Фотограф Александр Тягны-Рядно.

Уже не первый год, попадая в Москву, я встречаюсь с Александром Тягны-Рядно, мужем моей подруги, московской поэтессы и эссеистки Татьяны Щербины. Когда я первый раз я его увидела, то сразу вспомнила Гоголя, какие-нибудь «Вечера на хуторе близ Диканьки», такой он  настоящий украинец, рослый, с усами, с чубом. Потом я сломала ногу в Москве и мне пришлось с гирей на ноге пролежать целый месяц в больнице Склифосовского. После выписки-выгонки, когда мне поэт Всеволод Емелин принёс костыль своей бабушки, я перед отправкой поезда оказалась дома у Щербины и Тягны-Рядно. Туда пришли мои друзья-поэты из группы «Осумасшедшевшие безумцы». Когда раздался звонок в дверь, Тягны Рядно спросил: «Кто там». А поэт Нескажу ответил ему за дверью «Нескажу!». Вот так я попала прямо в  какую-то украинскую сказку. Да и сама Таня Щербина напоминает мне гарну дивчину чернобриву, к тому же она любит носить цветастые платки на голове. Потом я побывала на нескольких выставках Александра Тягны-Рядно, он предстал пред моими очами как роскошный, развитый, фундаментальный фотограф, занимающийся ловлей пунктумов в разных концах земли. 

 

-Александр! Вот как в Москве можно стать фотографом? Как можно сделать имя, карьеру в условиях такой конкуренции?

-Как раз в Москве это и можно сделать. Редакций больше, изданий. Фотографы со всей страны приезжают, чтобы реализоваться. А мне повезло, я родился в Москве. А как фотографом стать, так тут у каждого по- своему получается. В роду у меня нет фотографов, фотографию для себя я вычислил сам. Я закончил сначала московский авиационный институт по специальности «радиоэлектроника». Работал, как положено, 3 года в «почтовом ящике», и на первом году своей работы понял, что это совсем не моё, что я не смогу всю жизнь работать от звонка до звонка по 8 часов. После великолепной студенческой жизни, когда я объехал всю страну со студенческими отрядами…

-С фотоаппаратом?

-Ну да, с фотоаппаратом, я его тогда использовал как и все- для того, чтобы сняться на фоне каких-нибудь достопримечательностей и друзей. В «почтовом ящике» я чувствовал себя так, как будто после быстро мчащегося поезда я оказался на пустынном полустанке, по которому брожу, изнывая от скуки. Я стал придумывать, как мне изменить жизнь, как избежать этой скорбной скуки. И я решил поступать во ВГИК. Я понял, что реально могу поступить только на операторский факультет.  Кино я любил с детства, и всю жизнь с кино меня сталкивает. Поступать на актёрский? Я был замкнут и закрыт. На сценарный? Я не имел таланта к писанию текстов. Только операторский!

-Только подсматривать в глазок за жизнью!

-Да. Нужно было предоставить 20 творческих фотографий. У меня не было ничего такого, кроме фотографий меня самого на фоне памятника Ленину в городе Урюпинске. И я пошёл в кружок при Доме Культуры «Правда». Там начал заниматься фотографией целенаправленно. Поступил на курсы фоторепортажа, учился у Лидии  Павловны Дыко, это доцент ВГИКа, классик композиции. Все операторы и фотографы изучали основы фотокомпозиции по её книжке, у меня осталась её книга с дарственной надписью. После этих курсов я поступил на журфак в университет, закончил его по специальности «фотожурналистика», и уже на первом курсе начал работать фотокорреспондентом и редактором маленькой газетки «НТР и проблемы решения». Эта газета создавалась одновременно с «Аргументами и фактами», которая сейчас стала очень известна. Одна газета была о науке, другая о политике.

-Политика жива, а наука померла.

-Увы, газета вместе с ней. Но газета дала мне очень многое. Науку снимать- это очень тяжёлая история. Начать со съёмки науки- для меня было жёстким испытанием. Науки как таковой в материальном проявлении- её нет. Видимого ничего в науке не происходит, что-то происходит внутри, в голове. Как это снимать?

-Напряжённые брови, поигрывающие желваки.

-Вот-вот, первой моей серией была серия портретов учёных. Я тогда снял почти всех академиков, которые тогда были- Прохорова, Басова, Семёнова, Велихова. Ежегодно я бывал в Академии наук на собраниях, и снимал, снимал. Меня увлекли портреты. Я сделал около 100 портретов «Люди науки». Выставка не состоялась, но коллекция у меня осталась.

-Потом наука умерла, страна умерла.

-Да и люди почти все уже ушли.

-Но, наверное, чей-то вклад в науку с годами стал ещё весомее.

