Сергей Стадлер
РАЗМЫТОЕ ВРЕМЯ
Сергей Стадлер- известный петербургский скрипач и дирижёр. Учился у Бориса Гутникова, Льва.Когана, Давида Ойстраха... Записал 25 дисков, побывал с концертами в 43 странах мира. Является президентом Эрмитажной Академии музыки и и.о. ректора нашей петербургской консерватории. Единственный скрипач мира, удостоенный чести играть в концерте на скрипке Никколо Паганини.
-Сергей Валентинович, у меня в детстве была подруга, которая училась в средней музыкальной школе при Консерватории вместе с вами. И уже тогда ходили слухи о необыкновенно талантливом мальчике Серёже Стадлере, которому все пророчат большое будущее. Вы чувствовали себя вундеркиндом в детстве?
-Нет – в том смысле как это сейчас воспринимается, в смысле эксплуатации детского труда. Чувствовалось, что от Бога у меня больше способностей, я любил заниматься музыкой, я рос в музыкальной семье. И мне это очень нравилось.
-По 10 часов играть на скрипке?
-Нет, такого не было, дети так не должны проводить детство. Я считал, когда был маленьким, что все люди вокруг, как и я, играют на музыкальных инструментах…
-Вы удивились, обнаружив, что это не так?
-Да. То, что я стал музыкантом- для меня это произошло само собой.
-Первые вами заработанные деньги вы помните?
-Денег не помню. Мы жили в такое немеркантильное время. Это сейчас люди обезумели в отношении финансовой части дел. Это сейчас материальная составляющая жизни невероятно людей захватывает. Всё таки профессия музыканта- она творческая. Конечно, приятно получать деньги за заработанный труд, но если кто-то деньги любит больше, чем музыку, то ему лучше в банк надо идти работать. Я помню, как я в 10 лет играл концерт Вивальди в Большом зале филармонии.
-А был ли там гонорар- это ушло в туман?
-Да. Время было другое, отношение к деньгам другое. Люди жили очень бедно.
-А вы помните своё первое прикосновение к скрипке Николо Паганини?
-Конечно, помню! Это самый знаменитый инструмент, инструмент-легенда. Эта скрипка ещё при жизни стала легендой, Паганини завещал её городу, сам отнёс её в мэрию Генуи, в палаццо Турси. Там она, на улице Гарибальди, так и хранится. Знаете, конечно струнные инструменты помнят своих владельцев, особенно тех, которых их любили! Для Паганини скрипка эта была достаточно молодая. Она всего на 40 лет его старше. Конечно, она любит и помнит только его. И она приносит с собой это знание.
-А как она к вам отнеслась, когда вы взяли её в руки после рук Паганини?
-Я думаю что неплохо. Она вообще отличается от всех скрипок, на которых мне приходилось играть и которые мне приходилось слышать. А у меня так жизнь сложилась, что я много хороших скрипок слышал, и на многих мне приходилось играть. У неё свой особый голос, резко отличающийся от всего , что я когда-либо слышал…
-а у вас есть своя скрипка, с которой вы не расстаётесь, и которая будет помнить только вас?
-Да, есть…
-Вы сейчас исполняете обязанности ректора Консерватории, которая является вашей альма-матер. Что нужно консерватории сегодня, как вы считаете? И что вы в силах и не в силах для неё сделать?
-Я не люблю говорить о будущем. В консерватории, как значительном учреждении, много проблем. Это самая старая консерватория России. Мне бы хотелось, чтобы она стала самой знаменитой, чтобы люди здесь ещё больше занимались творчеством. На сегодняшний день главная проблемная отрасль- это театр. Это огромный зал, и когда то это был очень популярный театр. Мне бы хотелось, чтобы здесь шли прекрасные спектакли, чтобы сюда опять с удовольствием ходили бы люди. Для этого есть все возможности- 4 оркестра, большое количество певцов здесь учится. Вокальный факультет вообще особенно нужно развивать, ведь напротив находится Мариинский театр!
-Вы пребываете в состоянии конкуренции?
-О конкуренции мы не думаем, это совсем другое. Просто из-за этого сюда в Петербург молодые певцы особенно стремятся. Мне бы хотелось, чтобы у нас была здоровая конкуренция, например, с Малым залом филармонии.
- Сергей Валентинович, и вот всё- таки, зачем нужна классическая музыка сегодня?
- Это смешной вопрос- как вопрос, для чего нужно искусство, литература…
-Да, это смешной детский вопрос. Но такое ощущение, что всё время заново нужно это объяснять новым поколениям, да и не очень новым. Такое ощущение, что опять и опять начисто забываются азбучные истины, и их снова и снова нужно разъяснять.
-Да, времена меняются. Но всё равно существует определённое количество людей, которым интересны радости духа. Которые любят классическую музыку, которые читают прекрасную литературу, которые любят ходить в Эрмитаж, смотреть Тициана и Рембрандта. Этих людей не может быть очень много, но они всегда есть. Люди ходят на концерты, потому что им интересен процесс воссоздания музыки. Потому что чтобы читать Анну Каренину вам никто не нужен, достаточно прилечь на диван с книгой. А с партитурой лечь на диван- этого явно не достаточно. Именно сам процесс воссоздания музыки привлекает людей. И залы полны в разных местах.
