Ирина Васильева
КОРОЛЕВА МИТЬКОВ
Когда Ире Васильевой было лет 14-15, она с подружкой Катей Прохоровой летом поехала в деревню, в Ферапонтово. Ира и Катя учились в знаменитой СХШ № 1 на Фонтанке 18, втягивавшей в свои стены всех самых талантливых детишек-художников из окружающей городской среды. Недавно, кстати, эта школа сгорела дотла. Папой Кати был профессор Гелиан Михайлович Прохоров, друг и соратник академика Лихачёва, и он-то и прикупил как-то деревенскую избу в местечке, давно облюбованном московской и ленинградской художественной богемой.
Одевались они по простому, типа в сарафаны, ходили по воду босиком, с хворостинками и венками на голове. В таком псевдорусском виде их увидела одна продвинутая московская интеллектуалка, она их приняла за местных колхозниц и спросила у них: «А где ведро картошки можно купить?». Девочки, радостно коверкая русскую речь, отправили даму в избу профессора Прохорова. Там она вместо деда в онучах увидела очкастого интеллигента, всё поняла, расхохоталась. Рисунки Иры Васильевой ей очень понравились, и она спросила: «А Митьков вы не знаете?». Ира никаких Митьков тогда не знала, но московская дама настаивала на том, что в манере живописи юной художницы есть что-то митьковское. Вскоре московская интеллектуалка приехала в Питер и Иру Васильеву с Митьками познакомила- с Флоренскими и Кузярушкой, Андреем Кузнецовым.
Так, в1988 году, будучи ещё школьницей, Ирка Васильева выставила свою линогравюру «Мент протокол пишет, а я прячусь» на выставке ленинградских художников в Манеже в блоке вместе с Митьками. Потом было участие с Митьками в выставке в Гавани.
В СХШ Ирина училась самозабвенно, в свободное время предпочитала посещать художественные выставки, а не ходить в «Гавань» пить пиво или в «Щель» пить шампанское. После СХШ Ира решила поступать в Академию Художеств, так как в школе педагоги своих учеников любили устремлять именно на получение высшего академического образования. Она сдала на пятёрки почти все экзамены по искусству, оставался экзамен по русскому языку и литературе. Но тут так вышло, что она случайно с подругой зашла в Академию Художеств вечером. Там было то ли открытие выставки, то ли преподаватели отмечали чей-то юбилей. Они были под шафе и напоминали пьяных седых сатиров. Девочки были шокированы. Учёные академические мужи смотрели на них яркими похотливыми глазами и иногда что-то похотливое вскрикивали. На Ирку Васильеву напала грустная девичья дума- неужели в течении 5 лет ей придётся всё это видеть и терпеть. И она решила: «Лучше Митьки, чем Академия!».
И у неё началась восхитительная жизнь с Митьками. На каком то митьковском политбюро её официально приняли в группировку. Митьки были в противовес академическим сатирам совсем не похотливыми, они очень верно понимали искусство и продуктивно его оценивали. Ирка потребовала от мамы отдельной коммунальной комнаты для правильной богемной жизни, и мама это сделала для своей дочери. Родители у Иры Васильевой не были художниками, мама работала инженером мостостроителем, а папа инженером конструктором на станкостроительном заводе. Кстати, может, поэтому в творчестве Васильевой такое большое место занимают индустриальные пейзажи и изображения всяких мостов. Всё же хорошим был союз лирики и физики в СССР.
Родителям Иры Васильевой, правда, не очень нравилось, что дочка остаётся без диплома. Мама где-то в газете прочитала о том, что в городе открывается Свободный университет культуры на Литейном проспекте, и она уговорила дочку поучиться там. В Университете было три факультета. На художественном преподавал Тимур Новиков, на кино-видео- некрореалист Юхананов, а также ещё был журналистско- театральный факультет. Ира Васильева выбрала кино, честно отучилась 3 года, принимала участие в постановках ученических фильмов и написала сценарий «Про 7 отрубленных буйных голов». До сих пор мечтает фильм по своему сценарию поставить.
