ИГОРЬ ЗАХАРОВ
А ПОДАТЬ СЮДА СОРОКИНА!
Издательство
«Захаров» спряталось в московском тихом дворике поблизости от Старого Арбата.
Делаешь несколько шагов в полуподвал, и оказываешься в книжной лавке. Тишина,
золотистый полумрак, всё заставлено книгами. Хозяин этого сонного царства в
отдельном кабинете, за огромным антикварным столом, заваленным рукописями и
книгами. Справа- бронзовый Николай 1 в треуголке. Присутствие компьютера
неощутимо, скорее всего его в этом кабинете нет. Хозяин этой книжной обители Игорь
Валентинович Захаров – с мечтательным счастливым лицом, совсем не похож на
жителя гигантского мегаполиса под названием Москва начала 21 века...
-Я родился в первой половине 20 века, в 48 году, в славном городе Ленинграде., окончил филологический факультет университета и был амбициозным молодым человеком. Зная, что всё хорошее в столице- слава, деньги и т.п., я отправился в Москву.
Если Чубайса, перекочевавшего из Петербурга в столицу на заработки, называют представителем первой волны, Кудрина- нулевой, то я был, пожалуй, предтечей всех этих гастарбайтеров. У меня была добрая подруга из Москвы. Её родители были дипломаты, они уехали и оставили девушку учиться в Ленинграде, на филфаке. Выяснилось, что можно сделать две приятные вещи -жениться и уехать в Москву. А в то время была прописка, что было пострашнее, чем ныне так раздражающая всех регистрация по месту жительства Лужкова. Раньше все были равны, а некоторые ещё равнее...
-И вы бросили девушку, на которой выехали в Москву?
-Нет, мы поженились, родили дочь и честно прожили вместе 20 лет. Я уже дедушка. Прошло 20 лет, в течении которых я работал журналистом и редактором в АПН. Наступил 1990 год. Один из моих подчинённых становится звездой перестроечной журналистики и создаёт свою «Независимую газету», первую, национальную, ежедневную- всё было первым тогда, всё впервые. И зовёт меня первым и единственным заместителем себя, главного редактора. У нас тогда не было ничего- ни денег, ни помещения, ни сотрудников. И мы начинаем выпускать «Независимую газету». Это был хороший шанс, который мне не хотелось упустить. Меня хватило на 1, 5 года. Когда на очередном обсуждении номера вдруг все стали волноваться, а что скажет Ельцин или его министр по поводу какой-то статьи, которую мы собирались публиковать в следующем номере, я сказал: «Ну всё, хватит. Я этого накушался при Советской власти». И я нашёл себе отличную синекуру в виде редактора -консультанта англоязычной газеты «Москау-таймс», которую иностранцы издавали для себя здесь в Москве. Нужно же им было, чтобы хоть один русский человек объяснил им, что происходит вокруг. 1992-1993 год. У меня спрашивают, например: « «Яблоко»- это кто? Явлинский, Болдырев... А Болдырев- это кто?» . Я отвечаю: «Ему за 30, милый, интеллигентный, говорят, что он взяток не берёт, ходит в чёрном костюме с коричневыми ботинками...». «О кей! Мы понимаем! Коричневые ботинки...», - отвечали мне. Вот я такой был редактор-консультант.
-Вы рассказываете уже о девяностых годах прошлого века, а когда же дело дошло до книгоиздания?
