Дмитрий Стрижов
«Чем больше ассоциаций, тем для меня лучше»,- говорит Дмитрий Стрижов.
Первое впечатление от его работ, сделанных в какой-то витаминно-амфитаминовой гамме - это радость и смех, как будто тебя щекочут марионетки и клоуны из детского театра. Главный персонаж больших полотен Стрижова- это некий колобок с лицом лисы, или блинчик, или солнышко, или денежка. Этот странный антропоморфный атом попадает в разные живописные приключения, в разные настроения, пространства и плоскости, но от картин всегда веет фундаментальным живописным качеством. Лёгкость, радость, игра вдруг переходят в драматизм. Вообще в картинах Стрижова в лучших традициях постмодерна соединяется несоединимое, в мощном миксе замешанное. Академически прописанные фрагменты форм реального мира чередуются с раскованной абстракцией, детскость –с хитрым расчётом, что-то сказочное и простое-с чем-то иным, не сказочным, реальной суровостью какой-то.
О творчестве русско-американского художника в 1998 году в Соединенных Штатах вышла роскошная, толстенная, радостная монография «Загадочный мир Дмитрия Стрижова» с вступительной статьей известного американского критика Роберта Моргана. А ешё Стрижов выполнил более 30-ти декораций для балетов и драматических постановок, в том числе для "Дон Кихота"в Венском театре оперы и балета и для "Щелкунчика" в Денверском балете. Среди работ Стрижова- роспись парадного входа крупнейшего медицинского центра в Денвере, фрески в аэропортах и госпиталях Соединенных Штатов. Произведения художника находятся в 16 музеях мира, некоторые попали в коллекции Элтона Джона и Джуди Пибади.
-Дмитрий, вы же из Питера, а у кого вы учились, если не секрет?
-В Питере я учился у всех, как и все тогда, в годы перестройки.
-От ваших работ веет шуткой-прибауткой, особенно мне нравятся эти колобки- лисы в одном лице. Прямо витамины какие-то солнечно-апельсиновые, которых в нашем климате так не хватает.
- Шутить надо виртуозно. Да, бывает, что лица пробиваются на моих картинах. Но именно таких задач я перед собой не ставлю. Всю жизнь в школе быть, портретики рисовать! На сегодня навсегда это удел других художников.
-Но у вас встречаются в вашей коллажно построенной живописи и фрагменты пейзажа, листвы, складок неких со светом и тенью…
-Главное- не сделать открытку с «симпатичным видом», я стремлюсь, чтобы картина была насыщенная, стилизованная по- другому, с другой глубиной.
-То есть вы нашли удачный баланс между абстракцией и реализмом. Давно у вас выработался этот стиль?
- Лет 20, как я нашёл его. Для меня это тот стиль, где я могу как художник что-то сказать, где мне есть, куда идти. В рамках этого стиля всегда можно сыграть новую мелодию, поискать новый баланс.
-Мне нравится некая мультяшность ваших картин, соединённая с сильным колоритом.
-Здесь комиксов нет. Здесь всё серьёзно. Здесь нет грязных красок, которые свойственны местным художникам, которые часто гордятся тем, что земляными красками работают. Но можно взять чистый звук, и это есть живопись!
-Как это делал Филонов!
-В набор моих ценностей входит и Филонов, в сотню художников, в первую двадцатку тех, которые на меня повлияли. В Петербурге нам не хватает выкинутого звена для продвижения истории искусства, на 70 лет оно было спрятано. В начале 20 века русская история искусств совпадала с мировой, а потом всё было запрятано. И вот результат- такие ужасные автомобили, дизайнеры, нет серьёзного понимания эстетики, абстракции.
-Вот вы 15 лет прожили в Америке, чем отличается бытование искусства там и здесь, у нас?
- Разница огромная. В Америке есть галереи, есть становление художника, есть большая иерархия галерей, есть куда развиваться. У нас же часто непонятно, чем отличается талантливый художник от неталантливого, культовый- от простого. Молодым нужно что-то искать, голову поднимать из мутной воды. Но нет критиков, нет серьёзной базы критической, нет ориентиров, куда идти. В Америке это целая структура. Роберт Морган, например, или Алиса Тейгет пишут об искусстве- и к их слову прислушиваются, оно весомо, к их слову прислушиваются и художники, и покупатели искусства. Если с детства человек читает серьёзную критику, если создана среда, галереи разных уровней- от экспериментальных до музейных, воспитан вкус у зрителей и покупателей, то тогда появляются и шедевры, и звёзды.
- И вы в Америку отправились, чтобы стать звездой?
