АНДРЕ-МАРК ДЕЛОК-ФУРКО, потомок коллекционера Сергея Щукина

НЕ ХУЖЕ, ЧЕМ В ПАРИЖЕ

           

Андре-Марк Делок-Фурко- внук знаменитого купца-коллекционера Сергея Щукина, скупавшего в начале 20 века новое неведомое и незнаемое искусство- картины никому неизвестных Матисса, Пикассо, Дерена, Сезанна.

Сергея Щукина, крупнейшего торговца текстилем в России, считали миллионером-чудаком, спускавшем деньги на странные прихоти. Над ним смеялись Репин и Васнецов, потешались многие русские художники и арткритики, не говоря уже о простых обывателях. И для самого Сергея Щукина эти приобретения были каждый раз актами мужества. Его отец и братья собирали то, что в то время было классикой или по крайней мере уже завершило свой цикл- старых испанцев и импрессионизм. Покупая за огромные для русского артрынка деньги  неведомый чудовищный кубизм, странные полотна Матисса, Щукин полагался только на своё чутьё и двигался вперёд почти в одиночестве и во тьме. Он оказался тем, кто оказал мощнейшее влияние на развитие мирового искусства 20 века. Полотна Матисса и Пикассо в доме Щукина пробудили к жизни  русский авангард начала 20 столетия, русский авангард повлиял на Европу, и т.д. и т.п.  Именно  благодаря  выдающемуся вкусу и смелости Щукина  Россия владеет сегодня бесценной коллекцией французского искусства, а Эрмитаж обладает «Танцем» Матисса- одной из трёх самых дорогих картин в своей  коллекции.

С Андре-Марком меня познакомил художник Алексей Смоловик. Мы сидим на полосатых шезлонгах на открытой террасе  на крыше-  нет, не Парижа. Хотя щедрое солнце, радостный и утончённый дизайн, сильный французский акцент хозяев, апельсиновый сок в стаканах создают ощущение французского лета. Но на самом деле мы в центре Петербурга, недалеко от метро «Владимирская», внизу- питерский грязноватый дворик, правда роскошные тополя, живописные крыши и трубы усиливают романтику Питера, а его достоевщинку и миазмы приглушают. В-общем- позитивная кровь потомка Щукина не зря течёт в его венах. Даже из страшной питерской конуры наследник коллекционера сумел сделать потрясающе райский уголок.

-Мы купили с Кристиной эту квартиру 15 лет назад, во времена Перестройки– и уже 15 лет наслаждаемся. Вчера вот мы провели собрание жильцов на нашей лестнице, чтобы основать ТСЖ- товарищество жильцов. У вас в России отличные законы- согласно закону 2005 года жильцы дома являются владельцами земли, на которой он стоит. А земля в центре Петербурга стоит намного больше, чем дом на ней. Петербург- это самый великий запасник престижной недвижимости в мире.

Андре Марк Делок-Фурко, сын дочери Сергея Щукина от второго брака-Ирины, тоже покупает картины художников, которые ему нравятся. Ещё он со своей женой коллекционирует мебель и всякие безделушки с блошиных рынков.  В петербургской квартире потомка Щукина можно увидеть советский сервант 60-х годов, депрессивный диванчик той же эпохи. Но Кристина сделала квадратные толстые подушки- и получился жизнерадостный диван  в стиле Матисса. На стенах – картины современных петербургских художников, и вот уже сервант с рюмочками, который в ином интерьере навевал бы мысли о завалявшемся в складках времени угрюмом русском алкаше, начавшем пить ещё при Брежневе, этот сервант выглядит свежо, бодро, стильно. Это прекрасно и ни на что не похоже…

            -Моя жена Кристина -дизайнер, любитель красивых вещей. Мы собирали коллекции мебели 30-х годов- она потом была вся распродана. У нас в Париже  был свой магазин, но мы тоже его продали. Нам надоела  эта слишком большая зависимость от бизнеса, когда нужно каждый день быть на работе. Мы  любим путешествовать.

 

Мать Андре-Марка Ирина родилась от второго брака Сергея Ивановича Щукина на Надежде Конюс,  подруге вдовы Скрябина- Вере Скрябиной. После смерти отца во Франции она была вынуждена продать парижскую  квартиру Сергея Щукина, но зато у неё были деньги для того, чтобы дать хорошее образование своему сыну- Андре-Марку, который родился в Париже. Андре-Марк Делок-Фуркон учился в институте, являющемся аналогом нашего МГИМО, поставляющем кадры для руководящих постов Франции, из него вышли многие выдающиеся политики, Жискар Д Эстен, например.

