Роман Смирнов

 

РОМАН НА НЕВСКОМ

 

Сначала я как-то сблизилась с московской поэтессой Татьяной Щербиной. Потом, во время её выступлений в Петербурге, Татьяна познакомила меня со своим бывшем мужем, питерским режиссёром Романом Смирновым. Мы приятной компанией сидели в украинском ресторанчике, и Роман  под борщик рассказал нам потрясающую историю о том, как буддисты изменили ему его нехорошую судьбу. Потом выяснилось, что симпатичный, человеческий спектакль «Па-де-де» по пьесе Татьяны Москвиной, на который пришло столько зрителей, что в зал не влезали, ставил тоже Роман Смирнов. Потом разные люди рассказывали о замечательной книге «Люди, львы, орлы и куропатки», вышедшей в издательстве  «Лимбус-пресс», которую тоже написал Роман Смирнов. Захотелось узнать побольше об этом разностороннем человеке.

 

-Роман, ты петербуржец?

-Теперь- да. Я везде живу лет по 5. Учился на режиссёра в Нижнем Новгороде. Родился в Мурманске. Папа и мама были связаны с морем. 7  буйных лет перестройки прожил в Москве. Случайно оказалось, что я в Москве жил в двух остановках от места работы. Это мне понравилось. Я очень ленивый человек, я везде хожу пешком. Я не знаю, что такое метро. Сейчас я живу в доме на Невском проспекте,  хожу через дворы на работу. Я даже  хотел написать книжку, где банками пива меряются все маршруты в Питере. Я знаю, в каком подвальчике можно взять баночку, через сколько минут она кончится, и где можно купить следующую.

-Какой самый длинный маршрут?

-Самый длинный маршрут – три банки до дома телевидения. А остальные маршруты- до Театра комедии, до театра Комиссаржевского- все они намного короче. Дома поработать не дадут. Я всё пишу на ходу.  Мешают только дождь и метель. Я записываю в память телефонной книжки свои идеи, а развёрнутые фразы- на диктофон.

-То есть, ты всё время в работе, как всегда!

-Чем я только я не занимался! Журналистикой, театром. Я был стрингером. Книга в «Лимбус пресс» вышла. Но у меня и рассказы есть. Это 600 страниц, в издательстве попросили все рассказы связать общим сюжетом. Эта вторая моя книга будет называться «Шёлковый бес». Это фраза из стихотворения Татьяны Щербины обо мне, и этот образ многое объясняет из того, что у меня в книжке прописано.

-А как вы с Таней Щербиной познакомились?

- Это было через полгода после смерти Башлачёва. В то время как-то связывали смерть Башлачёва и поэтессу Щербину, и я сказал, что если я её встречу, то убью. Ей это передали. Потом мы оказались в одной питерской квартире, меня заставили перед ней, незнакомой московской поэтессой, песни петь. Потом вдруг поднялось, что я тот самый человек, который убить её хотел, но убивать уже было поздно, уже была любовь. Потом были большие гастроли по стране. Я заехал в Москву без вещей с гитарой за спиной- заехал на 1 день. А остался на 7 лет.

-Расскажи о своих фильмах. Ты ведь  снимал документальное кино.

- Я занимался горячими точками, многих людей узнал. Работал на западные агентства, снимал, когда шахтёры Прокопьевска бастовали. С тех пор был практически во всех горячих точках, в Азербайджане, Армении, в Литве,  Сухуми и Грозный. Но потом мне надоело снимать репортажи, захотелось чего-то подробного, снимать про людей. Снял фильм про послевоенную Армению, название фильма- «Будем- не забудем», про одну семью армянскую, которая живёт высоко в горах.  А пастбище ещё выше. Я там жил месяц. Из знаков цивилизации только транзисторный приёмник, электричества нет, всего остального- тоже. И ночью, когда несколько часов свободного времени- они слушают транзистор. А так они живут абсолютно так, как много веков назад.

-Есть ли смысл такого существования?