-Я снимал тогда молодого Гинзбурга Виталия Лазаревича, тогда никому не известного учёного. Недавно он стал Нобелевским лауреатом.  Я тогда ходил на его семинары, я мало что соображал в физике, но зрелище это было потрясающее. Это был настоящий театр…

Портреты вообще самая востребованная вещь в фотографии. Я люблю снимать портреты, недавно снимал гламур для журнала «ELLE».

-Девушек голых?

-Это не моя тема. Я снимаю чисто портреты. Так как меня всегда привлекало кино, то больше всего у меня портретов людей кино. Для себя я выделяю серию портретов кинорежиссёров. Мне в меньшей степени интересны актёры. Они всегда играют какую-то роль, даже во время фотосъёмки они играют какую-то роль, они не показываются тебе как человек человеку. И вообще режиссёры, как люди, намного интереснее. Актёр он тем и гениальней, чем менее интересен как человек, тем больше ролей он может сыграть. Как пустой сосуд- он гораздо больше способен наполниться, выполнить все желания режиссёров. Редко бывают гениальные актёры умными людьми.

-Но всё же ваша основная тема-тема города.

-Она всегда у меня присутствовала. Я всегда снимал город. Я работал во многих изданиях- в «Известиях», в «Журнале», «Культуре» и т.д. Я никогда не ехал снимать «от и до» по заданию редакции, я всегда делал свою фотографию авторскую. В те времена многие из них не могли печататься. У меня собралась большая коллекция «Ленин с нами», ёрническая, юмористическая серия о том огромном количестве памятников, которые живут среди нас. Самая огромная компания в мире- компания «ЛЕНИН». Недавно я сделал выставку и слайд-фильм, Таня Щербина, моя жена, написала тексты.               

-Но было и другое кино?

-Я как-то уехал поработать на съёмках фильма у своего друга, да так там и сотсался. Фильм был дурацкий, но люди интересные. Мы уехали в Пицунду. И мне не захотелось возвращаться в газетную рутину, и я с тех пор стал свободным фотографом. Потом меня пригласили ещё на другие фильмы. Рита Терехова меня вытащила на свой фильм «Чайка». Хотя фотограф на фильме- это человек четвёртого или пятого эшелона, это не очень интересно. Но я, работая на картинах, снимал то, что мне интересно. Наснимал Абхазию, деревни.

- А что интереснее- пейзаж или человек?

-Человек. Я не представляю себе пейзаж без человека. Мне необходимо, чтобы в пейзаже для масштаба присутствовал или какой-то человек, или след человека, лодка какая-нибудь. Я мир вижу через человека, человеческий масштаб очень важен. Когда открылись границы и появилась возможность ездить по всему миру, я стал снимать города. Городская съёмка  мне всюду интересна. Это всегда присутствие человека, бурлящая жизнь, какие-то сюжеты развиваются прямо на твоих глазах, ты ловишь кульминацию момента, ту, в которой воплощается суть города…

-Это сложно, наверно, в объектив могут кулаком стукнуть…

-Я редко сталкивался с такими проблемами. Чисто человеческое общение может разрядить ситуацию, сохранить объектив в целости.

-А критические  ситуации были? С людьми или с властями в большей степени?

-С людьми чаще.  Ну что власти, ну могут не печатать, или не пустить куда-то, куда хочется. В той же Абхазии  я попал на реку Псоу, когда там первый раз закрывали границу.  Ехал из Сочи в Пицунду со съёмок «Кинотавра», весь в белом и красивом. И я встретился с тем, что люди бурно выражают свои эмоции. Я увлёкся съёмкой, влез во всём белом на чёрный грязный КАМАЗ, но тут меня кто-то довольно грубо за ногу сдёрнул с машины. Я оказался весь в чёрном, меня куда-то поволокли, грозились отобрать плёнку и разбить камеру, по пути плёнку я уже тихонько вынул и спрятал в карман, вставил пустую. Меня спас какой-то военный. Плёнка попала в Франс-Пресс. Подобный случай был потом в Барселоне. Там я попал в район красных фонарей. Я шёл по наитию, снимал, становилось всё интересней и интересней, кончилось тем, что какие-то горячие парни на меня напали с ножом, я как-то выкрутился. На следующий день в Обществе дружбы мне сказали- ходите везде, кроме этого района. Я им ответил- а там то я уже и был!

-Московская школа фотографии есть?

-Московской, я думаю, нет. Есть русская, которая отличается от мировой. Русская школа отличается русской душой, душевностью, не формальной жёсткостью, которой отличается американская фотография, а проникновением  в человеческую суть происходящих явлений. Чтобы сделать хорошую фотографию, как говорил Картье Брессон, нужно на одну линию выстроить глаза, сердце, мозг и объект.