- Я  не сделал карьеру префекта, или директора банка, или министра, но всю жизнь служил в администрации, был связан с культурой. Я был 4 года директором киноархива- одного из лучших киноархивов Европы. Был директором национального центра литературы, директором центра анимационного кино и комиксов –последние 10 лет. Мне 64 года, и мне предложили стать директором несуществующего музея- Виртуального музея истории Европы, где будут представлены в виртуальном виде коллекции крупнейших музеев.

-Эрмитажа тоже?

-Нет. Россия не член Европейского сообщества, и Эрмитаж поэтому не попадает в число европейских музеев в данном проекте. Но я очень хорошо знаю Эрмитаж, Михаил Пиотровский- можно сказать, мой друг, несмотря на то, что многие годы мы с ним судимся из-за коллекций моего деда. Мне с ним часто доводилось встречаться, обедать вместе. Меня глубоко взволновала проблема с обнаруженными пропажами в Эрмитаже. Я сам бывший директор, и мне хочется поддержать своего коллегу и друга Михаила Пиотровского. Мне пришлось 3 года понимать инвентарь Щукинской коллекции. Выяснилось, что не хватает одного эскиза Родена. Он пропал очевидно в 1948 году, когда Сталин приказал разобрать музей Нового западного искусства, сохранявшего коллекции Щукина и Морозова. На волне борьбы с космополитизмом коллекциям грозила гибель, но специалисты из Музея изобразительных искусств имени Пушкина и Эрмитажа сказали, что будут хранить картины Пикассо и Матисса как образец падения и дегенерации буржуазии, чтобы советские художники могли видеть, как не нужно делать. Делёж коллеций между Москвой и Ленинградом был азартным, Москва забрала живопись более реалистичную, Эрмитаж- более абстрактную. Жаль, что был уничтожен музей Нового искусства, он мог бы быть крупнейшим сегодня в Европе. Но хранители совершили подвиг- они всё спасли. И теперь, когда идут разбирательства по поводу продаж- нельзя бросать тень на всех работников музеев скопом. Да, нужно контролировать, но нельзя думать, что директор несёт ответственность за каждую ложечку. Юридически это так, но это ужасно- знать, что ваши руки вам изменяют и вас предают. Лувр, Прадо, Эрмитаж- это целые континенты… Персоналу ваших музеев тяжело,  но они перешли очень опасный рубеж- перестройку. Они сумели передать новой России сбережённые ценности. Который раз они сумели сохранить ценности, несмотря на низкие зарплаты и проблемы. Российские музейные деятели это сделали- перевели музеи из советского строя в новый строй, где другая экономика, где музеям нужны спонсоры.

-Иногда эта новая экономика идёт в разрез с задачами сохранения ценностей.

-Бывает и так. Меня смущают грандиозные концерты на Дворцовой площади. Многократно усиленная музыка может повреждать красочный слой картин, вызывать образование микротрещин. Мне кажется, идеальное месть для концертов- это создать гигантскую площадь за зданием Биржи, на Васильевском острове.

-Кстати, сегодня 15 лет со дня путча.

-О, я помню этот день. Но когда я по телевизору увидел, как Ельцин пожимает руку танкисту, я сказал приятелю- это не путч. Если бы всё было серьёзно, мы бы не могли видеть репортажи. Было ощущение, что колесо вертится, но не цепляет, прокручивается вхолостую. Распад СССР- это воздух, иллюзия. Россия осталась самым крупным государством мира, даже несмотря на распад империи. Да, есть ностальгия. Но Россия сохранила свои богатства. Кавказ и Восток- это была тяжесть для России. Зато вышло сильное западное государство, которое проиграло холодную войну, но может выиграть экономически. Мы с женой только что совершили путешествие по Волге, были в деревнях. Но я не уверен, что 15 лет назад колхозники были богатыми и счастливыми. В Америке есть тоже дикие углы.

Я приехал в Россию, на родину своих предков, в первый раз в 1989 году. Страна  тогда казалась экзотичной. Негде было выпить пиво… Мои друзья будто бы всё это забыли. Я  поражён, что люди, которые удивлялись банкоматам в Париже, теперь не ценят достигнутого. Здесь в Петербурге больше банкоматов, чем в Париже. Я поражён быстроте преобразований в России. Может это свидетельство пресловутой русской гибкости. Коммунизм? Пожалуйста! Царизм? Отлично! Капитализм- что ж, построим за 24 часа! Да, есть экстремальность. Обедневшие пенсионеры, трущобы, грязные парадные, нищие на улицах. Но много и позитивного. У вас всё возможно. Человек предлагает- и это выходит. Сидя за чаем, можно придумать пару проектов- нет проблем, всё получается. Мы же, французы, старая усталая нация, где все места уже заняты, где новым людям трудно что-либо новое сделать. Для вас характерен дух мовиде- дух подвижности, склонности к новому, к творчеству.