- Есть такая поговорка, ещё в 19 веке она возникла - «Он любит книги больше денег». Это про меня. К тому же близилось моё 50-летие. Если после 50 ничего не сделать кардинального, то так и проскочишь до пенсии, а потом помрёшь. И так оно всё сложилось, что я второй раз женился, опять родил дочь, что означало- новый крест на ближайшие 20 лет, и помирать ни в коем случае нельзя. И книжки... Я по прежнему считаю себя редактором периодических изданий, но что такое журнал или газета? Работаешь, стараешься, вкладываешь все свои силы в своё детище- а срок его жизни- день –два -месяц в лучшем случае. Кто сейчас хранит периодику? Никто! А книжка- это тоже самое, те же труды, только объём побольше, и к тому же у неё срок жизни иной- ты помрёшь, а книжка останется. И если не ждать, что кто-то гениальный придёт и принесёт свой роман, ты его издашь и прославишься- то остаётся нон-фикшн. Это всегда интересно- чья-то биография, мемуары. Это всегда хорошо, как роман, но ещё это и правда. Если всё это сложить- то вот так я в 1997 году стал книгоиздателем. К этому ещё можно прибавить субъективный фактор, дружеские отношения с тогдашним министром печати Владимиром Григорьевым. Он спрашивал игриво меня при каждой встрече: «Ну когда ты начнёшь книжками заниматься? Ты же прирождённый книгоиздатель!». Я ему отвечал: «Да брось ты, Вовка, мне есть чем заняться!». Однажды я ему вдруг ответил: «А давай!». Это было неожиданно и для него, и для меня, это был перевод отношений в другую реальность. Он не ожидал такого ответа, но выдержал этот удар, и мы создали с ним закрытое акционерное общество «Захаров», в нём 80 процентов принадлежало «Вагриусу», а 20-«Захарову».
-«Вагриус» в то время был уже крупнейшим издательством!
-Да, первым новым издательством, как и «Независимая газета». И меня всё устраивало, так как я считал- не барское это дело, возиться с оптовиками, складами и закупкой бумаги. Возник вопрос- что издавать? Я решил сразу- мемуары. В 1997 году ничего не было- только про Ленина, про Карла Маркса и Чайковского. Очевидно, что необходимо было издать самое интересное- про Наполеона, Елизавету Вторую, про знаменитых русских современников. В то время самой знаменитой была Алла Пугачёва. Видит Бог, что она не героиня моего романа, но это бесспорная вещь. Понятно, что писать она о себе не будет, и я сделал то, что называется неавторизованной биографией, невизированным текстом. Я нашёл правильного автора, который за пол года написал изящный, добротный текст. Я предвкушал получить 20-30 тысяч прибыли, но вместо этого получил от «Вагриуса» счёт за телевизионную рекламу книги, покрывающий всё прибыль. Это был хороший урок, показавший мне, что нужно брать под контроль весь процесс, включая самый главный этап- получение денег. Я расстался с «Вагриусом» в хороших отношениях, ибо я довольно дёшево заплатил за полезный урок. С тех пор я сам собою обладаю на 100 процентов.
-А что было после Пугачевой?
-Конечно, Раневская. Однажды я купил в магазине маленькую книжечку, тиражом 500 экземпляров, изданную за свой счёт внуком Раневской- Эрзосом. Это был, конечно не внук, воспитывался у Вульфов, с которыми Раневская дружила, ему 60 лет, он профессор архитектуры и у него явно литературный талант. Я заказал ему написание биографии, и он это сделал. Тогда же я попросил написать один текст декана факультета журналистики- он его до сих пор пишет, это мой рекордсмен. Бенедикт Сарнов за 5 лет дошёл до 50-го года, ему ещё 50 лет надо описывать... Тогда же я издал биографию английской королевы, и переводчиком был некто Григорий Чхартишвили...
-О!!!
-Я ему во время заплатил, потому что он хорошо себя вёл. Через 3 месяца он позвонил мне и спросил, у кого бы можно было бы попытаться издать его роман. Я любопытен, и попросил дать мне почитать. Мне понравился его интеллигентный детектив с главным героем Фандориным. Это не бандитские и Кремлёвские разборки, это про меня и для меня. Я могу сопереживать Эрасту Петровичу, как Дориану Грею, князю Волконскому и т.д. Я достаточно далеко смотрю вперёд, я считаю, что надо идти на пол шага впереди прогресса- на пол шага, но не на три, иначе проиграешь. Короче, 12 романов Акунина мною изданы. И когда он, отдавая мне своё очередное детище, говорит, что это всё- как можно этому верить? Этому нельзя верить как женщине, вышедшей только что из роддома и говорящей раздражённо: «Ну чтоб такое ещё раз?! Да никогда!». Заявляю, что очередной, 11 роман про Фандорина появится у меня в следующем, 2005 году. Пелагия, или внук, или «Кладбищенские истории»- это, пожалуйста, у других, Акунин пробует себя и в других издательствах. Но Фандорин- это моё. По договору права на издание длятся 3 года после последней книги, а так как Акунин пишет постоянно, никаких революционных изменений с Фандориным не предвидится.