-Да, сейчас в городе по вечерам радует наполненность театров и концертных залов публикой…
-Сейчас проблема в другом. Размыты критерии, люди не знают, что хорошо, что плохо. Сейчас мы живём во времена, когда определения «хороший» и «известный» перестали быть синонимами в классической музыке. С помощью ветерка СМИ можно вдуть на энное количество лет любого человека. Этим размываются серьёзные критерии. Сейчас известных артистов много, а больших- нету. До некоторой степени классическая музыка съезжает в сторону индустрии развлечений…
-Вспоминается Эдвин Мартон, который начинал с классической скрипки, а сейчас он с Димой Биланом блистает на льду, развлекая массы…
- Он, видимо, так начинал, что сейчас ему ничего другого не остаётся, как корячиться со скрипкой на льду. Его уже скрипачом назвать нельзя, он- шоумен, как Ванесса Мей. А что касается того мира, в котором мы живём… Пойти в оперу слушать «Парсифаль»- это не развлечение, это некий духовный труд, это сопереживание, для этого нужно обладать определённым уровнем интеллектуальных возможностей. Это не всем доступно. Пушкин ещё писал: «Дремлют на опере, если что и интересует, так это балет». Поэтому очень массовым это искусство быть не может, да и не должно. Иначе оно бы снизилось бы на уровень шоу. Вот что такое мюзикл? Это как бы опера, но до изумления примитивная.
- А вот что вас больше всего изумляет, когда вы идёте по Петербургу?
-Меня изумляет разница между прошлым и настоящим Петербурга. Например- дворцы на Малой Морской, на Большой Морской, на Невском- это потрясающей красоты здания, которые сейчас не всегда по назначению используют. Эти здания должны жить, город должен быть живым. Но они живут какой-то параллельной жизнью. Мне бы хотелось, чтобы в городе было больше туристов. Но консервировать город нельзя. Мне бы хотелось чтобы город был более живой и яркий не только в смысле любования дворцами, но и наполнения их какой-то современной жизнью. Петербуржцы хотят себя называть культурной столицей, но чтобы ею стать, нужно много работать. И в этом смысле градостроительная проблема очень бурно обсуждается. И я бы разделил две вещи. Не строить нельзя, но важно- как строить. Пустырь- это плохо, но впаивать на его место ужасающие по виду здания- это ещё ужасней. Мы живём в очень нетворческое время. И очень трудно объяснить тем людям, от которых зависит принятие решений, почему это здание некрасивое, почему оно сюда не подходит…
-Да, это действительно проблема. И это не вкусовщина, когда «на вкус и цвет товарища нет». Это именно проблема развитого вкуса, камертона вкуса. Ведь всё равно есть объективная красота, не зависящая от мелких и разнообразных пристрастий чиновников и инвесторов!
- Для меня совершенно ясно- когда выходишь на Дворцовую набережную – то это один из самых красивых городских видов в мире!
-Был таким, пока мерзкий фонтан не перекрыл панораму города…
-Ужасный фонтан! Может быть, он был бы прекрасен на озере Мичиган, в Чикаго. Там бы, быть может, очень мило он бы смотрелся. Но здесь он грубоват. И совершенно ужасающе торчит телевизионная башня. Её создание я, например, воспринимаю как прямое вредительство. Потому что эту башню по периметру горда можно было бы воткнуть в любое место, а она воткнута так, что портит один из самых красивых видов в мире. Но вот две недели назад включаю телевизор, и там один уважаемый в городе человек говорит, что ему эта башня очень нравится, и что когда он выходит на набережную, он ею любуется. Что с этим можно делать? Не знаю. Ещё ужасно смотрится гостиница «Ленинград», на мой вкус.
-И на мой тоже. Ещё есть уродское здание «Большой дом» на Литейном. Коли хочется что-нибудь снести, так найти можно!
- Я бы хотел бы предложить Газпрому творческую идею- построить на месте гостиницы какое-нибудь длинное красивое здание, там кроме Нахимовского училища ничего красивого ведь нет. Но не приглашать Норманна Фостера, который, может быть, очень хороший архитектор, но то, что он предлагает именно нашему городу, на мой взгляд, совершенно в город не вписывается. Хотя «Апельсин» для Москвы он сделал очень красивый, лучше, чем барак был на Крымском валу. Единственное, что мне нравится, так это то, что эти проблемы сейчас активно обсуждаются. Значит, это волнует не только меня.
- ВЫ побывали с концертами во многих странах мира. Где вас лучше всего принимали?
- Вы знаете, публика на классических концертах до некоторой степени похожа. Хотя, важно, кто сидит в этом зале в конкретной момент. Бывает, что в небольшом зале в провинциальном городке очень интересная аудитория. Бывает, что в зале в Нью-Йорке сидят случайные люди. Я имею в виду случайные- не те, что в первый раз пришли, а те, кто попали случайно. В Вене очень искушённая публика. Когда-то очень искушённая публика была в Петербурге. Мне тоже довелось её застать. Был у меня случай- я играл все «Каприсы» Паганини в Большом зале Филармонии, и уже люстры потушили, а зал всё аплодировал, пришлось снова одевать фрак, идти на сцену. Так происходило на всех концертах Мравинского- свет потухал, но зал не расходился, все стояли и хлопали, и Мравинский вновь выходил на сцену. Были люди, но были и артисты на уровне этой публики. Товстоногов, например. Я больше всего люблю публику ту, которая больше понимает, которая много видела и слышала. Она всегда ярче реагирует.
-Какой бы вы хотели видеть политику государства по отношению к состоянию классической музыки у нас в стране?
-У нас имперское мышление, и ничего с этим нельзя сделать. Поэтому, что касается политики государства в отношении классической музыки- она должна быть. Без государства у нас всё разваливается. Это в Америке без этого можно. Хотя я не думаю, что именно в плане культуры нам надо брать пример с этой страны. Хотя там очень много хорошего! Сейчас какие-то вещи у нас начинают сдвигаться. И я надеюсь, что будет лучше.
-ваши дети тоже играют на скрипке?
-моей дочке Маше всего 3 месяца…
