек растёт, и виолончели меняются по размеру.

- Пока вы разучивали классический репертуар, ваши ровесники вырезали гитары из кроватей родителей и становились самопальными рок-музыкантами. Вы не чувствовали некоторой зависти к тому, что происходит вокруг вас, вокруг замкнутого мира погружения в музыку прошлых времён?

-Я ни в детстве, ни в юношестве с ума не сходил по популярным направлениям музыки. Я и до сих пор с удовольствием за рулём слушаю радио, но фанатом не являюсь. Я никогда не переживал от того, что кто-то играет в рок группах, а я занимаюсь таким делом.

-Пребываете в прекрасном мире иных эпох… Теперь у вас подрастает сын Владимир, и он тоже виолончелист, и уже тоже выступает с концертами.

-Он лауреат многих премий, думаю, что перспективный музыкант.

-То есть у вас образовалась своя профессиональная родовая каста…

-Многие семьи художников, врачей, режиссёров, актёров так живут, формируются по такому принципу. Сын мой будет классическим музыкантом, и я прилагаю усилия к этому.

-У вас в роду уже есть свои секреты воспитания музыканта-струнника?

-Секрет простой, чем раньше начнёшь, тем лучше. Я с 5 лет играю на рояле, с 7 на виолончели. Сын мой с 3 лет не то играть начал, но дедушка ему подарил малюсенькую виолончель, когда он ещё плохо ходил, плохо говорил, но виолончель уже хватал. Он уже понимал, что этот музыкальный инструмент имеет к нему прямое отношение.

-Но сейчас вы выступаете не только в качестве  виолончелиста, но и дирижёра.

-Я полтора года занимаюсь дирижированием. Осваиваю репертуар, технику, очень активно занимаюсь новым видом деятельности. Много лет я думал о дирижировании, я очень неравнодушен к симфонической музыке, к опере.

-Наверное, вас раздражали дирижёры, которые вами дирижировали?

- Это имеет и имело место. Хороших дирижёров очень мало, единицы тех, кто имеют право выходить к оркестру и что-то говорить.

-Их и  так мало, отбор колоссальный, неужели при этом  не остаются  наилучшие?

-Дирижёров очень много. Они не все могут найти себе работу, но некоторые нашли работу, и даже очень неплохую работу. Но среди них единицы тех, кто действительно имеет право на работу с оркестром.

-Наверное, была какая-то последняя капля, чтобы вы взялись сами за дирижёрскую палочку?

-Один дирижёр додирижировал мною до такой степени, что я окончательно принял решение научиться дирижировать самому.

-Но ведь  это совершенно новая профессия.

-Я учусь ей у профессора Альтшуллера. Да у меня идёт второе образование, я расширяю свой кругозор. Главное в профессии дирижёра- это интеллект, который нужен больше, чем  техника рук.  В голове должна содержаться огромная информация, информация не только о  симфониях Бетховена, но информация каждый раз в 100 раз большая, за весь оркестр. Я учу  мировой репертуар. Я смотрю на великих дирижёров- они дирижируют без нот. Это фантастика.

-Когда вы исполняете 10001 раз со времён создания какое то известное произведение – что вы чувствуете при этом…

-Когда я беру очень популярное произведение, то я как то не думаю, кто до меня им дирижировал. Не потому что мне это всё равно. Я обращаюсь к известным предшественникам, мне интересно изучать разные интерпретации, но когда я делаю что-то  сам, то я всегда имею свою идею. Это нечто совсем другое. Надеюсь, что мне есть что сказать в музыке.

-Кроме того, что вы взялись за дирижёрскую палочку, вы ещё стали и продюсером!

-Чтобы быть успешным в музыкальном бизнесе ( а музыка это, к сожалению, ещё и бизнес), нужно заниматься продюсированием самому. Может быть, когда ты сделаешь себе большое имя,  то кто-то подключиться и будет помогать тебе, но сначала всё надо делать самому.

-Вы первым в вашем роду  занялись продюсированием?

-В ближайших коленах были такие факты. Мой прадед быдл известный музыкант и музыкальный  деятель в Петербурге. Он дружил с Римским-Корсаковым, с Глазуновым, был профессором в царской Капелле. И он занимался не одним видом деятельности.