-Я в Америку не за колбасой ехал, а карьеру делать. Я действовал интуитивно, я видел, что здесь реализоваться невозможно.
-Но судьбы у художников авангарда второй волны складывались по разному. Кто-то преуспел, а кто-то не состоялся. То, что у вас всё сложилось- это везение, или это закономерно, как вы считаете сами?
-Для меня всё было натурально. В Нью-Йорк я приехал, я тогда дружил с сыном Иосифа Бродского, и он дал мне телефон поэта. А через две недели и он сам прилетел. Я тут же встретил Лену Чернышову, которая работала с Барышниковым…Может это «глубокое мистическое везение»- не знаю. Но по-другому я бы не хотел. Все люди сами выбегали на меня. Как только я стал выставляться- из воздуха появился Лео Кастелли, главный галерейщик Америки, который Энди Уорхолла сделал.
-Но всё же кроме везения был и труд?
-У меня 3000 картин, которые я делаю по 2-3 года, никто не знает, как и когда я их крашу, но там миллион слоёв. Пока я не решу поставленных перед собой визуальных задач, пока не добьюсь нужного тона, я не могу остановиться. Тут как раз филоновский принцип сделанности картины имеет место.
-А –если покупатель запал на какую-то работу, а она не доделана, вы поёдете против себя ради выгоды?
-Всегда есть готовые работы, неготовые я не показываю. Конечно мечта есть, как и у всякого художника, чтобы скупали всё на корню- в том числе и недолеанное. Но мы не в 1912 году- сейчас всё вторично. Я счастлив, что на входе у меня много чего, а на выходе я один. Дилетант скажет, что в моих работах виден Шемякин, Целков, Пикассо. Но у меня другие художественные принципы, я независим. Могут нравиться или не нравиться мои персонажи, но они смотрятся органично с задним планом, на котором существуют. Это даёт законченность картине.
-Всё таки в ваших работах хочется выскочить на нарратив, на спрятанную за поверхностью мифологему…
-Я считаю, как человек, который пишет и прозу, и стихи, что литература и изобразительное искусство- это вещи, которые не пересекаются. Это два разных жанра. Литература- это скорее кино психологическое, и камера движется. А здесь –другая динамика и другая статика. Здесь если и есть диалог- то это диалог двух цветов, двух форм. Когда картина перегружена литературой -она становится иллюстрацией или картинкой.
-Но, как человек пишущий, вы, наверное, делаете иллюстрации к самому себе, например?
-Иллюстрацией немного занимался- но никогда не следуя сюжету. Это параллельные вещи. --В Италии меня удивили фрески эпохи раннего возрождения. Это, по сути, почти кинематограф- так всё дано по кадрам, драматически построено.
-Тогда это был заказ церкви. У нас же сегодня нет заказчиков, сегодня заказчик- это аэропорт стадион больница.
-вы сами расписываете большие плоскости в аэропорту и т.д.?
-Всё сам делаю, даже если это 20 квадратных метров. Это фактически не объяснить- что вот здесь надо звонкий тон дать, а здесь глубокий и т.д.
-В России вы расписывали что-нибудь? И как с заказчиками дело обстоит в России ?
-Сейчас сделал офис здесь, неподалёку. В России можно заказчиков находить, но здесь нет у художников личных заказчиков. Серость тут, кляксу от Миро не отличают. Общая серость для всей нашей страны. То, что тут делается- это далеко от цивилизации. На Западе даже простые слои населения открыты современному искусству, они идут в музей Метрополитен или в Лувр, и у них есть резонанс на увиденное. А русские говорят: «Что это за матрас! Я бы не повесил себе такой!». Людям приходится объяснять, как прекрасно жить сегодня, а не в антиквариате, как прекрасно жить в современных домах, пользоваться современными машинами. Здесь в России никто никак не движется, всё остановилось, вещи из прошлого громоздятся в доме, в квартире, на балконах, в мозгах- вас страна никуда не развивается.
- Но, наверное, и в Америке есть не только положительные стороны, но и негативные? Я имею в виду функционирование искусства.
-Да, плохие тенденции есть. Сегодня человек не может сделать и шага без огромного бюджета. Вот я приехал в Америку с 300 долларами в кармане. А сегодня большая нагрузка на стартовый капитал, 2-3 миллиона долларов нужно, чтобы организовать серьёзную выставку, заявить о себе, быть на плаву. Гениев и самородков сегодня не бывает. Нужно найти организацию, которая в тебя вложится, какой-нибудь «Арт-корпорейтед», сегодня селф-мейд людей нет, и это главная проблема. Личность должна искать, кому понравится. Сразу надо зависеть от каких-то денег, иначе выставка не будет иметь никакого резонанса. Чтобы был успех, сразу сотня публикаций должна выйти в крупных журналах- в таком например как «Арт-ньюс», «Арт ин Америка».