-Они песни поют. Главный герой похож чем то на Михаила из «Братьев и сестер» Абрамова- такой светлый парень, только армянский. И он тащит за собой семью, родителей старых. Картошку в камнях выращивают, овец пасут. Он плохо по-русски говорит, служил в советской ещё  армии, где ему было очень плохо, и вернулся в родное село в расщелину скал. Около дома тутовица и груша растут, солнце два часа в день бывает. Они вынуждены так жить, они комфортно себя чувствуют там. У него жена, ребёнок, они цельные люди. Крепость наверху, камни-хачкары, которым они молятся. Эти люди  удивлялись моему вопросу- действующая ли церковь? У нас, если в церкви при Хрущёве был склад, так надо заново освящать. Для них не было такого вопроса. Церковь есть, значит- действующая. Там был древнейший университет, храм, а сейчас туда никто дойти не может, никто выжить не может в этих местах. И вот в Доме кино была премьера, а тогда туда и на художественные фильмы никто не ходил, а Миша Трофименков собрал тогда большую аудиторию на мой фильм. Фильм стал ездить на разные фестивали. Но у нас как раньше документальное кино никому не нужно было, так и теперь. Сейчас все проектами занимаются…

-Расскажи про буддистов…

-Потом мы с бельгийской группой ездили в Сибирь, снимали фильм «Будда в Сибири» про ламу Данзана. Он бурят,  закончил наш университет, был  комсомольским лидером, потом уехал в Сибирь во время перестройки, принял монашество, с ламой общался, создал свой центр социального буддизма «Фалла» в Улан-Удэ. Местные жители относились к нему как к святому, я видел реальные вещи, когда он людям помогал.  Его считали перерождением  Дороджи, который построил буддийский дацан в Петербурге и который был учителем тринадцатого далай-ламы, встречался с Николаем Вторым. Недавно я  узнал, что мой герой  погиб в катастрофе. Но видно было, что это очень сильная личность. Он надо мной тоже совершил обряд. Я только сейчас понял, что всё, что в судьбе у меня произошло после, то это благодаря ему. У меня был жизненный кризис, я три года ничего не делал, у меня не было ни денег, ни работы, всё катилось куда-то в чёрную дыру. Он сделал надо мной обряд «конь-ветер», «химари». У них такие магические ступы есть в виде пирамидки. Каждый человек имеет иконки тряпочные, имя своё пишет на них, ученики делают какие-то обряды, а лама высчитывает, в каком положении ваш знак. И вот на определённую сторону света вывешивается моя танка, и в течение года  разные ветры её в нужную сторону направляют. Я засомневался, я же  православный. Но Данзан мне сказал: «Когда вы болеете, то покупаете лекарства из китайских трав. Поставьте свечку в церкви! Я же не отлучаю тебя от твоего православия!». И вот после этой поездки моя судьба поменялась- опять вернулся театр, книгу издали, все закрутилось.

-А как складывались твои отношения с музой театра?

- Сначала после института я работал в Малом драматическом полтора сезона. Потом  я 5 лет учился у Товстоногова на режиссуре, у Додина я ассистировал.

-А авторские спектакли какие были?

-Спектакль «Каприччио», для которого специально писал музыку Курёхин, и вышел он  в театре 15 лет спустя. Через 15 лет я вернулся в родной театр- там мне сообщили радостную весть, что нашли записи Курёхина, которые считались потерянными.

-Ты дружил с Сергеем Курёхиным?

-Не только дружил, но и что-то мистическое нас связывало.  С Таней Щербиной  мы были в Берлине, спустились в метро, и в спину нам постучались за стеклом. Смотрим- Курёхин! Пальцем показал я ему, он меня понял, мы вышли на следующей остановке, он нас догнал. Мы провели несколько прекрасных дней. Так же было и в Нью-Йорке, и в Петербурге. Мы не сговаривались, и всюду случайно встречались. На 5 авеню, на Литейном… В Москве я был, он  позвонил в дверь, без телефонных переговоров, вошёл, весь обвешанный бутылками шампанского, сел за пианино. Чаще всего я встречал Серёжу у «Букиниста» на Литейном возле Невского. Ни с кем у меня такого не было…

-Это мистика! А ещё какие спектакли ты поставил?