-Последнее время Акуниным интересуются голубые сайты...
-Ну и пусть интересуются и пишут. Они и про нас с вами напишут. Это нормально. Если эта тема вас интересует, я издал переписку П.И.Чайковского и Надежды Филаретовны фон Мекк. На 4 стороне обложки я пишу: «Это 15-летняя переписка двух совершенно разных, полярно противоположных людей, которые ни разу друг друга не видели - композитора-гомосексуалиста и многодетной вдовы миллионера». Я получаю массу попрёков: «Мы любим Чайковского не за это!». Я им отвечаю, что у меня написано о переписке, а не о том, что Чайковский –гей. Если вы не видите разницы –это ваши проблемы.
-А как вы Сорокина из «Ад Маргинема» переманили?
-Моё основное занятие- поиск мемуаров, поиск переводчиков. Лишь иногда я издаю художественную литературу. У меня есть самотёк- вон та гора рукописей, я иногда туда заглядываю. Недавно раскопал дамский роман, написанный от лица мужчины женщиной, что-то в стиле молодой Токаревой. Любовь есть, но она скрывается. «36 недель» называется роман- по числу недель беременности, у него неожиданный конец. Я собираюсь издать классика нашей литературы Венедикта Ерофеева- три тома его записных книжек, но у меня нет ни одного живого классика. Что бы ни говорили о Владимире Сорокине, сильнее его писателя нет на сегодняшний день.
-А Мамлеев?
-Нет, это всё уже наше прошлое, не сегодняшний день.
-Ну почему, это наше прошлое с точки зрения центра Москвы, а стоит выехать на окраины и вглубь России- большинство россиян живут по Мамлееву, среди кровь сосущих ближних и мертвецов, прикинувшихся живыми.
-У меня нет машины, и я не выхожу за пределы Садового кольца. И так далее. Сорокин! Захотел Сорокина! Да, соблазнил его деньгами. К тому же у меня компания получше. Иванов оставил ему, мне кажется, не совсем подходящее место между Трегубовой и Прохановым. Я ему предложил место рядом с Акуниным и Наполеоном.
-Вас прельстили последние романы Сорокина его отходом от доведения сущего до предельной степени кретинизма и поиском им новой позитивности, когда писателем предлагается хоть что-то святое?
-Да, был шум от его последних книг- как если бы Бунин вдруг превратился бы в Куприна. Тот же издатель Александр Иванов издевается, говорит, что я Сорокину предложил похоронное бюро по высшему разряду. У меня же бол.ьше мертвяков в издательстве- и их я люблю. И вообще мне 19 век больше нравится.
-А, вас притянуло нежное изображение предыстории со льдом, относящееся к вашему любимому столетию?
-Но там же история вплотную подходит к нашим дням.
-Да, размах Сорокинской фантазии потрясает- согласно романам «Лёд» и «Путь Бро» ему надо набрать 23 тысячи долбанутых льдом по сердцу и заговоривших им.
-По- моему, Сорокин так и собирается назвать третью часть своей трилогии- «23 тысячи». Но, может, это будет другое название, потому что я собираюсь издать переводной роман под названием «Миллиард».
-Кого бы вы хотели издать, но не издали?
-Высший комплимент, который издатель может сделать писателю: «Как жаль, что не я!». В своё время не я издал «Кысь» Татьяны Толстой, о чём жалею.
-А как в вашем издательстве обстоят дела с поэзией?
-Нравятся мне кошки, нравится мне Элиот, нравится мне переводчик Петаки. Я сделал уже три переиздания Элиота. Другое дело – Вера Павлова. Совершенно случайно, чуть ли не в журнале «Огонёк», я прочитал подборку её стихов, я всё там понял, и всё мне понравилось. «А подать мне Веру Павлову!», воскликнул я- и мне её подали.
-А есть ли у вас любимая строчка из Веры Павловой?