-А в советское время у музыкантов была облегчённая  жизнь. Теперь заново музыкантам полезно быть продюсерами самих себя. Но хватает ли времени на всё это околомузыкальное?

-Ну, это же природой заложено- у кого-то много энергии, он хочет себя ещё в чём то проявить.

-Поэтому вы занялись «Творческим проектом Сергея Словачевского»?

-Мой проект начался в апреле прошлого сезона двумя концертами в соборе Петра и Павла. Я  дирижировал  5 симфонию Чайковского, мой сын играл на виолончели. В течение всего следующего сезона - с сентября 2007 по май 2008 гг. в рамках проекта  выступят известные скрипачки из Австрии Дора Шварцберг и Лидия Байч, итальянский дирижер Альберто Веронези, «Венское трио», Народная артистка СССР Ирина Богачёва и пианист Игорь Урьяш. Прозвучит произведение современного испанского виолончелиста и композитора Хорхе Боссе «Мосты», написанное  на темы из произведений Шостаковича. В декабре намечается исполнение кантаты Прокофьева «Иван Грозный». Текст Ивана Грозного  будет читать какой-нибудь выдающийся актёр . Переговоры ведутся с Юрским, Козаковым и Петренко. Нужен актёр,Ю который смог бы передать весь размах и темперамент личности нашего царя.

-Есть ли у вас особые пристрастия в музыке?

-Я с радостью касаюсь любой классической музыке. Но больше всё же тяготею к романтической музыке- Брамсу, Шуману, хотя и обожаю Чайковского, если его можно назвать романтиком. В его музыке много сильных эмоций, это меня волнует.

-При слове «романтик» вырисовывается лошадь, наездник в белом фраке и цилиндре, который в порыве бури и натиска несётся куда-то по берегу бурного моря.

-Вы почти угадали. Лошади у меня нет, но  у меня 6 животных- 3 собаки и 3 кошки- если их сложить вместе, то получится пони. И я люблю поступать примерно так, как вы описали. У меня дача за Лугой, ехать туда далеко. Но сам процесс  долгой гонки  на машине  меня радует. Моря там нет, есть  речка Луга, озёра.  Пейзажи и дали открываются очень красиво и замечательно. Как истовый романтик я люблю прогулки по лесу. Всё, что связано с природой, мне близко- собирание грибов, ягод, но вот только не рыбная ловля. Сам я не смог поймать ни одной рыбы.

-То есть у вас как у приверженца классической музыке с природой преобладают  гармоничные отношения.

-Очень гармоничные! Первым делом, когда я приезжаю на берег озера или реки, я  хожу по пляжу с большим  полиэтиленовым мешком  и складываю в него  отходы человеческой цивилизации- пластиковые бутылки, пачки от сигарет и т.д. Меня  бесит мусор. Я не понимаю, как можно попасть в такую красоту, достать пачку сигарет и бросить её в траву, или туда  же швырнуть бутылку из под кока колы, или фантики. Я не могу это видеть. И все это знают. Уже говорят: «О, Словачевский пришёл, значит будет чисто!». В тех местах,  где я появляюсь, меня уже знают.

            -Наверное, город не радует вас.

-В город возвращаться всегда ужасно. Думаю, как бы вернуться обратно в свою деревню побыстрей.

-Получается, что дух романтизма и романтической музыки находится в противоречии с урабнизацией. И вы пытаетесь своими занятиями классической музыкой удержать человечество от пути не туда. Вообще, как вы оцениваете интерес к классической музыке у сегодняшнего зрителя….

-Залы наполнены. Но всё зависит от музыкального события. Когда говорят, что классическая музыка не востребована, то это всё ерунда. Всё востребовано, и в России в том числе. Масса молодых людей и среднее поколение приходят на концерты. И если удаётся их  заинтересовать, то  они  и счастливы, и благодарны, и в следующий раз приходят сами.

-Сейчас для привлечения публики классические музыканты любят вводить в свои выступления элементы шоу. Как вы к этому относитесь?

-Я считаю, что это издержки, что это нехорошо. Этого не надо было бы делать, но без этого часто просто не продвинуть и не продать классическую музыку

-Какие элементы шоу вы себе позволяете?

