СЭМ ТЭЙЛОР-ВУД
Я зависла. Я зависла.
Сделай enter и сделай delete.
Я зависима. Я зависима.
У меня сердечная чакра болит.
В Инженерном Замке c 24 ноября по 15 января проходит выставка Сэм Тэйлор-Вуд. Это вторая выставка, организованная Отделом новейших течений Русского музея и посвящённая знакомству петербуржцев с представителями движения «Молодые Британские Художники» (YBA). Первая из этой серии прошла год назад там же, носила название «От колыбели до могилы» и представляла творчество Дэмиана Херста.
Большеглазая 37-летняя блондинка с Гейнсборовским типом лица привезла нам из Британии плачущих, танцующих и подвешенных в воздухе мужчин, парящую над полом саму себя, а также гниющие фрукты.
Каждый из небольших залов Замка превратился в обиталище сложных чувств и смыслов. Стена первого зала выставки выглядит как своеобразный иконостас, только вместо икон святых мы видим серию фотографий «Плачущие». Плачут голливудские актёры, к которым Сэм врывалась и рассказывала печальные истории. Дастин Хоффман плачет голым, очевидно в ванне, прикрыв лицо рукой. Эд Харрис- в небритом виде, похожий чем-то на похмельного русского бомжа, уставшего от жизни. Только пиджак у него шикарный. Лоуренс Фишбёрн рыдает как большой чёрный ангел, идущий от света в конце тоннеля. Это смешно, но и трогательно, это вызывает тайное женское злорадство, которое по- русски звучит как «Отольются кошке мышкины слёзы», но и настраивает на примирение полов и надежду на победу общечеловеческого. Если уж мужчины зарыдали... Возможно, это что-то глубоко национальное. Вспоминается английские детские стихи «Из чего сделаны парни?» «Из крокодиловых слёз», -также, между прочим... «Есть очень слабые самцы, их плохо сделали отцы».
Во втором зале мы опять видим что-то дико смешное, но и душераздирающее одновременно. Длится бесконечная видеозапись. Один человек лежит неподвижно, другой отбивает на нём чечётку, у плясуна на голове перебирает лапками белый дрессированный голубь. Заканчивается эта видеоинсталляция под названием «Вознесение» тем, что человек плясать перестаёт, а голубь улетает. Затоптанный труп лежит как и прежде. Веселящаяся ритмично живая душа над бревнообразным телом, ликование канатного плясуна из Ницше, искусство ближе к Богу, чем недеяние, жизнь как пляска победителя и бесконечное и т.д. и т.п. приходит в голову. «Я лень, я полено до Буратино, но это обратимо». Сэм- мастер ироничной многозначности, переходящей в поиск религиозного экстаза.
Далее нас встречают «Автопортреты в воздухе». Сэм сняла саму себя, подвешенную на тросах в своей мастерской с «белым потолком и правом на надежду», потом она затушевала на фотографиях эти подвески. Получилось, что она занимается левитацией, застыв, как прекрасная скульптура в воздухе. Художница пребывает в зависшем состоянии с акварельного розоватого утра до серебристых сумерек, о чём свидетельствует смена лондонского света за окном. Вечерний «Автопортрет» показывает нам Сэм висящей вниз головой, как поплавок, утягиваемый на дно. Зависание птиц в положении лёжа.
В фотосерии, сделанной Сэм на территории французского замка, во время работы с танцем, перед зрителями предстают мужчины вверх ногами. Сэм сняла их во время прыжков. «Моя пята она прекрасна. Она как пятачок у хрюшки. Розовожёлтоскладчатообразна. И из неё я высюсь к небу». Парадоксальным образом грязные земные пятки застыли в беге под сводами, вертикально разбросанное движение мужчин противонаправлено подчёркнутой горизонтали художницы в «Автопортретах». Мужчины возносятся при помощи мускул, Сэм показывает их в начальный момент падения после достижения наивысшей точки.
Видеопроект «Струны» привезён специально для русской аудитории. Квартет музыкантов во фраках исполняет музыку Чайковского, над ними на струнах, прикреплённых к кожаным трусам, висит украинский танцор, солист королевского театра в Ковент-гарден Иван Путров. Прекрасный, как Себастьян, он делает замедленные па в воздухе, иногда переворачиваясь, будто в утробе матери. Верх и низ не соприкасаются, порождая у зрителей смесь комических комментариев и ощущение безысходной разобщённости персонажей, которую не способна склеить даже общая гармония музыки. У музыкантов свои струны, у художницы или Бога, подвесивших Ивана- свои.
В последнем зале классический натюрморт из живых фруктов превращается за 4 минуты сначала в торжествующий выброс белой плесени, захватывающий своим «ведьминым киселём» из «Сталкера» покрытые гнильцой бочка груш и персиков, затем в кучку мёртвого непонятно чего. Знакомый в быту процесс, заснятый художницей за 9 недель и сжатый до нескольких минут, болезненно притягивает и фантастически красив. Интересно, не оторваться. «О, блин, я старая какая. Не место мне среди людей. Себя я сильно презираю. Хочу лежать средь овощей». Классика протухает на глазах, сменяясь импрессионистическими мазками и переходя в мёртвый компьютерный абстракционизм, над которым уже даже мошки не кружат.
В 90-е годы модную художницу Сэм Тэйлор-Вуд, жену успешного арт-диллера Джея Джоплинга, отличали провокативность и агрессивность творчества. Серии фотографий «5 революционных секунд» -панорамная съёмка с охватом 360 градусов, изумили арткритиков своей метафизической глубиной. Регистрация жизни людей вокруг, застигнутая врасплох, сделанная из центра- Я- художницы, возможно, заявила о новом видении поколения YBA. «Ну а если ж ты раскинулся внезапно Посреди густошёрстной толпы Воспринимай это как новую данность. Всё движется вокруг, а центр вращенья – ты!».
Гедонистическая «невыносимая лёгкость бытия», накрывшая европейское сознание конца 20 столетия, сменилась грустным и сентиментальным состоянием «зависания», «вознесения». Напрашивается забытая эстетическая категория «возвышенного». Но вместо всё убивающей постмодернистской иронии, «воплей солипсистов», гендерной сатиры и разрушенных в пыль идеалов, проступает новая человечность, искренность и теплота. Боль пробуждённого льдом сердца.
Я густо снабдила заметку о Сэм Тейлор-Вуд строками из своих стихов. Творчество британской художницы показалось мне нестерпимо близким, буквально к каждой её работе у меня есть поэтическая цитата. Я никогда не была в Англии, но есть общий воздух и общее дыхание одного поколения, которое не знает границ.