-Получается поза ползущего гада!

-Нет, скорее это поза кого-то летящего. Настоящая фотография- это полёт, прорастание крыльев. Первая моя удачная фотография- «Стрекоза и Муравей». В деревне я снял  случайно мальчика и девочку, мальчик насупленный, девочка летящая. И решающий момент, когда эмоции того и другого персонажа лаконично и ярко выражены.

 -А вообще, спама много идёт, прежде чем получится шедевр?

-Я исповедую теорию решающего мгновения. Поэтому снимаю много, я считаю, что гениальная фотография – это стечение множества случайностей. Все случайности придумать и в голове удержать невозможно. Поэтому, когда чувствуешь, что вот ситуация происходит, то не надо жадничать, надо жать на кнопку. Любое малейшее изменение выражения лица может оказаться существенным. Не то что я снимаю как автомат, но я выжидаю ситуацию, и тогда уже начинаю жать на спуск.

-С  поэтессой  Таней Щербиной вы давно знакомы?

-Познакомились в Париже 10 лет назад. Я приехал на парижское биеннале фотографии, там была выставка в галерее союза фотохудожников. 

-Сочетание фотографа и поэта -насколько оно креативное?

-Чаще, мы, конечно, пересекаемся как журналисты. Часто делаем вместе материалы в журналах. Недавно это вылилось в серию «Портреты Поэзии. Ру». Я естественным образом вошёл в поэзию, мне стало всё это интересно благодаря Тане. Мы вместе сделали книгу «Поэграфия», это тексты и фотографии, которые дополняют друг друга.

-Таня заставляет вас читать свои стихи?

-Я все её новые стихи читаю.

-К тому же у вас обоих украинские корни?

-У Тани казацкие корни. У меня украинские. Мой отец на Украине родился. 

-Вот Москва всё же как котёл, где все перемешиваются и пересекаются. Идёшь, нервничаешь, что столько возможностей. А потом понимаешь, что человек бегает по своей тусовочной нитке.

- Я Москву люблю. Люблю в неё возвращаться. Но мне в одной тусовке не интересно. Я хожу на художественные выставки. Они дают мне материал для размышлений, пробрасывают идеи для своего творчества. Питаться только от фотографии невозможно. Я очень люблю литературу, поэзию, поэтические вечера, это очень много даёт для меня как фотографа.

-А Петербург вы снимали?

- Первый раз попал туда зимой, город показался мне ужасным, хмурым, холодным. Позже появилось много друзей в среде кино, актёров, и сразу город стал для меня солнечным и тёплым. Потом книгу в Питере снимал- он получился солнечный, яркий. У меня спрашивали, где я такой Петербург нашёл? А это состояние души. У меня шикарная фотография Германа, когда он снимал «Хрустаёлв, машину!». Отличные получились портреты Сокурова, Димы Астрахана.

- У вас было много выставок, особенно в 2007 году…

-Прошлый год был юбилейный у меня. День рождения у меня в феврале. И я обычно делаю выставки в феврале. И я сделал выставку «50 годов- 50 городов». Я подумал, что можно подарить себе на 50-летие? Кто-то подарил себе яхту за 50 миллиардов, кто-то построил себе 50 домов, кто-то купил яйцо ювелирное с 50 бриллиантами. Я решил, что сделаю выставку о 50 городах, в которых я побывал. Я вспомнил 400 городов, в которых побывал за свои 50 лет, и отобрал 50 из них. Выставка прошла с большим успехом, было много публикаций о ней. Но за этот год я ещё сделал 8 выставок. Одна была во Франции, другая была посвящена Армении. Был год Армении, выставка очень хорошо легла на тексты Андрея Битова из его книги «Уроки Армении». Ещё выставка была «Детский мир», она проходила в рамках международной конференции о правах ребёнка. В Лондоне и во Франции были выставки «Параллели»- параллели между Россией и Англией, Россией и Францией.

-Параллели прослеживаются?

-Да! Люди везде одинаковы. Всё равно человек везде есть человек. Я всюду снимаю людей,   они очень разные, но очень схожи в своих человеческих проявлениях.

-У вас есть своя формула фотографии?

-Фотография для меня- это образ жизни. Двоякий смысл тут заложен. Фотография как снимок, отражение жизни, и с другой стороны, это образ моей жизни. Я так живу, всё, что есть вокруг, я делю на две части- то, что можно снять и то, что снять на фотоаппарат нельзя. Может это профессиональный идиотизм. Меня никогда не тянуло попасть в Марианскую впадину. Там темно. Никогда не тянуло в космос. Я видел фотографии, сделанные в космосе, они мне неинтересны. Там людей нет.