-У меня сама Вера Павлова любимая. Но из этого не надо делать профессию. Я не собираюсь становиться придворным издателем одного автора. Даже не Акунин, не Чхартишвили- а только Фандорин! В 1998 году- куда не взглянешь- какую газету ни откроешь- всюду Маша Арбатова! «Подать сюда Машу Арбатову!». А напиши- ка мне Маша документальную историю своей жизни. Она написала «Мне 40 лет», эта книжка выдержала тиражей 10. И противно, и гадко, и терпеть я её не могу, а интересно. Я часто использую авторов для своих целей. У меня как то сидела дама из театрального мира, она мне рассказала про вечную любовь Андрея Миронова- про Татьяну Егорову. И женился то он на разных, а любил её одну и умер на её руках. Ко мне привели Татьяну Егорову, я увидел, как она заново всё переживает, и понял, что она сможет написать книгу о большой любви. Хотя Андрей Миронов- тоже не герой моего романа. Она приходила раз в неделю, и приносила мне одну главу или несколько страниц, отпечатанных на старой механической печатной машинке, я ей платил по 1 доллару за страницу, она на это жила. Я её издал, и это стало бестселлером. По совокупному тиражу это больше, чем любой роман Акунина. Раневская стоит на втором месте. Сейчас Татьяна Егорова пишет роман про современность. Я ей говорю: «Не верю!», но за ней уже очередь из издателей, некоторые ей подсовывают по 1000 долларов аванса, так хотят её прочитать. И вот на прошлой неделе она принесла мне последние 50 страниц рукописи! И я думаю, что до конца года появится новая книга Татьяны Егоровой, которая называется «Русская роза». Русская роза- это крапива. Это опять любовный треугольник, узнаваемые лица, и это будет популярным. Любое издание- игра в тёмную, но при условии, что это должно понравится мне. Если это нравится мне, то оно понравится и вам, и вашему дяде и всем.
-У вас так много книг в издательстве. Это, наверное, часть вашей личной библиотеки?
-У меня
двухэтажная квартира, мансарда,
-У вас много кошек?
-Нет, одна. Всего должно быть по одному. Одна дочка подросла, я завёл себе другую. Иметь трёх любовниц- это, наверно, интересно, но хлопотно.
-Всего по одному, кроме книг!
-Книги- это моя жизнь. То, за что вы платите деньги, я читаю раньше, бесплатно и ещё за это получаю деньги.
-А за что вы так любите 19 век?
-В 20 веке было слишком много неприятного. Я люблю 19 век за то, что, как на обложке у Акунина написано, «в 19 веке преступления и их раскрытия совершались со вкусом и изяществом». Хотя я сейчас отправляю в типографию «Анатомию российской элиты». А до этого отправлял «Вторую Чеченскую» Анны Политковской, а до этого Шендеровича- о том, как закрывали НТВ. Так что от этого никуда не денешься. Та же Лена Трегубова сидела весной в этом кресле. И я ей честно сказал, что её текст- не тот, ради которого я готов идти на прямую конфронтацию с Кремлём. Если ей так хочется, пусть за счёт своего спонсора издаст 1000 экземпляров, разбросает в Думе, а потом подумаем, годится ли нам это или нет. Если это очень интересно- я готов издать, при этом глубоко задумавшись, как издать, но при этом остаться живым и на свободе. Если не так интересно- вот Березовский издал трёхтомник своих статей- и кто их покупает? А я ведь живу только на деньги читателей. В этом есть чистота. Можно поносить своих читателей, за то что они тупые, не то читают, вообще ничего не читают, но других то нет.
-Но ведь вы их сами отчасти формируете!
-Да, я их формирую, даже теми же мемуарами 19 века. Я показываю, что можно жить иначе! Вот всё время понижается уровень- ещё глупее, ещё грязнее, ещё противнее! У меня спрашивают, почему я не издаю порнографию? Да потому что очень мало кому это порнография нужна.
-Вы любитель антиквариата?
-Этот стол я из Петербурга привёз. Сохранилась фотография- вокруг этого стола сидят Бердяев, Вячеслав Иванов, Андрей Белый и Гершензон, и они обсуждают сборник «Вехи». Этот стол мне достался от внучки Гершензона, он стоял у неё на даче и погибал. Я его реставрировал.
-Скучаете по Петербургу?
-Треть века назад я уехал, и был уверен, что в Петербург вернусь. И сейчас уверен, что вернусь. Я сохраняю там квартиру. Я считаю, что жить надо в Петербурге, а работать в Москве.