В те же годы Ира Васильева сама стала киноактрисой, снялась у немецкого кинорежиссёра Пауля Бредшуха в фильме «Деревянный башмак». Кого она сыграла в этом фильме- до сих пор сама не знает, скорее всего саму себя. Так как в то время выглядела она очень экстравагантно, ходила в чёрном офицерском морском пальто. Золотые пуговицы она сменила на чёрные, на ногах носила яловые офицерские сапоги, которые подарил ей папа. На голове у неё была шапочка с бобровым верхом, отрезанным от скуфейки прадедушки-хирурга. В целом она была похожа на юношу-монаха. В таком виде её немецкий режиссёр и снял в своём кино. Потом у Иры Васильевой была ещё одна роль- роль японки в фильме Флоренских «Военные трофеи». Чтобы закрыть тему кино в творчестве нашей героини, отметим, что к актёрской профессии она относится чересчур трепетно. Когда Ольга и Саша Флоренские крепили на её теле кимоно при помощи тысячи булавок, она потеряла сознание, подобно барышне Серебряного века.
Кстати, с барышнями Серебряного века её роднит не только эта трепетность. Барышни Серебряного века были экстравагантными, сумасшедшими, но нежными и женственными, удивительнейшим образом сочетая в себе эпатаж и норму, умение любить мужчин и любить детей от этих мужчин.
В юном возрасте Ира познакомилась с другом русско-австрийского авантюриста и писателя Владимира Ярёменко-Толстого. От него она родила двух очаровательных детей- Ваню и Машу. Ваня уже учится на реставратора, а Маша в киновидеотехникуме, предпочтя визуальные искусства пению в хоре радио и телевидения. С биологическим отцом своих детей она быстро поссорилась, но через некоторое время встретила свою новую большую любовь- кинорежиссёра-некрореалиста Дениса Кораблёва.
Митьки сливались для Иры Васильевой в одну мужскую силу, и на каком то этапе некрореалисты в виде общей мужской силы стали казаться ей более рафинированными эстетами и более индивидуализированно привлекательными. Ира Васильева говорит, что влюблялась во всех некрореалистов по очереди очень сильно, пока не вышла замуж за рыженького Дениса Кораблёва. Денис Кораблёв когда то в детстве был соседом писателя Виктора Драгунского и послужил для него прототипом в «Денискиных рассказах». С тех пор Дениска сильно подрос, и у него и Иры Васильевой родился карапуз Гоша. Гоше два с половиной года, и он уже нарисовал свою первую картину красками на холсте больше себя ростом. Будет монументалистом.
Но, как говорил Воланд, жилищный вопрос всех испортил. Ира Васильева живёт с тремя детьми в двух комнатах в гигантской коммуналке. Коммуналка эта столь велика, что стала объектом съёмок многих западных кинематографистов. Коммуналка эта буквой П обвивает целый этаж огромного дома на улице Чайковского, вдоль длиннейшего коридора тянется череда комнат, комнатушек, кухонь и санузлов, коридор этот порезать на отдельные сегменты невозможно. В этой кишке проживает 19 квартиросъёмщиков. Народу раньше было больше. Одна соседка умерла от голода, она была инвалидом и жила на пособие, пособие вовремя не выдали, и она скончалась вся истощённая как во время блокады. Ещё один сосед умер от антисанитарии. Он не мыл полы. Не менял бельё, не выкидывал хабарики и огрызки, от чего жил в грязном гнезде среди хлама и тараканов, подцепил дизентерию и от этого скончался. Вымерла также часть стариков и старушек. Но всё же центр есть центр, историческая аура имперской столицы витает повсюду. Едва ли не каждый день Ира Васильева находит на улице разнообразные ценности. То дубовую панель с резьбой 19 века на помойке обнаружит, то резные ножки, то старинные очки в золотой оправе, то бронзовую ложку с царским вензелем. У Иры просто какой-то уникальный дар по этой части. Как-то на глазах у меня и всех Митьков во главе с Шагиным она нашла мешок шпиона на Гороховой. В середине улицы лежал мешок, в нём оказались резиновые противохимические сапоги, немецкий фотоаппарат, немецкий термос, две сапёрные лопатки, брюки брезентовые, кофе и сахар.