-В  Александринском я поставил «Орнитологию», «Вишнёвый сад». Но сейчас там руководство, которое только себя ставить любит, и мне это скучно. В Театре сатиры на Васильевском шли мои спектакли «Вертеп» по «Мелкому бесу» и «Татуированная роза». Но там изменили сцену, декорации не подходят теперь. Самым главным моим спектаклем я считаю «Каприччио». Сценарий я сам написал. Музыка Курёхина. Это  притча без слов, танцевально-музыкальная история, война, любовь, одиночество- все темы, которые бывают в притчах. 4 актёра были приглашённые, итальянец сумасшедший Джулиано Ди Капо играл, сербская девочка Даниела Стоянович.  Наташа Пивоварова и Саша Лушин играли. Этот  спектакль я с грустью вспоминаю… В Малом театре сейчас готовится мой  спектакль по песням Лёши Хвостенко. Войдут 20 его песен, стихи.

-А с Татьяной Москвиной как с драматургом ты давно сотрудничаешь?

-Мы с ней  давно дружим. Я хотел сделать спектакль про Дракулу. Таня придумала название пьесы-  «Жизнь и смерть господина Д.», я  даже Вове Сорокину предлагал написать такую пьесу. Он долго думал и сказал: «Я не воюю с богом!». А я воюю, потому что его люблю. Потом мы с Таней думали,  может Стокера надо перечитать? Но она сказала: «Зачем Стокер?»,  и в очень короткое время написала пьесу. У неё получилось оригинальное произведение. Но меня всё время не устраивал актёр. 4 очень известных актёра пригласил, мы  репетировали, но всё не то. Я какой-то заговорённый. У меня всё так в жизни получается, что я не могу ничего сам предлагать, я должен ждать, когда мне предложат, когда позовут. Потом вдруг позвонили из «Петербург-концерта», предложили поставить что-нибудь на двух актёров- «Коллекционера»  Фаулза. Мне он не понравился, мрачный какой-то, я предложил пьесу «Па-де-де» Москвиной.

-В спектакле  актёры интересные играют...

-Все мужские роли играет Вася-чтец, внук Соловьёва-Седого. Кстати, его отец, сын композитора, был глухонемым, а Василий Соловьёв- прекрасный актёр. Это его практически дебют. А с исполнительницей женских ролей, Алисой Васнецовой, у нас давняя история, она играла главные роли в нескольких моих спектаклях.

-А с Таней Щербиной не хочешь  сделать проект совместный?

-Пока ни во что внятное не сложилось, нет какой-то точки опоры. С Хвостенко иное дело, мне дали 15 актёров, я обрадовался, что наконец то не будет напряга, кто-то придёт,  кто-то отсеется. И вот 13 в пятницу в 13.00- последняя репетиция- и все пришли. Я удивлён. Все придумывают что-то, всем хочется работать, спектакль будет готов к осени. И  с теми же музыкантами, с которыми я делаю спектакль на стихи и песни Хвостенко, я сейчас делаю собственное шоу. Я давно мечтал сделать спектакль по своим собственным песням, у меня их 4 альбома, нигде они не записаны. Дима Фёдоров сделал блестящие аранжировки, и спектакль тоже будет называться «Шёлковый бес», как и планируемая книга рассказов.

-Роман, а твои спектакли номинировали на какую-нибудь премию?

- И мою книгу, и мои спектакли где-то всегда номинировали. Книгу выдвинули на премию «Национальный бестселлер». Везде был  номинирован, но не избран. «Друг мой, не заводи ни государства, ни семьи!»- цитата из Щербины. Премия- это как гиря. Я  не люблю привязанностей. У меня трудовая книжка закончилась до перестройки, с тех пор не было ни одной записи. Сейчас какие-то договоры подписываю- всё какие-то ужимки и прыжки, я их не читаю, всё равно ничего не пойму. Смотрю сумму внизу, и думаю, протяну ли я на неё такое-то количество времени или нет.

-Роман, а вот каких пьес сегодня  тебе как режиссёру не хватает?