-Я, наверное, ничего себе не позволял. Есть музыканты, которые в каждом отделении, или даже перед каждым новым произведением меняют одежду- то в красном шёлковом, то в белом- выйдут. Понятно,  когда  певица так себя ведёт, но когда виолончелист или дирижёр… Ещё сейчас модно, если один скрипач начинает, другой продолжает. Но это уже не музыка, это чистое шоу. Когда смотришь концерты выдающихся музыкантов, то никакого шоу там не наблюдается. Выходит дирижёр и дирижирует наизусть симфонию Малера. Шоу там нет. И 10 тысяч  слушает музыку в восторге.

-А какую наибольшую аудиторию собирали ваши концерты?

-В Японии. В Америке тоже огромные залы, но в Японии намного больше. По 2 с половиной, 3 с половиной, четыре с половиной тысячи человек приходили на концерты. У нас в России и залов то таких нет. В филармонии- всего 1000 мест, сам Зал Дворянского собрания по меркам мировых залов небольшой. Он сильно отличается от Сантори Холла, или от  Орчард- Холл в Токио, от Аичи- Холла в Нагое. Это  гигантские многоярусные  залы, где видишь вместо лиц одни точки. Компьютер регулирует пластины на потолке. Звукооператор нажимает на кнопку компьютера, и  стены и протолок двигаются так, что звук регулируется для трансляции квартета, оркестра или солиста.  Это космические технологии 21 века . Не знаю как в Москве, но в Питере акустика в наших старых залах сделана за счёт интуиции архитекторов, а не за счёт новых технологий. И пока никаких перспектив в этом не видно, нужны  миллионные вложения.

-И какую музыку предпочитают японцы?

-Они обожают Чайковского, от него с ума сходят. И обязательно концерт Дворжака, как  символ игры на виолончели.

-Разница между японскими залами и питерскими- колоссальна, а есть ли различия в  публике?

- Японцы приходят на концерты  в костюмах, они  не выглядят напыщенными, но видно, к классической музыке  и музыкантам они относятся с  уважением. От многотысячного зала идёт особая энергетика,  электричество некое исходит. Питерская публика строгая, академическая.  Плохо играть нельзя -не поймут. Здесь все свои, всё по другому.

-А какой концерт был для вас самым запоминающимся?

-Сольный, в Италии, на опен-эйре. Стояла страшная жара, и вдруг пошёл лёгкий ветерок. И вот ксерокопии нот по листочку стали слетать. Сначала  ветер поднял у меня один листок, потом у пианиста- все листки, потом у оркестра. Вся публика бросилась  собирать ноты, но мы героически продолжали играть под беготню и прыжки публики. Тут подул такой ветер, что сдуло всё. Но мы знали концерт на память, и всё доиграли, уже под ливнем.

-Нет ли у вас идеи сделать оепн-эйры классической музыка в Петербурге? Это бы так украсило культурную жизнь нашего города!

  -Пока таких планов нет. Питерская погода всё же очень капризна. Может в любой момент не то что дождь, но и снег пойти. И если вы выйдете  с дорогим инструментом и попадёте под дождь, то это будет трагедия.

-У вас тоже эксклюзивный инструмент?

-Я играю на инструменте работы итальянского мастера  Цаноли, сделанном в 1730 году.

- Тоже достался по наследству?

-Нет, хотя в роду было много музыкантов. Наше генеалогическое древо насчитывает 400 лет,  сохранился церковный календарь с упоминанием предков. Пращур пришёл из Польши в Россию, уже  будучи польским дворянином.

-Вы и живёте, наверное, в древнем родовом гнезде, в квартире со старинными диванами и роялями?

-Нет, там живут мои родители, я же живу неподалёку, тоже в мистическом и старинном доме, где, по преданию, Раскольников прятал своё топор. Оченьмистический и петербургский дом.

            -Если бы вы не стали виолончелистом, то кем бы могли бы быть?

-Мог бы быть врачом, чисто по моей химико-технической  энергетике человеческой. Я мог бы лечить людей, но не как экстрасенс, а именно как врач с чуткими руками. Музыка и врачевание имеют сходство. Музыка- это терапия души.