Кроме дара находить экзотические, прекрасные и просто полезные в хозяйстве вещи, Ира Васильева обладает даром привлекать всё самое хорошее, так как она Лев по гороскопу. Однажды во время облавы на квартирных воров её на улице схватила милиция вместе со стайкой подозрительных личностей и отправила на 3 суток в застенки. Иру приняли за маньяка, и она действительно маньяк – маньяк чтения. Она читает всё подряд, книги, газеты, журналы, тексты рекламы и надписи на обёртках. Попав в застенки, начисто лишённые текстов для чтения, Ирка Васильева стала так громко вопить и стучать об двери ногами, что в результате ей выдали хоть что-то, связанное с книгами и текстами- карандаш и бумагу. За трое суток она сделала потрясающие рисунки о тюремной жизни, потом они были опубликованы в журнале «Фас», Ира получила колоссальный гонорар по тем временам- 150 долларов.
Комната в коммунальной квартире в центре города давно уже превратилась в артистическое гнездо, куда часто залетают диковинные птицы- художники, издатели, галеристы, поэты Петербурга, Москвы и всякого зарубежья. Часто от их посещений остаются всякие очень странные, мистические раритеты, которые Ира складывает в большую красивую банку. Левый носок, правый носок. От посещения поэта Андрея Родионова остался шарфик с собственноручной вышивкой Эдуарда Лимонова.
Всё это Денису Кораблёву, однако, стало надоедать. Недавно он сказала Ире: «А чего это ты не свила мне семейное гнёздышко?», на что Ира ответила: «Ты женился на женщине с двумя детьми и живущей в коммуналке. Надо было найти тебе женщину одинокую и с отдельной квартирой, а также с машиной и счётом в банке». Вскоре Денис Кораблёв пришёл и сказал: «А я нашёл такую женщину! Женщину врача!». Васильева и Кораблёв развелись.
От всех этих смачных и мрачных питерских экзистенций творчество Ирины Васильевой да и сама Ирина Васильева расцветают и хорошеют. Всё же почему то некоторые артистические личности должны погружаться глубоко в жизнь со всеми её проявлениями, чтобы творчество их становилось всё более замечательным. Ира любит рисовать нечто совсем неженское. Тюрьму «Кресты», какие-то водонапорные башни и газгольдеры, мосты и Норильские пейзажи. В графике она отображает нелёгкую девичью и женскую долю. Молодая мамаша с коляской, типа воющая на луну среди ночного парка, девица-красавица, которая то шьёт, то грибы маринует, то в ванне читает. Одним из самых удачных проектов Митьков Ира считает выставку «Архетипы», с которой Митьки объездили всю Россию, всюду встречая жаркий интерес зрителей и прессы.
С некоторых пор движение Митьки стало подвзрываться изнутри. Флоренские организовали «Общество любителей живописи и рисования», сделали акцент на отображении индустриализированной природы родного края. Ира теперь иногда раздвояется, второй её ипостасью является Элла Катцнельбоген. Королева Митьков, как её прозвал поэт Всеволод Емелин, живёт трудной, но всё же королевской жизнью. Сама прибивает гвозди, останавливает на ходу движущиеся предметы, входит в избы, светящиеся яркими огнями. На сегодняшний день- она одна из лучших графиков Петербурга. Особенно меня потряс её римейк на автопортрет Рембрандта. Этакий Рембрандт-женщина, королева с крысиной затравленной ухмылкой и королевской мудростью, никаких сантиментов и розовых соплей.