-Вообще пьес не хватает. Вот только что в хорошем книжном магазине толстый кирпич рассматривал, называется «Новая драматургия». То, что называется «новой драмой», «новой волной»,- это  профанация, претенциозная самодеятельность и глупость, за исключением нескольких вещиц! Я придумал формулировку всему этому- это «новый авторский театр». Это то, что делает Гришковец, Вырыпаев и т.д. Как только они начинают что-то делать для кого-то, так получается глупая банальная история с претензией на что-то. А когда они играют свои вещи, условно скажем что «играют»- так что-то там ещё может померещиться талантливое. А причислять к ним  группу раздолбаев, которые ругаются матом и стремятся кого-то понасиловать на сцене и этим  эпатировать- так это к театру никакого отношения не имеет.  Вот Москвиной пьесы- замечательные. Вроде простые вещицы, а когда начинаешь работать с актёрами- видишь, что это очень сложно, что это питерская драматургия, которая корнями тянется к Володину. В них нежная лирическая интонация. Поэтому я её пьесы так ценю.

-А художественным кино не собираешься заняться?

-Я хочу снять малобюджетный фильм по своим рассказам. Сейчас бред собачий происходит- гордятся не тем, кто какой фильм поставил, а кто сколько денег в него вложил. Хочу снять очень питерское грустное кино, но все боятся, все сориентированы на блокбастеры. Продюсер мне утром позвонил, говорит- но это же литература, это не кино!  Но я мечтаю снять свой фильм- скромно,  изящно, принципиально малобюджетно! Сам активность проявлять не буду, буду ждать предложений.

-На твой взгляд,  в какую сторону меняется  Петербург?

-Я большой отрезок жизни прожил на Сенной. Там сложился круг знакомых, там я гулял с собакой, всех бомжей знал, и они меня знали. Наш дом разобрали, отель построили. И уже Сенная- не та. Я жил в  коммуналке, у нас там такая дружная компания была!. У нас жила даже  баронесса, её звали  Маргарита Александровна, она была  правнучкой Мусоргского, её отец был прокурором, а сама она всю жизнь работала в НКВД, ходила в военной рубашке по квартире. Когда началась перестройка, она меня робко спрашивала: «А это правда, что будут что-то возвращать?». У неё сохранились все документы на владение собственностью на улице Аантоненко, дом 14. Дом принадлежал дяде, которого уплотнили, и она была единственной наследницей....

-А что ты думаешь о Невском проспекте, на котором живёшь?

-Он  уже  не тот, каким был. Когда сделали Малую Садовую пешеходной- там все мои знакомые  художники, актёры белые ночи проводили. Но на второй год поставили дорогое что-то, куда простой человек и вообще то зайти не может. Невский был раньше  трогательно домашним. Вот все мои жёны боялись моего пристрастия к алкогольным напиткам. Я же говорил им, что мне достаточно двигаться 10 минут по Невскому,  и алкогольные напитки меня найдут сами. Сейчас уже не то, в бутик какой-то, в «Атриум» с американской одеждой уже от дождя не спрячешься. Невский рушат. В моем тихом скромном дворике  зачем-то сделали псевдостаринные ворота, посередине поставили одну неуютную скамейку, воткнули куст под фонарём, всё закатали в какую-то несуразную плитку, которая всегда плоха- в заморозки все скользят и падают на ней, в дожди огромные лужи образуются, потому что она ничего не впитывает. Это всё чья-то злая воля. Помню на Сенной рабочие грели горелками землю, чтобы уложить плитку- это ведь бред! Я не знаю, что творится.  Ко мне сейчас приехали из города Сорова, что под Арзамасом, мои знакомые, милые русские люди, которые делают настойки на русских травах. Я их провёл закоулками по дворам, шли пешком 4 часа, я им показал то, что ещё нее снесено. Они были потрясены открывшимся им Петербургом.

Невский сейчас лишён романтизма. У них цель превратить Невский в «офисный и торговый центр». Удалось Дом книги отстоять- но он уже другой. А что будет с Елисеевским магазином? Первым загубили Сайгон. Но тусовка сейчас упрямо в других местах возникает- на улице Маяковского есть кафе, в стиле 70-х годов. Там нет шума, там люди точно и хорошо проводят время, подавальщицы в кокетливых фартучках , типичные петербурженки лет 60-ти. Люди правильные туда ходят. Единственное в чём поддерживаю нашу губернаторшу- это  в том, чтобы всюду побольше рюмочных открывалось бы.