-А сколько сейчас в Америке журналов по искусству выходит?
-Штук 700, и каждый год новые открываются, общемировые в том числе.
-Да, жизнь кипит, у нас на всю страну и сотни не наберётся, пожалуй, даже если включать какие-нибудь никому не известные красноярские или воронежские. Если они есть…
-Журналы- это индустрия, которая формирует и клиента и художника. Но быть супер стар теперь не актуально. Сальвадору Дали надо было ходить голым с бантиками, сейчас это эпатаж не нужен, искусство становится зажатым.
-Может настоящее искусство как всегда родится в андеграунде?
-Искусство раньше было в андеграунде. В 60-90-е оно могло существоавать там, тогда все были равны. Сегодня без денег ты и квартиру не купишь, ты уж такой лузер, что и творить то тебе негде. Андеграунд стёрт с лица земли. Что такое андеграунд- то что в галерею не попал?
-Ну, например, андеграунд сегодня- это когда сам для себя рисует.
-Никогда художник сам для себя ничего хорошего не нарисует, если у него нет резонанса с людьми. Ну вот оперный певец не поёт на улице, не выставляет чудесный художник картины на улице! Бомж помочится на его картину. А это- себя не уважать. Нет сегодня независимых галерей!
-А такая функция искусства, как правда жизни?
-Нету правды жизни. Это социалистический лозунг! Появилась фотография- искусство стало искать новые формы, появился импрессионизм. Было искусство перенасыщено новыми идеями- появился сюрреализм. Чем больше фотография совершенствовалась, тем более люди уходили в абстракции.
-Может андеграунд сегодня- это фриком быть и дауном, придурком этаким? Ведь не может искусство развиваться без сопротивления чему-то, старым формам, денежным мешкам, общепринятой эстетике.
-Нет, если у художника нет бюджета, то -какой он талантливый художник? Да он даже и самовыражаться не умеет. У меня 350 000 долларов уходит в год только на краски! И каждый тюбик по 70 долларов- это французские, голландские краски. А как можно называть себя художником, если тремя красками рисуешь! Или на раздолбанной гитаре если играешь- какой ты рок-музыкант!
-Вот я тут вычитала, как Святослав Рихтер не считал зазорным на раздолбанных пианино в колхозах играть, считал, что если есть талант- то сыграешь на чём угодно виртуозно. Да и Высоцкий вот на гитаре простенькой мог играть!
-На русской гитаре он не играл, у него были волшебные гитары! Тогда это было доступно. Сейчас, чтобы выйти в серьёзный круг, нужны огромные деньги! Дизайнер, чтобы выйти в такие круги, ищет корпорацию, которая вложила бы в него 100 миллионов долларов.
-Ужас! Дмитрий, а вот вы ещё стали основателем звукозаписывающей компании "Проформа рекордс". Вы продюссировали диск Бориса Гребенщикова "Лилит" с культовой американской группой The band (Боб Дилан), альбомы групп "Аквариум", "Аукцыон", "Нетслов", свой собственный альбом…
-Он разошёлся миллионным тиражом!
.-Потрясающе! А почитайте ваши стихи.
-Так не уходят! Я ушёл не так. Не оживала улица и скорость, подскальзывались мутные предметы. Мне не хотелось рифмовать слова впервые за последнее столетье. На небе расползалось от воды подобье восклицательного знака, и капала с тетрадей облаков задумчивая литера рассвета. Я пробовал поймать себя в такси, но адреса не помнил. Так давно я жил с тобой посередине лета. Так не уходят, обманув себя. Я только переставил твоё тело на внутренние органы свои, и ты пустила каменные корни и разрослась, и стала всем внутри. Я сбросил кожу, я сменил рога, я вылез через собственное горло, я сжёг свой мозг, развеял потроха, я видел лист -свидетельство о смерти, и я рождался сразу в трёх местах …
-Какая экспрессия! У вас, наверное, бурная личная жизнь.
-Я никогда не смешиваю искусство и мою личную жизнь. Стихи у меня могут быть, а события нет, который за ними бы стоял. Так Набоков писал.
-Где вы берёте энергию для своего энергичного искусства?
-Для творчества у меня вставлен мотор, который не даёт мне жить без творчества. Обычно я работаю 28 часов, и два часа у меня уходит на то, чтобы куда-то сходить.
-И давайте напоследок ещё что-нибудь позитивное!
-Петербург – это город будущего, он так задуман, так закодирован, что будет шикарным и прогрессивным городом!
-Окей!