-Особенно эта свобода воплощать идеи в жизнь поражает в Москве. Но в остальной  России всё же всё очень трудно происходит.       

- Да, Петербург и Москва- это не Россия. Вы живёте как в Париже, даже лучшн, чем в Париже. У нас в Париже нет магазинов «24 часа». У нас законы запрещают работать людям больше, чем 45 часов в неделю. Хозяевам не выгодно, чтобы магазины долго работали. Весь 20 век коммунисты и капиталисты боялись друг друга, боялись профсоюзов.

-Иногда складывается впечатление, что во Франции сейчас социализм.

-Да, у нас 90 процентов детей учатся бесплатно, 80 процентов студентов платят минимально за образование. Но все эти законы нас убивают. Страна беднеет, растёт безработица. Я был боссом, я знаю, что такое платить зарплату- когда я даю человеку 800 франков, а ещё 800  я плачу за него в разные страховые организации. Франция идёт в сторону большего либерализма.

-А как насчёт национального вопроса? Не слишком ли вы либеральны по отношению к арабам и неграм? Французы тяжким долгим трудом построили комфорт на своей  земле, и вот его разрушает энергия народов с другими ценностями. Нас всех потрясли кадры с горящими машинами в Париже.

-Горели они на окраине, в центре было спокойно. Арабы и негры- это же жители наших бывших колоний! У вас в России слишком заостряют эту тему. Мы же идём к глобальному миру. Да, это шок в культуре- надо научиться понимать друг друга. Надо научиться понимать менталитет мусульман. Надо понимать, что все религии- хорошие, а вот люди бывают плохими. Главная проблема- не национальная, а бедность и безработица. Бедность- это как керосин для межнациональных конфликтов.

-У нас наверно тоже.

-Во Франции бедность более очевидна. Может быть это из-за более тёплого климата- все бомжи живут на улицах.

-А что касается культурного уровня людей- где он выше, как вам кажется?

-Россия более культурна. Москва и Петербург превратились за 15 лет в европейские города. Отчасти, благодаря тому, что у вас много людей, получивших хорошее образование. Многие много и хорошо читали, считали. В 90-е годы у вас в метро все читали книги. Но боюсь, что эта ситуация меняется. Сейчас читают меньше. Я сам большой читатель книг. Во Франции читают всё меньше, в метро в вагоне читают книги 2-3 человека, это знак. Мне нравится качество вашей прессы. Я читаю ваши газеты «Час пик», «Известия», «Коммерсант».Это хорошие газеты, где длинные, хорошо написанные статьи. Я люблю «Лё Монд».Но даже по этой лучшей французской газете, видно как культура распадается- всё меньше больших статей, часто встречаются грамматические ошибки. Образование и культура- один из козырей России.

-Но во Франции традиционно сильна литература. У нас в Петербурге очень популярны авторы, которым около 40 лет- Бегбедер, Дютёртр, Уэльбек…

-Я не очень люблю современную французскую литературу. Романы Акунина построены лучше, чем у Уэльбека. Французские писатели перешли на слишком индивидуальный образ литературы, слишком автобиографичный. Литература мельчает. Эти авторы, которых вы упомянули- всё же это не Сартр, Камю, или Селин. Когда Бегбедер описывает как он сидит 11 сентября на вершине  скромного французского небоскрёба- это мелковато, согласитесь! Вечно описывается 40-летний мужчина, который заводит себе любовницу и мечется между женой и новой любовью.

-Но это же интересно! Наверно, многие это переживают! У вас что, разве такого опыта не было?

-Был. Я живу с Кристиной уже 29 лет, я женился на ней в 35, до этого у меня была другая жизнь. Но русская литература мне больше нравится. Может быть потому, что у нас во Франции писатели хотят писать как Пруст, а у вас- как Достоевский. Хотеть быть Достоевским- это лучше чем хотеть быть Прустом. Мне нравится повествовательность, сюжет. Русские романы, повести, рассказы- лучшие в мире. Я совершенствую свой русский язык, у меня большой список русских книг, которые я хочу прочитать на русском языке.

-А как дело обстоит с поэзией во Франции? Мне очень понравились стихи Мишеля Уэльбека.

-Я не люблю читать стихи, особенно современные. Хотя мне пришлось субсидировать книжки многих французских современных авторов. Меня удивляет, как русские обожают стихи. Например, они на работе легко могут написать стихи к юбилею сотрудника, или что-то шутливое. У нас в Париже мало кто на такое способен.